Читать интересную книгу Гном. Трилогия - Александр Шуваев

  Терки I: как перспектива

  - А что у нас разведка, - раздраженно спросил Вождь, - где они все?

  - Ильичева - не можем найти, и на звонки не отвечает. Да ладно, какой с него толк. Главное, - не отвечает Кузнецов. Хотя, с другой стороны, уже вчера поступили сигналы, что они заодно с генералами.

  Кстати, если уж на то пошло, то и от Голованова, того самого, которого он прочил в свои козыри, что-то ни ответу - ни привету. Его можно понять. С его нынешним влиянием у него все шансы попасть в узкий круг неприкасаемых.

  - Ну, это понятно. Собственных сил тут, в Москве, у них нэ так много. Ждут подмоги, а пока залегли по берлогам. И ми - ждем. Разница та, шьто нам с тобой залэчь нэкуда. Всэ тут, на виду. Бэри - нэ хочу! Удивляюсь, что до сих пор нэ пришли еще...

  - Так почему?

  - А - нэ решили, что дэлать. Вопросов много, сговориться трудно, опасность вэлика. Лаврэнтий сейчас - как нашкодивший пес, у него толко три варианта. Убежать и спрятаться. Приползти на брюхе: вдруг пожалэю? И последний, - укусить. Но три варианта, - Сталин покачал головой, - это бальшой выбор.

  Он замолчал и некоторое время только ходил по комнате не произнося ни единого слова, пока вдруг не продолжил.

  - Я савершил ошибку: думал, что знаю товарища Берия, как облупленного, - а вот тэперь нэ знаю, как он сэбя поведет. Значит, и раньше нэ знал. Толко думал, шьто знаю. После утреннего разговора меня так нэльзя оставить, - и брать тоже нэльзя. Вся связь у военных, подымут шум на всю страну, шьто прэдатели из НКВД арэстовали товарища Сталина, - и всо. Съедят чекистов на всех законных основаниях. То, что товарища Сталина при этом ликвидируют, их, в общем, пугает мало: на лозунг хватит одного имэни, а бэз него самого даже... удобнее. Как со Стариком. Помнишь?

  Вячеслав Михайлович - кивнул. Из тех, кто знал и мог помнить, рядом с Кобой остался как бы ни он один. Знал он также, что такая вот, переходящая в цинизм откровенность, была для него не слишком характерна. Вера Молотова в Хозяина граничила с абсолютной. Он побеждал ВСЕГДА, и по-иному быть не могло. Все люди, кого он знал и с кем работал, боялись Сталина пуще смерти. Самого по себе. А вот теперь настроение Хозяина ему решительно не нравилось. Никогда в жизни, ни в тридцать восьмом, ни в сорок первом он не видел Вождя таким... Смирившимся, что ли? Ни в июне, когда масштаб беды не был еще известен доподлинно, ни в августе, когда все рушилось и, казалось, не было спасения. Ни в октябре, - самый, казалось бы, страшный момент, - но того отчаяния уже не было, потому что Вождь уже начал обретать себя прежнего, подниматься на ноги после убийственного удара, и вместе с ним начала подниматься вся ошеломленная, сбитая с ног страна. А вот сейчас он был спокоен тем особым спокойствием человека, от которого больше ничего не зависит.

  - А они сладят?

  - Наркому иностранных дэл слэдовало би лучше разбираться... в военной обстановке. Давай пасчитаем вмэсте. Москвы - нэ минуешь, потому что другого такого транспортного узла нэт. Поэтому 5-я Ударная, 5-я Гвардейская общевойсковая, 39-я, 6-я Гвардейская Танковая, 53-я общевойсковая проходят пэреформирование тут, савсэм нэподалеку. Это не считая трех-четырех отдельных корпусов, двух воздушных армий, двух армий ПВО и прочей мэлочи. Сказать, зачэм?

  - Я помню, товарищ Сталин.

  - Предполагается, что этого должно хватить на вайну. Поэтому, думаю, и на НКВД хватит тоже. Даже с учетом того, что уже убыло на восток. Другое дэло, шьто для нас с тобой это может оказаться слабым утешением. Потому что на двух стариков вполне хватыт аднаго автоматчика...

  - Так что ж теперь делать?

  - А шьто дэлают, когда приходит смерт, Вячеслав Михайлович? Нэ знаешь? Тогда я тэбе скажу. Умирают. Связи нэт, толко в пределах Крэмля. В спецмэтро засада. Или это только так сказали, что засада, - но ведь не проверишь? Так что ти, наверное, - иды. Им сейчас никто не нужен, им я нужен. Нэ попадешься, так и забудут, нэ пришибут сразу, так и уцелеешь. А попадешься под горячую руку, так пришибут. Сразу, или сначала заставят сознаться во всем на свете.

  - Коба, вместе жили, вместе работали, вместе и помрем, если что. Не могу я тебя оставить.

