Бетти пошла покорно, только стала громче всхлипывать, когда конвойный, при помощи другого солдата, стал ее укладывать на скамейку. Бетти была хорошенькая девушка, всего девятнадцати лет. Она была тихая, слегка рыжеватая, с темным блестящим оттенком волос. В лице ее сохранилось пугливое, скромное и лукавое выражение. Было что-то таинственное в уклончивом взгляде ее густо-темно-синих глаз из-под длинных опущенных ресниц. Даже ложась под розги, она сохранила свои манеры, усмешки и интонации скромной, но развратной святоши. Наконец ее обнажили, один конвойный стал держать ее за ноги, а другой за руки. Солдат с розгами в руках поднял их высоко и смотрел на полицмейстера, ожидая знака для начала экзекуции. Последний кивнул головой, и мгновенно розги со свистом опустились на круп Бетти, которая дико крикнула и рванулась, но солдаты, видимо, крепко держали, и Бетти, когда последовали новые удары, перестала рваться и только дико кричала все время, пока ее секли. Сестра милосердия громко считала удары. Солдат бил очень сильно и с расстановкой, удерживая после удара несколько секунд розги на теле… После двадцатого удара полицмейстер велел прекратить сечение. Все тело несчастной Бетти было исполосовано темно-красными полосами, из которых сочилась кровь. Многие полосы были фиолетовые. Полицмейстер похвалил солдата… Бетти с трудом встала со скамейки и, пошатываясь, вышла из комнаты в сопровождении одной из сестер милосердия. Следующей повели сечь Женю. Это была двадцатилетняя девушка. Ей нужно было скорее быть в лечебнице, чем жить в публичном доме. Она исступленно, с какой-то особенной жадностью отдавалась каждому мужчине, даже самому отвратительному. Подруги подшучивали над нею и слегка презирали ее за этот порок. Жанна даже очень удачно передразнивала Женю, как она вздыхала, стонала в минуты экстаза и выкрикивала страстные слова, которые были слышны в соседних комнатах. Я знала, что Женя поступила в мой дом вовсе не из-за нужды и не соблазном или обманом, а добровольно, под влиянием своего ненасытного полового инстинкта. Мне, конечно, было выгодно поощрять слабость девушки, и я ее баловала, потому что она шла нарасхват и зарабатывала в пять или шесть раз больше других девушек. Она имела массу постоянных гостей. В праздники я даже не выпускала ее в общее зало, чтобы не обижать постоянных гостей отказом в услугах Жени. Многие мужчины были в нее влюблены и предлагали ей пойти на содержание. Пассивная во всем, кроме своего ненасытного сладострастия, Женя пошла бы ко всякому, но я всеми средствами старалась помешать этому невыгодному для меня казусу. Впрочем, она сама стыдилась своего чрезмерного сладострастия. К подругам она относилась с удивительной нежностью, любила обниматься с ними, целоваться, спать в одной постели, но к ней все относились с некоторой брезгливостью. Денег она не любила и была в полном смысле бессребреницей. Надо было видеть ее испуг, когда ее повели сечь. Но кричала она не особенно сильно во время экзекуции. Так перебрали всех нас. Последнюю секли меня. От страшной боли я кричала, как безумная. В госпитале нас потом без всяких подобных торжественных церемоний секли розгами за всякий пустяк и малейший ропот — правда, секли женщины».
В одном довольно любопытном сочинении «Pisanus Fraxi» мы нашли описание Вардом виденной лично им сцены в публичном доме госпожи Бельзебут.
«Дом госпожи Бельзебут, — говорит Вард, — был одним из средних домов терпимости Лондона. Это был трехэтажный дом в византийском стиле. Роскошный монументальный подъезд; дорогой бархатный ковер на лестнице; в танцевальном зале паркет, на окнах тяжелые штофные занавеси желтого цвета и тюль; вдоль стен белые с золотом и богатой резьбой стулья и зеркала в золоченных рамах; было несколько гостиных с диванами, пуфами и другой богатой мягкой мебелью; с особенной роскошью были отделаны спальные комнаты. Помимо всевозможных удобств, комнаты были устроены так, что в соседних можно было решительно все делать без всякой боязни, что будет слышно за стеной. Подбор девиц был тоже очень разнообразный, и все они имели роскошные туалеты.
Вот с трудом поднимается по лестнице очень почтенный господин, лет под шестьдесят. При виде его управляющая торопливо подошла к одной из пансионерок и в полголоса спросила, готовы ли у нее свежие розги. Так как я сидел очень близко, то слышал, как девушка ответила: «Конечно, вы отлично знаете, что я сама купила их сегодня!»
При входе этого господина, наши дамы покидают нас, как будто скромные девственницы, оставив почтенного сатира с двумя девицами. Мы уходим в зало кафе. Меня особенно удивило, что он выбрал двух здоровенных девиц…
Позднее я увидал этого посетителя спускающимся с лестницы, и спросил у управляющей, почему она спрашивала о розгах у девушки? На мой вопрос она улыбнулась и сообщила, что этот пожилой господин с такой невинной наружностью платит девицам, чтобы они раздевали и секли его до тех пор, пока у него не явится возбуждение и он не будет в состоянии совершить совокупление с одной из них. Все время, пока его, растянутого и привязанного на деревянной кобыле, секут розгами, он умоляет о прощении. Но чем более он просит о пощаде, тем более секущие его девушки состязаются в нанесении ему более сильных ударов. Секут они его до тех пор, пока не увидят, что член его пришел в состояние напряжения, достаточное для совершения полового акта».
В начале XIX века в Лондоне существовали меблированные комнаты, чрезвычайно роскошно обставленные. Эти комнаты были предназначены для поклонников флагелляции. Женщины полусвета приходили туда и исполняли активные и пассивные роли флагеллянтш. Имена некоторых из этих артисток сохранились в скандальной истории. Так, мистрис Коллет посещал регент, впоследствии король Георг IV; ее племянница, миссис Митчел, пользовалась также большой славой; она была раньше горничной леди Кламикард и удалилась от дел с большим состоянием. Но во главе всех стояла Тереза Беркли, которая в этом отношении не имела соперниц. У нее был удивительный подбор всевозможных орудий для истязания. Постоянно большой запас толстых и длинных березовых прутьев хранился у нее всегда в воде, чтобы розги имели гибкость. Девятихвостые плетки, гибкие бичи, всевозможной толщины и длины, кожаные ремни и т. п. Летом в особых вазах имелась зеленая крапива, которой она в состоянии была воскресить любого мертвеца, — конечно, воскресить к половой жизни. Она могла угодить на все вкусы, и даже любители активной флагелляции имели в своем распоряжении собственное тело госпожи Беркли.
Журнал «The Bouton Magazine» за 1792 год дает несколько подробностей о дамском клубе, помещавшемся на одной из центральных улиц Лондона. Каждое собрание в клубе состояло по меньшей мере из двенадцати лиц: шести активных и шести пассивных; жребий решал, к какому классу принадлежит вынувшая жребий. Президентша сама раздавала розги и пользовалась правом первой сечь. Затем активные начинали сечь пассивных; положение во время наказания пассивной, а также чило розог вполне зависело от активной; пассивная должна была беспрекословно исполнять все приказания активной, под угрозой исключения из клуба. Когда все активные находили, что пассивные достаточно наказаны, то заявляли президентше; после этого роли менялись — бывшие активными становились пассивными.