Сергей Щепотьев
Маленькие рыцари большой литературы
Размышления о польской литературе
О польской литературе
О польской литературе, которая, как и польское кино, в 60-70-е годы минувшего века была непременной составляющей нашей духовной жизни, сегодня в России достаточно мало знает кто-либо, кроме специалистов полонистов и отдельных любителей.
Не секрет, что многих отталкивает национальная гордость, свойственная польской литературе, как и польскому искусству в целом, и в значительной степени граничащая с шовинизмом. Однако эти действительно гипертрофированные проявления национальной гордости поляков вполне объяснимы исторически. Народ, много веков страдавший от посягательств чужестранцев на его государственность, неизбежно склонен к крайним выражениям патриотизма. По этой же причине характер польского искусства зачастую трагичен, в нём всегда звучит щемящая нота. Но именно этот щемящий привкус литературных, изобразительных, музыкальных, кинематографических и сценических произведений способен вызывать отзвук в сердцах многомиллионной мировой аудитории.
Настоящим трудом мы не претендуем на создание полной истории польской литературы. Наше внимание будет сосредоточено, главным образом, на авторах исторических романов. Именно эти писатели и эти книги, на наш взгляд, создали мировую славу польской литературы и в то же время те её традиции, которые помогли родиться и важнейшим произведениям на современную тему, написанным польскими писателями XX века, особенно после Второй мировой войны.
*
Уже в начале средних веков капеллан Болеслава Кривоустого Галл Аноним в своих хрониках отражал борьбу создателей польского государства с их врагами. В более поздний период средневековья «История Польши» Я. Длугоша (1415—1480) показала шесть веков её истории и культуры, а труды других профессоров Ягеллонского университета в Кракове рассуждали о справедливых и несправедливых войнах. В эпоху Возрождения, подарившую миру гений М. Коперника, приходит сознание необходимости создания литературы на родном языке. На этой стезе велика заслуга сатирика Ст. Рея (1505—1569) и поэта Я. Кохановского (1530—1584).
Если в обстановке феодальной анархии двух последующих веков происходит некоторый возврат к традициям средневековья и пользованию литераторами латынью в большей степени, чем польским языком (что, впрочем, сделало произведения, скажем, Мацея Сарбевского достоянием зарубежного читателя), то в эпоху Просвещения государственные реформы способствовали интенсивному развитию национальной культуры. Огромный вклад в неё — творчество епископа И. Красицкого (1735—1801), сатирика и баснописца. Нельзя не упомянуть о таком центре литературной жизни той поры, как двор князя А. Чарторыского в Пулавах, где культивировалась сентиментальная поэзия.
Девятнадцатый же век с самого своего начала стал для польской культуры временем утверждения национального самосознания, борьбы за освобождение своего народа от гнёта российской, немецкой и австрийской монархии, особенно в условиях восстаний тридцатых, сороковых и шестидесятых годов.
Провозвестником революционной романтики стал, конечно, Адам Мицкевич (1798—1855), вершина творчества которого, поэма «Пан Тадеуш», стала гимном героизму борцов за свободу.
В противоположность автору «Пана Тадеуша», его сверстник Генрык Жевуский (1791—1866) в романах «Воспоминания пана Северина Соплицы» и «Ноябрь» ностальгически изобразил шляхетскую старину, противопоставляя её революционному влиянию Запада, но не питал надежд на возврат к прошлому, обрисованному им, впрочем, не без иронии.
Однако в огромном творческом наследии Юзефа Игнация Крашевского (1812—1887), превосходящего плодовитостью Бальзака, Флобера и Дюма-отца, прошлое Польши представлено с древнейших эпох до середины XVIII века во всём своём монументальном величии. Мы имеем в виду, прежде всего, его цикл из 29-ти романов, открывающийся «Старым преданием» (1876), посвящённым легендарным временам. Огромный этот цикл отмечен чрезмерным увлечением писателя исторической документацией, многие романы представляют собою своеобразную беллетризованную летопись. «Старое предание» считается лучшей книгой цикла. Именно оно преисполнено фольклорной поэтичности, свободно от привязки к документам, отдаёт предпочтение литературной фикции. И вместе с тем содержит личный взгляд Крашевского на историю своего народа и проводимые писателем определённые исторические аналогии. Это произведение сравнивают по значению с поэмой Мицкевича, в Польше оно входит во все школьные программы, а популярностью затмило самую, казалось бы, знаменитую в стране Трилогию Г. Сенкевича.
