Читать интересную книгу История русского романа. Том 1 - Коллектив авторов

Сюжет «Мертвых душ» дал Гоголю Пушкин, но план романа определился не сразу. В «Авторской исповеди» писатель рассказал: «Я начал было писать, не определивши себе обстоятельного плана, не давши себе отчета, что такое должен быть сам герой. Я думал просто, что смешной проект, исполненьем которого занят Чичиков, наведет меня сам на разнообразные лица и характеры…» (VIII, 440). В это время Гоголя, по — видимому, занимало главным образом сатирическое использование сюжета. Об этом свидетельствует и его письмо к Пушкину (7 октября 1835 года): «Начал писать Мертвых душ. Сюжет растянулся на предлинный роман и, кажется, будет сильно смешон» (Г, X, 375).

Спустя год Гоголь переделывает написанные главы и определяет план «Мертвых душ». «Всё начатое, — сообщает он Жуковскому (12 ноября 1836 года), — переделал я вновь, обдумал более весь план и теперь веду его спокойно, как летопись» (Г, XI, 73).

На первом этапе работы, когда в сознании автора преобладало сатирическое задание, он писал: «Мне хочется в этом романе показать хотя с одного боку всю Русь» (Г, X, 375). Позднее Гоголь решительно заявляет: «Вся Русь явится в нем!» (Г, XI, 74).

В начале своей работы над новым произведением Гоголь назвал его романом. Когда рамы создаваемой картины окончательно определились, он пришел к заключению, что «Мертвые души» не укладываются в формы романа. Гоголь пишет М. П. Погодину (28 ноября 1836 года):

«Вещь, над которой сижу и тружусь теперь и которую долго обдумывал, и которую долго еще буду обдумывать, не похожа ни на повесть, ни на роман, длинная, длинная, в несколько томов, название ей Мертвые души — вот всё, что ты должен покаместь узнать об ней. Если бог поможет выполнить мне мою поэму так, как должно, то это будет первое мое порядочное творение. Вся Русь отзовется в нем» (77).

Как ни менялось отношение автора к своему произведению, как ни менялись замыслы его последующих частей, он до конца дней своих остался верен заключению, что «Мертвые души» — поэма.[526]

Что же Гоголь хотел выразить этим названием?

Решение этого вопроса облегчает незаконченная «Учебная книга словесности для русского юношества», писавшаяся Гоголем в первой поло вине 40–х годов.[527] Писатель делит здесь художественную литературу в основном на два рода: лирический и драматическо — повествовательный; лирический поэт передает свои чувства и ощущения «от себя самого лично», а в произведениях драматическо — повествовательных он «выводит других людей и заставляет их действовать в живых примерах» (Г, VIII, 472).

Величайшим и полнейшим созданием драматическо — повествовательного рода Гоголь считал эпопею. Роман принципиально отличается от эпопеи. «Роман не есть эпопея. Его скорей можно назвать драмой. Подобно драме, он есть сочинение слишком условленное» (481).

По мнению Гоголя, в новые века возник новый род драматическо — повествовательных сочинений — «меньший род эпопеи» или «малый род эпопеи». Составляя середину между эпопеей и романом, «малая эпопея» объединяет в себе черты того и другого и в то же время отличается от каждой из этих двух форм драматическо — повествовательных сочинений. Таким образом, Гоголь относит эпопею, роман и малую эпопею к одному роду художественной литературы и рассматривает их как три разных вида или, пользуясь современной терминологией, как три разных жанра.

Предметом эпопеи является жизнь всего народа, эпоха в истории человечества.

«Роман не берет всю жизнь, но замечательное происшествие в жизни, такое, которое заставило обнаружиться в блестящем виде жизнь, несмотря на условленное пространство» (482).

Малая эпопея создает «верную картину всего значительного в чертах и нравах взятого им (автором, — Д. Т.) времени, ту земную, почти статистически схваченную картину недостатков, злоупотреблений, пороков и всего, что заметил он во взятой эпохе и времени достойного привлечь взгляд всякого наблюдательного современника…» (479).

Так резко очертил Гоголь различие предмета изображения в эпопее, романе и малой эпопее; различаются они и по характеру героев.

Эпопея «избирает в героя всегда лицо значительное» (478). Героем романа может быть любое лицо. Героем малой эпопеи бывает «частное и невидное лицо, но однако же значительное во многих отношениях» (478–479), т. е. предоставляющее автору возможность значительных наблюдений и обобщений.

