Читать интересную книгу История России XX век. Эпоха сталинизма (1923–1953). Том II - Коллектив авторов

Национальные ценности составляют честь и славу каждого народа и посему находят место и в Вечном Божием Царстве. Мы никогда не забываем слов Священного Писания о том, что цари земные принесут в Небесный Божий Град славу и честь свою и славу своих народов (Откр. 21, 24,26). Таким образом, создание сего храма является укреплением нашей веры в Вашу историческую миссию.

Вы воздвигли дом Небесному Владыке. Да пошлет же Он Свое благословение и на дело Вашего государственного строительства, на создание Вашей народной империи. Бог да укрепит Вас и германский народ в борьбе с враждебными силами, желающими гибели и нашего народа. Да подаст Он Вам, Вашей стране, Вашему Правительству и воинству здравие, благоденствие и во всем благое поспешение на многая лета». (Церковная жизнь. 1938. № 5–6). Не забудем, что к дате этого послания – июню 1938 г. – гонения на Католическую Церковь достигли большой силы, уже была присоединена к рейху Австрия, десятки тысяч немцев брошены в концентрационные лагеря, а погромы и притеснения евреев стали обычным делом в Германии.

Подписанный 23 августа 1939 г. пакт Молотова – Риббентропа, развязавший руки Гитлеру, чтобы начать Мировую войну, совместное с немцами нападение Сталина на Польшу несколько охладили профашистские и пронемецкие настроения правых, но далеко не целиком.

Многие эмигранты пережили советскую агрессию против Польши, Прибалтики и Финляндии как личное оскорбление своего национального чувства. Некоторые после этого даже постарались забыть, что они русские, так им было стыдно за родину-агрессора. Владимир Набоков, обращаясь к России, написал осенью 1939 г. одно из самых пронзительных своих стихотворений: «Отвяжись, я тебя умоляю…», заканчивающееся строфой: «Ибо годы прошли и столетья, / и за горе, за муку, за стыд, / поздно, поздно, никто не ответит, / и душа никому не простит».

Свидетельство очевидца

С четкостью опытного политика Петр Струве в это время (9 декабря 1939 г.) писал: «Моя точка зрения сводится к формуле: в один мешок. И национал-социализм, и большевизм должны не только реально, но, главное, духовно попасть в «один мешок». Сейчас очень немногие это понимают в полном объеме <…>, хотя, казалось бы, после соединенного насильства над Польшей и Финляндией, положение должно было бы быть ясно». Цит. по: А. Гапоненков. Эпистолярный диалог Петра Струве и Семена Франка (1922–1944) // Общая тетрадь. Вестник Московской школы политических исследований. 2010. № 1(51). С. 120.

Война обострила дилемму некоторых эмигрантов: как совместить личные мнения или тактические соображения с солидарностью, не за страх, а за совесть, с приютившей их страной. Во Франции, где к тому времени еще жило около 90 000 русских эмигрантов – две трети от общего числа русских в Европе, – и где правые настроения не очень привились, а боевые организации (РОВС, НСМП), жаждавшие противобольшевицких действий, были уже мало активны (под давлением левого французского правительства их штабы были перенесены в Бельгию и Германию), проблем не возникало: молодые эмигранты, имевшие нансеновские паспорта, подлежали мобилизации, многие шли в армию и добровольно.

3 сентября, когда Великобритания и Франция объявили Германии войну, члены «фашиствующей» партии младороссов в телеграмме Деладье предоставили себя в полное распоряжение французского правительства для борьбы против Германии. В начале 1940 г. газета младороссов «Бодрость!» писала: «Страшная мораль пангерманизма, облеченная ныне в форму коричневого большевизма «пролетарской» германской нации, угрожает всем духовным ценностям человечества… Задолго до пакта Сталина с Гитлером нам неоднократно доводилось писать о поразительном внутреннем сходстве обеих диктатур, германской и русской».

Поведение русских в скоротечной войне 1940 г. было отмечено особой отвагой, они сражались и погибали за Францию и за русскую честь.

4.1.7. Изменения в планах Сталина в связи с блицкригом Гитлера во Франции. Попытка Сталина переделить Балканы и Средний Восток

Начало Второй мировой войны вполне соответствовало расчетам Сталина на затяжную «межимпериалистическую» войну, в которой СССР останется в стороне, наблюдая за взаимным изматыванием своих противников и укрепляя свою оборону. Официально Москва придерживалась позиции нейтралитета, но, по сути, ее нейтралитет имел прогерманский крен. Великобритания и Франция публично назывались главными агрессорами, а «сильная Германия» – «необходимым условием прочного мира в Европе». Вплоть до осени 1940 г. Сталин и Молотов приветствовали «большие успехи» вооруженных сил Германии. В самой же Германии и в завоеванных ею странах была с сентября 1939 г. до июня 1941 г. запрещена какая-либо антисоветская пропаганда и критика СССР. Например, Н.О. Лосский, готовивший в начале 1941 г. к изданию в Праге свою новую работу «Бог и мировое зло», по указанию нацистского цензора был вынужден «устранить все указания на недостатки советского режима, потому что в это время еще было сотрудничество Гитлера и Сталина».

