Естественно, возникает вопрос: двигал ли Мариэттой Шагинян в отношениях к Рахманинову, Белому, Блоку один лишь литературный интерес или все же примешивался эротический? В воспоминаниях «Человек и время» есть смешной пассаж, где Шагинян яростно обрушилась на кинематограф, который тиражирует «поцелуй, имитирующий половой акт», и она говорит, что это — «убиение любви». «С полной ответственностью, абсолютно правдиво могу сказать, что мое поколение, все, кого я знала вокруг себя как друзей и современников, не были знакомы с такой техникой поцелуя. Сужу по себе: я никогда ни разу так не целовалась и надеюсь — в свои восемьдесят три года — уже никогда так не поцеловаться».
Забавно, да? Хотя однажды, видя, как кокетничает молодая женщина, помогающая ей, с пришедшим журналистом, Шагинян воскликнула: «Я совсем не ханжа, деточка, я целовалась с Бухариным…»
В технике коммунистического поцелуя?..
Бухарин возник кстати, как знак новой эпохи. Как в нее вписалась Шагинян? Можно сказать, вполне органично. Вот как ее увидел Георгий Адамович — глазами русского эмигранта: «Мариэтта Шагинян, как известно, — писательница, чрезвычайно „созвучная эпохе“, крайне усердная и верная революционная „попутчица“. Она сама недавно объяснила („Новый быт и искусство“), почему это с ней произошло. Во-первых: „Надо стремиться честно понять современность и идти с ней в ногу…“ Во-вторых: „…Я не понимаю, как можно не хотеть узнать лицо человека, который спит рядом“. Желание законное и естественное — слов нет. Но с каких это пор Мариэтта Шагинян не только шагает в ногу с Революцией, но и спит с ней» (19 июня 1927).
В 1924 году Шагинян создала агитационно-пропагандистский детектив «Месс Менд, или Янки в Петрограде». В самом начале 30-х выходит ее роман «Гидроцентраль», посвященный теме пятилеток. Она пишет серию романов о Ленине, где сплавляет публицистику с исследованием, создает многочисленные воспоминания и монографии о Тарасе Шевченко и Уильяме Блейке, о Гоголе и Низами, о Шолохове и Шолом-Алейхеме, о Гегеле и Исаакяне и т. д. Она вся в работе. Она — член партии с 1942 года, доктор наук, лауреат Сталинской и Ленинской премий, Герой Социалистического Труда, с 1934 года до самой смерти Шагинян входила в правление Союза писателей СССР, была членом президиума всех писательских съездов…
Помимо всего этого, Шагинян — страстная путешественница (и то, что видела, описывала; первая очерковая книга «Путешествие в Веймар», 1914 год). «Не в первый, не во второй раз все эти Кельны и Аахены, да и сам Париж…», — ворчала Шагинян, но снова отправлялась в Европу и с удовольствием включила в свою книгу сетованье пограничников: «Бабуся, и что вы все ездите? Пора бы костям отдых дать!»
Все ли было безоблачно в ее жизни? Так не бывает. Шагинян тоже попадала под огонь критики, но никогда не шла речь о репрессиях. Когда она прочитала в газете, что Фадеев застрелился в состоянии запоя, она страшно возмутилась, куда-то звонила наверх и угрожала, что последует примеру Фадеева. Естественно, это был всего лишь взбрык ее вздорного характера. В 1967 году, работая над своей ленинианой, она докопалась до документов, из которых явствовало, что мать Ленина была дочерью еврея-выкреста Бланка. Со своим открытием Шагинян поспешила к Поспелову. Тот пришел в ужас. «Я не смею доложить это в ЦК». В итоге, как отмечает Корней Чуковский, «Шагинянше запретили печатать об этом».
Так что писать исследовательские книги в советские времена — дело было далеко не простое. Очень придирчива была к Шагинян Анна Ахматова, в августе 1940 года она сказала Лидии Чуковский: «Как вечно у Шагинян ценные догадки перепутана с сущим вздором».
Шагинян сохранила работоспособность до глубокой старости. Свою книгу «Человек и место» она закончила следующими точными цифрами: «90 лет и 4 месяца, Переделкино — Москва, 31 июля 1978 года».
«Почему я так сохранилась в свои годы? — отвечала она на вопрос Ирины Гуро. — Потому что, если что-то мне не нравится, я выключаю аппарат, а вы без конца слушаете всякие глупости».
Слуховой аппарат для Шагинян был как регулятор современной жизни: чуть что, она сразу его выключала. К потере слуха прибавилась потеря зрения. Шагинян уже приходилось не самой писать, а диктовать. Когда Шагинян попала в больницу, к ней приходила внучка Лена и вслух читала ей письма Шостаковича, а затем записывала то, что диктовала ей Мариэтта Сергеевна. Когда однажды Лена стала рассказывать новости, в ответ прозвучало: «Прекрати! Все это ерундистика! Не трать попусту время. Давай работать. На чем мы остановились?..»
Мариэтта Шагинян умерла в 94 года. «Редкий случай, когда грешно сказать: не дожила, не доработала, не успела, — писал в связи с ее смертью Федор Абрамов. — Мариэтта Сергеевна прожила громадную жизнь, написала баснословно много и, что называется, реализовала себя полностью… Да, чудо-человек. Человек-феномен, человек-уникум… Свою последнюю книгу она дописала после 90 лет, уже почти слепая…»
«Жадность к жизни, прямота, бесстрашие и аскетизм в быту», — подвел слагаемые ее жизни Федор Абрамов. Он как бы немного завидовал Шагинян, по крайней мере, ее долголетию и ее самореализации, сам он умер на следующий год после смерти Шагинян, в возрасте 53-ти лет, то есть прожил почти вдвое меньше.
ШМЕЛЁВ
Иван Сергеевич
21. IX(3.X).1873, Москва — 24.VI.1950, Бюсси-ан-От, Франция
Мастер сказа, наследник лучших традиций Лескова, Шмелев родился в замоскворечной Кадашевской слободе в богатой купеческой семье. «Мы из торговых крестьян, — вспоминал писатель, — коренные москвичи старой веры». Мать Евлампия Гавриловна, окончившая Институт благородных девиц, научила Шмелева грамоте, а затем приучила к литературе. Особенно полюбил Ваня Шмелев книги Мельникова-Печерского, а также Жюля Верна и Майна Рида. Мальчик рос смышленным и бойким. За постоянную болтовню на уроках в первом классе гимназии будущего писателя прозвали «римским оратором».
Свой первый рассказ «У мельницы» Шмелев написал еще в гимназические годы. Под впечатлением свадебного путешествия (он женился на Ольге Охтерлони) на Валаам Шмелев написал очерки «На скалах Валаама». Обер-прокурор Святейшего синода Победоносцев усмотрел в них крамолу, однако книга все же вышла в свет, изрядно исковерканная цензурой, в 1897 году. Это отбило охоту у Шмелева заниматься сочинительством. Он заканчивает Московский университет и в течение 8-ми лет служит чиновников во Владимирской казенной палате. Годы эти обогатили его знанием уездной России. «Я знал столицу, мелкий ремесленный люд, уклад купеческой жизни, — отмечал Шмелев. — Теперь я узнал деревню, провинциальное чиновничество, фабричные районы, мелкопоместное дворянство».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});