За свою долгую жизнь Крашевский много раз подвергался нападкам различных партий и литературных группировок, поскольку никогда не принимал на веру никаких догм, постоянно искал истину самостоятельно. В какой-то период он разделял идеи единения славян, которые пропагандировал в 40-е годы тот же Мицкевич (хотя бы в прочитанных поэтом в Париже лекциях о славянской литературе). Потом убедился, что так называемый «панславизм» играет на руку поработительским стремлениям русской монархии в отношении других славянских народов. Писатель не связывал призывов к единению славян с царской
Россией, он высказывал туманные идеи относительно «России будущего», хотя никак не уточнял, какие общественные и государственные формы имел в виду.
После победы над Францией Бисмарк резко взял курс на подавление поляков как народности. Крашевский противопоставил свой роман антипольской политике Бисмарка, которую критиковал также в «Письмах из Германии», поскольку видел, что «угроза со стороны прусского захватчика живущему в неволе народу стала более реальной и опасной, чем русификаторские усилия царизма», — писал во второй половине XX в. польский литературовед В. Данек.
С другой стороны, поражение январского восстания 1863 г. вызвало длительную реакцию царского правительства, сопровождавшуюся серьёзными репрессиями против всех кругов Королевства Польского. Ответом на эту реакцию была, в частности, деятельность писателей-позитивистов, рассматривавших общество как подобие рационально устроенного живого организма. В отличие от западноевропейского, польский позитивизм носил общественно-практический характер. Позитивисты осуждали повстанческую кровопролитную борьбу и предлагали как альтернативу созидательный труд всех слоёв общества, порицая и классовые предрассудки, и клерикализм.
Генрык Сенкевич (1846—1916)
Будущий лауреат Нобелевской премии родился в шляхетской семье и с детства впитал её идеалы: культ военных традиций, преданность христианству и патриотизму, отмеченному освободительным духом.
Его мировоззрение, формировавшееся в период репрессий, было отмечено влиянием позитивизма. Но к тому времени, как писатель возглавил консервативную газету «Слово» (с 1882 г.), он стал опасаться позитивизма как источника пессимизма. В работе «О натурализме в романе» (1881) Сенкевич писал: «Золя не может быть предводителем ни для наших читателей, ни для наших писателей... Наш роман должен давать здоровье, а не распространять гниль. Пессимизм есть разложение. А наш роман обязан связывать то, что разорвано, служить воссоединению душ». Сенкевич убеждён, что «человек, слишком усталый от обыденной жизни, рад бы хоть на минуту от неё оторваться и хотя бы в литературе найти опору, забвение, надежду».
Оптимизм писатель черпал в любви к отечеству, при этом главное в его взглядах состояло в следующем: прошлое подобно милтоновскому утраченному раю, оно не должно быть объектом критики, его, по Сенкевичу, следует оберегать от осуждения потомками. Истории он придавал значение созидательного образца, полагая, что в прошлом надо отыскивать моменты триумфа, а не упадка, достижения, а не ошибки. Черпать силу, а не слабость.
С этими установками приступил тридцатидевятилетний Сенкевич к работе над своей знаменитой Трилогией («Огнём и мечом», «Потоп», «Пан Володыёвский»), целью которой было «укрепление сердец» в условиях долгой депрессии, охватившей общество после резкого усиления гнёта со стороны России и Германии.
Ещё в 1880 г. в повести «Татарская неволя» писатель противопоставил «измельчавшему, отвратительному настоящему», отталкивавшему его в сочинениях Пруса и Ожешко, «минуты ещё более горькие, более страшные и более отчаянные», чтобы доказать, что и тогда «пришли спасение и возрождение». Верность героя повести даме сердца, христианству и родине были резким диссонансом позитивистскому истолкованию гражданского долга. И современники оценили авторскую точку зрения, отметив, что в этом произведении показан «заново, живо и выразительно, просто и ярко идеал прошлых лет, оказавшийся пригодным и ныне» (Е. Скроховский, 1884).
![Во имя любви: Жертвоприношение - Мануэл Карлус - Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](https://cdn.coollib.biz/s20/1/8/5/0/8/18508.jpg)
![Царевна Василиса и приложение «Сказка» - Натали Хэппи Мин - Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](https://cdn.coollib.biz/s20/3/7/1/4/4/6/371446.jpg)
![Книжная лавка с сюрпризом (СИ) - Руд Дарья - Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](https://cdn.coollib.biz/s20/3/9/9/6/3/2/399632.jpg)
![Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](/templates/read-books/images/no-cover.jpg)