  - Иды, дорогой, должен успеть. Сразу нэ придут. Обычный конвой тут нэ годится, сменить часовых - так это собрать начальников караулов, объяснить суть момэнта... Много врэмени понадобится... Да: гатовь перэговоры с японцами. Пэреворот - пэреворотом, а работать надо. А за мэня нэ бойся. - Он жестко усмехнулся. - Товарищ Сталин викрутится...

  Вячеслав Михайлович был свято уверен, что последние слова Вождь произнес просто так, чтобы помочь ему совершить выбор, слишком сильно отдающий подлостью. Он был бы сильно удивлен, узнав по какой настоящей причине товарищ Сталин вдруг отослал от себя последнего сподвижника, к тому же доказавшего свою абсолютную преданность. Дело в том, что у него остался-таки козырек в рукаве. Не туз, понятно, а та-ак... Шестерка, если не меньше, потому как есть колоды, в которых имеются листы и помладше шестерки. Но, в то же время. Все-таки козырь.

  Об этой линии связи в Кремле, кроме него, не знал никто. И в остальном мире еще только один человек, бывший, естественно единственным возможным абонентом. Редкий вариант, когда человек, которому можно позвонить в крайнем случае, сам же и установил аппарат. Так что теперь оставалось только молить Бога, чтоб абонент этот оказался на месте. Аппарат имел особую конструкцию, основывался на нестандартных принципах формирования сигнала, имел нестандартный способ кодировки и, что самое главное, опробовав раз, Сталин больше никогда им не пользовался. Прощаясь, абонент сказал ему, что, в случае чего, батарея дает возможность пятиминутной связи, даже если электричество будет отключено полностью.

  До этого пока не дошло, но обычный телефон работал уже только в пределах непривычно тихого, пустого, словно вымершего Кремля. Сталин ощущал, что буквально тонет, тонет посередине столицы империи, которую ОН сохранил и приумножил за последние годы раз в полтора. Волны немоты, отчуждения, бессилия и изоляции подступали все ближе, грозя захлестнуть последний сухой клочок. Спецсвязь пока что работала в пределах Москвы, но как-то странно, и всерьез пользоваться ею явно не следовало.

  Опасения оказались напрасны. Берович поднял трубку сразу же, как будто дежурил у аппарата. Впрочем, - кто его знает, как там у него что устроено. Но, главное, он с первых же слов понял, о чем идет речь и что именно от него требуется. Так, что это даже наводило на определенные подозрения. Выслушав, Берович ответил не сразу, и после этой мучительной паузы, одной из слишком многих в последнее время, голос его был таким, будто он за это короткое время смертельно устал и даже постарел

  - Чего-то подобного следовало ожидать, товарищ Сталин. Такая война не может закончиться просто так. Это невозможно. Но это несвоевременный разговор. Вас, наверное, интересует, что мы можем в такой ситуации. Откровенно говоря, - немного. Если вы сочтете нужным на всякий случай покинуть Кремль, то пара автожиров сядет прямо у вас во дворе. Лично я рекомендую поступить именно так. От греха, знаете. А то люди со страху склонны делать глупости.

  - Кагда?

  - Тогда через пятнадцать-двадцать минут. У патриарших палат. Садитесь в любой. Но с собой, - сами понимаете, - не более одного человека...

  - Эти твои мэлницы собьют в пять секунд.

  - Риск есть, но только вряд ли. Не собьют. Просто не догадаются. И не так это просто. Да и недалеко им. Меньше ста километров до нашего аэродрома...

  - Нэ сдаш?

  - Товарищ Сталин, либо вы мне доверяете. Либо нет. Третьего не существует. Общих дел с НКВД у нас не так уж много... А вот гарантиям сейчас взяться неоткуда... извините.

  - Чего уж теперь. Хороше. Жды в гости. Аэродром-то как? А то иные позахватывали.

  - Наш аэродром, товарищ Сталин, мы контролируем. У нас теперь, слава Богу, есть кому. Охрана надежная.

  Тропа самурая II: девиации дискурса

  - Господин генерал, помимо представленного доклада по форме, я имею еще ряд заявлений, которые представляются существенными.

  С формальной точки зрения генерал Хата был всего-навсего начальником штаба Квантунской армии и, таким образом, подчинялся командующему. По неписаной же табели о рангах он, безусловно, являлся самым влиятельным военным в Маньчжурии. Лицо его оставалось бесстрастным, но на самом деле он испытывал к стоящему к нему шпиону неприязнь, граничащую с отвращением. Черты лица позволяли безошибочно узнать в нем инородца. Какой-то грязный полукровка. Либо же, - что даже более вероятно, - ублюдок с юга, только по недоразумению, да еще незаслуженной милостью Его Величества считающийся японцем. Окинавец или что-то в этом роде. Все, что он притащил на своем нечистом хвосте, было, парадоксальным образом, как будто бы и существенным, но, при этом, практически бесполезным. Нарушало гармонию, как и все его противоестественное, как у демона, явление. От него не могло быть добра.