Читать интересную книгу Записки рецидивиста - Виктор Пономарев

Километров за двадцать до города-героя Санек повеселел, остановил машину и сказал:

— А давай-ка, Дима, еще вмажем. Да надо машину бросать, на ней я в город не поеду. Точняк заловят.

Всю дорогу молчавший Хома тоже оживился, спросил:

— А ночевать где? Здесь, что ли? У меня брат в Волжском двоюродный. Можно было к нему заехать.

— Пока, Хома, заезжать никуда не будем. Я что думаю, — сказал Санек, — сейчас надо от «антилопы» избавиться. А не то мы на ней как раз в ментовку попадем. А добираться до Волгограда на попутных будем.

— Слушай, Санек, ты прав. Давай лайбу сейчас куда-нибудь под откос пустим покувыркаться, — предложил я. — И пусть менты потом нас по больницам ищут. Дадим ментам такую наводку.

— Этот вариант не пройдет. Я сам, пока ехали, думал над ним. Менты, они тоже не дураки. Могут не клюнуть на эту инсценировку. Лучше мы машину в кювет отгоним и оставим прямо с ключами. Ночью до хрена любопытных тут ездит. Пусть угоняют. Могут подумать, какой-нибудь пьяный любитель «лохматых сейфов» с бабой в кусты заперся. Рядом видишь, какая чудная лесополоса для этого дела приспособлена. Если кто угонит наш «жигуль», пусть тому вдвойне хуже будет. Пусть сам потом с ментами разбирается и за все наши похождения отдувается, — сказал Санек.

— Ну ты, братан, голова. Прямо Черчилль настоящий, — подумав, ответил я. — Тогда давай сваливать. Оружие и жратву забираем. Ты, Санек, от ружья приклад отстегни, а то в сумку не влезет. Главное, из рабства мы вырвались, теперь нам не хватало ментам «затяпаться».

Мы быстро собрали шмотки. Санек отогнал «Жигули» с обочины дороги в кювет, выключил мотор. И мы, немного отойдя от машины, стали дожидаться какой-нибудь попутной. Наш классный «прикид» давал основание полагать, что и ночью нас кто-нибудь подберет на дороге. Да и «отмазка» у нас была клевая: вон машина обломалась, стоит. И, глянув на пустую машину, я подумал: когда я еще на такой покатаюсь? Всю жизнь меня на «воронках» и в вагонзаках катали. Вот где всласть я накатался. Бывало, «идешь по блоку» (из одной зоны в другую), так по два-три месяца из вагона не вылазишь, кроме как на оправку. Пожалуй, года два я на колесах и провел.

6

Только третья машина остановилась на наши взмахи руками. Это был красный «Москвич» с астраханскими номерами, за рулем сидел молодой парень кавказской наружности. Через открытое окошко он спросил:

— Что, обломались?

— Да, землячок, — ответил я. — До Волгограда подбрось?

— Садитесь.

Втроем мы сели в машину. Я сел спереди, а саквояж с оружием поставил у себя между ног. Пока ехали, разговорились. Парня зовут Курбан, сам из Махачкалы, а в Астрахани брат старший живет, и машина брата.

Санек ничего лучшего не придумал, как представить нас учеными, занимающимися раскопками курганов, что остались после Чингисхана.

— И нашли чего? — поинтересовался Курбан.

— Ага, нашли. Мы там в районе Элисты нашли вставные челюсти размером с самогонный аппарат, — пошутил я, вспомнив слова из песни Володи Высоцкого. — Нам тоже не помешало бы сейчас свои челюсти размять немного. Давай, Санек, банкуй, а то наш профессор Паниковский совсем что-то загрустил.

Санек достал из сумки водку, закусь. Курбан оказался малым с понятиями. Он свернул на обочину и остановил машину. Стали ужинать. От водки Курбан отказался, поел только. А мы выпили, закусили. Настроение поднялось. Я спросил Курбана:

— Тебе, Курбан, в день рождения отец с матерью подарки дарили?

— Конечно. У нас так принято, — ответил парень.

— Мы тоже хотим тебе подарок сделать.

— Так у меня день рождения еще не скоро.

— А это не имеет значения. Это на будущий твой день рождения, — сказал я и достал из сумки разобранное ружье, подумав при этом: «Зачем нам оно? Куда мы с ним? Автомата и пистолета за глаза нам с Саньком хватит». Хому я в расчет не принимал. Я давно определил ему роль «каина» (нестойкого участника воровской группы).

— Вот, держи, Курбан. Будешь на сайгаков охотиться, — сказал я и протянул парню ружье. — Патронташ тоже возьми.

Парень взял в руки ружье, и я заметил, как заблестели у него глаза. Он долго ничего не мог сказать от неожиданности, а потом сказал:

— Большое вам спасибо за подарок. Таких подарков у меня в жизни еще не было. Если вы скажете мне сейчас отвезти вас в Нью-Йорк, я, клянусь, отвезу вас туда.