Стремительный захват Германией в апреле 1940 г. Норвегии и Дании, покончивший с ситуацией «странной войны», еще вписывался в сталинский сценарий «третьего радующегося». Однако последовавший через месяц удар по Франции через Бельгию и Нидерланды, который привел к неожиданно быстрому падению Франции и эвакуации с континента английских войск, спутал карты Сталина. Страна с самой сильной после Вермахта армией в Европе капитулировала в течение каких-то пяти недель. Вместо затяжной войны на истощение между западными державами СССР теперь оказывался лицом к лицу с победоносной Германией и ее союзниками, подчинившими себе большую часть континентальной Европы. «Сталин был в крайне нервном состоянии, – вспоминал Н.С.Хрущев. – …Он буквально метался по кабинету, ругаясь, как последний извозчик. Он проклинал французов, поносил англичан. Как они могли позволить побить себя, да еще с таким разгромом?»

В июле-августе 1940 г. в противовес усилившейся Германии вслед за насильственным присоединением к Советскому Союзу Балтийских республик, СССР активизировал усилия по созданию советской зоны влияния на Балканах. Италии было предложено договориться о взаимном признании сфер интересов – советского преобладания в регионе Черного моря и Босфора, а итальянского – в Средиземноморье. Москва также тщетно пыталась склонить Турцию и Болгарию к подписанию соглашений о взаимопомощи. Готовясь к возможному военному конфликту с Турцией и Ираном, Сталин, по уже сложившейся практике, выселил из Закавказья в 1939–1940 гг. всех турок-месхетинцев, персов и черноморских греков. Несчастные люди, порой жившие в своих селах на протяжении многих веков и поколений, были в товарных вагонах отправлены в Сибирь и Казахстан.

Эти меры были восприняты Гитлером как свидетельство экспансионистских замыслов Кремля, ущемлявших интересы Третьего рейха, особенно – на Балканах, где сферы влияния двух держав не были разграничены.

27 сентября 1940 г. в Берлине был подписан Тройственный пакт между Германией, Италией и Японией о военном союзе и разделе сфер влияния, а в октябре войска Вермахта вошли в Румынию и Финляндию для сохранения этих стран в германской орбите. Вторжение Италии в Грецию в том же месяце вело к дальнейшему распространению влияния стран «оси» на Балканах.

В этой обстановке растущего столкновения аппетитов обеих сторон и стремительно меняющейся конфигурации сил для гитлеровского и сталинского руководства было важно прощупать намерения друг друга и попытаться согласовать свои все более расходившиеся интересы. Гитлер по совету Риббентропа решил напоследок попробовать привлечь СССР к Тройственному пакту против англо-американцев. Молотов был приглашен в Берлин для обсуждения «разграничения» интересов четырех держав «во всемирном масштабе» (как говорилось в послании Риббентропа). С германской стороны речь шла еще и о маскировке военных приготовлений против СССР, которые (как подчеркивалось в директиве фюрера от 12 ноября – даты прибытия Молотова в Берлин) должны были быть продолжены «независимо от того, какие результаты будут иметь эти переговоры». В Москве же, похоже, еще всерьез надеялись на новую сделку с Гитлером. Не случайно предпринятый в это же время конфиденциальный зондаж Черчилля о заключении советско-британского пакта о ненападении встретил там холодный прием и, в конце концов, был отвергнут.

Директивы Молотову на переговоры в Берлине предусматривали: «а) разузнать действительные намерения Германии и всех участников Тройственного пакта, этапы и сроки их осуществления, место СССР в этих планах; б) подготовить первоначальную наметку сферы интересов СССР… прощупав возможность соглашения об этом с Германией». К сфере интересов СССР предлагалось отнести Финляндию, часть долины Дуная и Болгарию. Кроме того, предписывалось добиваться, чтобы любые вопросы, касающиеся граничащих с СССР Турции, Венгрии, Румынии и Ирана, не решались без участия Советского Союза. Иными словами, речь шла о расширенном варианте сделки 1939 года, охватывавшей на сей раз Балканы и весь Передний и Средний Восток.