Различие в характере героев определяется различием задач, которые решает эпопея, роман и малая эпопея.

В эпопее главный интерес заключается не в герое, а в мире, который он представляет. Эпопея только потому избирает в герои лицо значительное, что благодаря этому достигается полнота отражения жизни целого народа, полнота отражения мира определенной эпохи. «Поэтому‑то эпопея есть создание всемирное» (478).

Главный интерес романа, в отличие от эпопеи, состоит именно в характерах героев, которые обнаруживаются и развиваются в действии. Этим определяется и доступная роману полнота отражения действительности: он отражает характеры людей, созданные условиями данного времени, и их реальные общественные отношения.

В малой эпопее главный интерес представляет не герой, а верная картина нравов, господствующих в общественной жизни в данную эпоху. Здесь, в отличие от эпопеи, «всемирности нет», но, в отличие от романа, «есть и бывает полный эпический объем замечательных частных явлений» (479).

Отсюда разные структурные черты эпопеи, романа и малой эпопеи.

Герой эпопеи изображается «в связях, в отношениях и в соприкосновении со множеством людей, событий и явлений» своего времени (478).

Круг героев романа определяется характером события или происшествия, которое связывает всех действующих лиц. «Здесь, как в драме, допускается одно только слишком тесное соединение между собою лиц…» Поэтому в романе «всякое лицо требует окончательного поприща», «судьбою всякого из них озабочен автор» (481, 482).

В малой эпопее верная картина нравов своего времени создается в результате похождений и приключений главного героя, в результате того, что «автор ведет его жизнь сквозь цепь приключений и перемен» (479). В малой эпопее возможны поэтому «дальние… отношения» между лицами. Здесь автор «может их пронести и передвигать быстро и во множестве, в виде пролетающих мимо явлений» (481). Малая эпопея должна отвечать вопросам современника, «ищущего в былом, прошедшем живых уроков для настоящего» (479). Поэтому ее действие должно быть хоть несколько отодвинуто в прошлое.

Так разъясняется в «Учебной книге словесности» понятие малой эпопеи, ее жанровое своеобразие в сравнении с эпопеей и романом. Это проясняет многое, но далеко не всё в вопросе о жанровой природе «Мертвых душ».

3

Соображения Гоголя о романе верны лишь в отношении к определенной исторической форме этого жанра, к тому новейшему западноевропейскому роману, создателем которого был Вальтер Скотт. Гораздо менее гоголевское определение применено к роману XVIII века; для последнего не характерны те признаки романа, которые объявляются решающими в «Учебной книге словесности». Он обладает скорее теми жанровыми признаками, которые входят в гоголевское определение не романа, но малого вида эпопеи.

Возьмем, к примеру, роман Лесажа «История Жиль Власа из Сан- тильяиы» (1735), форма которого восходит к «плутовским» испанским романам XVI‑XVII веков. Роман Лесажа, как и «малый вид эпопеи», имеет своим предметом состояние нравов своего времени: под испанской внешностью автор рисует французских современников и создает картину нравов времен Людовика XIV. Если отличительным признаком малой эпопеи является «почти статистически схваченная картина недостатков, злоупотреблений и пороков» изображаемого общества (Г, VIII, 479), то «Жиль Влас» вполне укладывается и в это определение: в нем ярко воспроизведены пороки французского абсолютизма, признаки его разложения. В «Жиль Власе» есть и «полный эпический объем замечательных частных явлений» (479).

Герой романа Лесажа представляет лицо частное и невидное, но во многих отношениях значительное. Различные эпизоды и сцены связываются в общую картину нравов при помощи героя, которого автор ведет сквозь цепь приключений и перемен. Здесь имеют место не только «дальние отношения» между лицами; отдельные лица, выступающие в разных сценах, чаще всего никак не связаны между собой.[528]

«Жиль Влас» отвечает и гоголевскому определению общественного назначения малой эпопеи: в предисловии к роману, действие которого ото двинуто в прошлое и даже перенесено в другую страну, автор прибегает к притче, чтобы разъяснить, что он рассчитывает на вдумчивого читателя, сумеющего совместить приятное с полезным.

Продолжая традиции «плутовского» романа, «Жиль Блас», в сущности, представляет собой лишь своеобразную форму романа нравоописательного. Фильдинг создал тип нравоописательного романа, в котором традиции «плутовского» романа сочетаются с новым жанровым образованием, находящимся в процессе своего становления, с романом семейно — бытовым — «эпосом частной жизни», по выражению самого Фильдинга.[529]