Потом Курбан вырулил на дорогу, и мы поехали. Въехали в Волгоград, проехали «Родину-мать», освещенную ночными огнями.

— Куда вас везти? — спросил Курбан.

— Никуда, Курбан, не надо. Довези нас до железнодорожного вокзала, — сказал я.

— А потом вам куда надо ехать? Случаем, не в Астрахань? Я туда сейчас поеду, к утру там буду.

— Да нам как раз туда и надо, — сообразил я выгодность такого маршрута. Главное, нам нужно слинять как можно дальше, не светясь на вокзалах. Это прописная истина уголовных наук, одним словом, аксиома.

— Все, значит, едем вместе, — воскликнул Курбан. — За такой подарок я вас на край света отвезу.

Только Хома запротестовал, попросил высадить его в Волгограде на автостанции, к брату в Волжский поедет. Заехали на автостанцию, что за железнодорожным вокзалом, вышли из машины. Попрощались с Хомой. Я достал пятьсот рублей, протянул Хоме.

— Это тебе, «профессор», на первое время хватит. Езжай к родственникам своим, может, у тебя жизнь наладится. Не поминай лихом, если что не так было.

Пьяненький Хома долго нас благодарил, обнимал со слезами на глазах. Уже потом у Санька я спросил, правильно ли я поступил с кодляковыми бабками.

— Правильно, Дима. Если мы не поможем старику, то кому он нужен? Да и атасником бедняга был, когда мы магазин «бомбили». Так что он честно заработал свои бабки, — ответил Санек.

Прихватив в буфете автовокзала еще бухалова, втроем уже мы сели в машину, заехали на заправку, Курбан заправил «Москвич» под завязку.

Я вспомнил кента Володю, с которым мы «фестивалили» в Волгограде и «оттягивались» по полной программе, после чего я и попал в рабство. А какова его судьба? Надо заехать к его брату Николаю, узнать да свои «оправилы» и шмотки забрать. Я попросил Курбана заехать по адресу, что он и сделал. На хате была жена Николая, она-то и рассказала о событиях с того дня, как я пропал совсем. Володя, оказывается, в тот вечер в «трезвак» (вытрезвитель) попал. Менты его замели, когда он из кабака, где мы сидели, отлить вышел. А сейчас Володя у Николая на строительстве канала работает. Должны дня через два приехать.

— Передайте Володе привет. Скажите, что у меня все нормально. Но обстоятельства заставляют уехать. Друзей встретил, у них и гостил все это время, — сказал я, забрал свою сумку и вышел из хаты.

Потом мы выехали на астраханскую трассу. Часа два мы с Саньком покемарили на заднем сиденье. Я проснулся, захотел по малой нужде, сказал Курбану остановиться. Разбудил и Санька, вышли из машины. В свете «волчьего солнышка» нам открылась дивная панорама: Волга, камыши по-над берегом, повыше — кустарник. Вдалеке я заметил несколько костров на берегу. И мне пришла в голову хорошая мысль:

— А что, если мы здесь заночуем? Лучше «химани» и не придумать. Курбану тоже отдохнуть надо, вон за баранкой сколько сидит уже. Кстати, Санек, нам поросенка надо зажарить, а то пропадет мясо. Курбан-то все равно свинину не ест, так мы схаваем.

Решили сделать привал. Курбан пошел спать в машину, а мы развели костер. Кинжалом я вырубил две рогатины, воткнул в землю у костра. На палку-вертел насадил поросенка и подвесил ее на рогатины. Пока крутил вертел и жарил поросенка, сам немного задремал. Запах горелого мяса вернул меня из «страны дураков». Хотя чуть-чуть и подгорел у поросенка один бок, но вкуснятина получилась изумительная. Вдвоем с Саньком под водку мы почти прикончили поросенка и упали на землю, успев постелить на нее чехлы с сидений.

Было светло, солнце нехотя вылазило из-за горизонта, когда нас разбудил Курбан.

— Дим Димыч, Александр Петрович, ехать надо, — сказал Курбан. Так мы представились ему, когда знакомились вчера. Он нас, как старших, и называл по имени и отчеству.

Мы поднялись, было свежо, все-таки только середина мая. Однако я не преминул снять с себя шмотки и пойти окунуться в Волгу. Когда, отряхиваясь, вышел на берег, то увидел очень удивленное лицо Курбана. Его сильно поразили полотна живописи на моем теле, на что я даже пошутил:

— Налетай, не скупись, покупай живопись.

А Курбан сказал:

— Я много видел разных наколок, но таких еще не видел. Вы, наверное, много сидели в тюрьме?

— С чего ты взял, Курбан? Какая тюрьма? Это я наколол еще в детском саду, а потом в пионерском лагере, — смеясь, сказал я. Но потом уже серьезно продолжил: — Да, Курбан, я много сидел. Еще в детстве при Сталине сел. Вот они, ошибки молодости, и остались на моем теле.