Читать интересную книгу Кирза и лира - Владислав Вишневский

Совсем другое дело, если увольнение просишь, например, в библиотеку. Причём, в нотную, тут всегда проще. Если и причина к тому же существенная — ноты дефицитные, например. В таком случае, это уже не развлечение, с возможными опасными последствиями, а вроде работа, даже усердие. О-о! Это уже другой коленкор, другой разряд отношений. Интерес к прекрасному и возвышенному — я сейчас говорю только о музыкальной литературе — это уже расценивается как повышение профессионального уровня, раз! Расширение музыкального кругозора, два! Рост самосознания, три! Воспитание лучших человеческих качеств, четыре! Укрепление патриотизма — это пять! Что еще?.. Повышение боеготовности, подсказываете? Да, точно, чуть главное не упустил, — и повышение боеготовности, шесть! Вот как получается. А вы думали… Нет, тут другой коленкор!

— Молодец, младший сержант Пронин. А на абонементе-то уже точно договорился?

— А как же! То есть так точно! Ждут.

И лица командиров разглаженные — светлые, и тембр голоса у них мягкий, голубинно-воркующий, и отношение к просьбе благостное, положительное — ну, молодец, солдат. Одно слово, молодец, что тут скажешь!

— Вот, товарищи срочники, — разводя руками, показывает старшина на явный образец для всеобщего подражания, — берите пример со своего командира. По библиотекам всем нужно ходить, как он, по библиотекам. О повышении своего культурного уровня заботиться нужно, понимаешь… культурного. А не за шалавами-девками носиться сломя голову, задрав хвост…

Срочники, с кислыми лицами, понимающе, молчаливо соглашаются: «Да, конечно, и нам бы вот так, повысить…»

Они-то уж точно знают, куда я собрался и какой я уровень буду там повышать. Просто, сейчас моя очередь биться за увольнение, и новые мои непредвиденные обстоятельства. А Светлана — все понимают — это вообще без очереди.

— Да, Пронин! — вдруг отечески предлагает старшина, — А на обратном пути можете зайти в кафе-мороженое, это там же рядом, на Карла Маркса, «Снежинка» называется. Деньги-то хоть есть на мороженое у тебя, нет?

— Есть, есть, спасибо!

— А я и не предлагаю! У меня-то их и нет вовсе… свободных. Ха, ха, ха! — весело смеётся своей шутке старшина. — Ладно, это я так, чтоб разговор поддержать! — отсмеявшись, поясняет.

А это хороший знак. Значит, настроение у старшины хорошее. Можно и другим срочникам в увольнение проситься, рискнуть. Как говорится, и крокодилы, бывает, летают… Если хорошее настроение у командиров и метеопрогноз соответствующий.

Всё организовал, пробил и увольнительную. Всё в порядке, всё чин-чинарём. Собрался. Жду.

Прождал всю субботу и воскресенье… Не пришла!

Не пришла. Она не пришла…

«Ааа-а-а!..»

Это у меня так мой внутренний голос воет. Волком воет от страшной тоски, от несбывшихся ожиданий, от избытка чувств. Бушует во мне, внутри меня, разрушительная отрицательная энергия. Ноют болью натянутые нервы. Всё из рук валится. Всё вокруг злит, бесит и раздражает. Ребята это видят, не трогают, стараются не задевать, обходят как больного. Понимают.

Ааа-а!..

Ну, и как это называется, как, а? Ведь обещала же, обещала! Я же жду. Я так жду её! И что? А её нет. Обманула… Обманула? Где она? С кем? Почему так? Ааа-а!

Так выло, бурлило и клокотало непрерывно до второй половины четверга.

— Слушаю, млад-се-жант-Пронин. — Вяло отвечаю в трубку внутренней телефонной связи. Мне её дежурный по оркестру сунул.

— Пронин! — Так же темно, как в голодном пустом животе, бурчит в трубке чей-то взволнованный голос. — Давай, быстро на КПП. Тебя тут спрашивают.

— Чего? — Я, в общем-то, и не вслушивался: что там кому надо. Думал, опять какая-нибудь наша армейская хохма.

Недавно, я сам, на такой вот звонок, не задумываясь, отхохмил кому-то в трубку. Решил, что это дежурный по-столовой звонит, время-то было обеденное — кто ж ещё к нам будет звонить в такое время? — представился небрежно так: «Кремль. Феликс Дзержинский у аппарата — слушаю! Это опять ты, что ли, Надежда Константиновна? Ну, задолбала!» Там, ни слово не говоря, почему-то дали отбой, а через пару минут к нам влетает разъярённый замполит полка полковник Серебров. Злой, как собака: «Эт-та, что такое тут, панимаешь, а? Это как это надо понимать, а? Кто этот наглец здесь, кто? Я вам покажу Надежду Константиновну, ёпа мать!» И давай меня при всех песочить. Короче, пять суток гауптвахты за Дзержинского или Крупскую, за обоих, я и схлопотал. А за что, спрашивается? Я же не знал, что это замполит звонит. В это время к нам обычно звонит только дежурный по столовой: «Эй, чуваки-музыканты, уже накрыто же давно. Давайте, бля, быстрее! Сожрут же, ну!» Больше и некому к нам в это время звонить, я же знаю. Да и шутка это была… Нормальная, между прочим шутка, армейская, причём, без матов. «Пять суток гауптвахты, я сказал, понятно, нет?» — кричит полковник. И так это всё у него серьёзно, словно это его я лично обидел. «Так точно, отвечаю, пять суток». А сам думаю, хорошо что не на пятнадцать замполит раскошелился. Хотя и этих много. Но концертные поездки меня спасли, — как без меня куда ехать? Никак. А потом, и «суп с котом», месяц быстренько сам собой пробежал, и наказание сгорело — оно ж не переходит. «Ти-ли, ти-ли, трали-вали!..»

В общем, в трубке уже отбойные гудки.

— Откуда это? — встряхиваю Вальку Филиппова, он трубку поднимал.

— Чего? — Филиппок не включается в начале. — А-а… сказали… вроде с КПП. А что? — Вырывается, рвётся от меня Валька. — Ты чё? Ну, пусти! Отпусти!

С КПП. Это она! Пришла? Она!.. Кто же еше?!

— Ур-ра, Валька! Она пришла!.. — Резко, как орех, до хруста, сжимаю Филиппка в своих объятиях. — Ур-ра! Валька!

— Ааа-атпусти. С… у-ума сошел?.. — задыхаясь, хрипит Валька.

Ошалев от радости и нахлынувшего счастья, ничего не видя под ногами, галопом лечу вниз по-лестнице на выход. «Пришла… Она! Пришла. Неужели пришла?!» А я было обиделся. Вот дурак! «Пришла… Она! Конечно она — больше и некому!» Ещё утром тяжеленные, большие двери одна за другой отлетают передо мной, легко распахиваются, как воздушные. Выскакиваю на улицу, в три прыжка преодолеваю расстояние до угла здания, заворачиваю за него… Тут уже и близко.

— Товарищ младший сержант! — Раздается властный окрик где-то за моей спиной. Не вовремя! Ой, не вовремя кто-то прерывает мой полет. — Товарищ младший сержант! К кому я обращаюсь?

Ё-пэ-рэ-сэ-тэ! Кого-то не заметил я, проскочил. Вот не вовремя! Тормозя, скачу на одной ноге… Поворачиваюсь. Почти спиной, вполоборота от меня, стоит незнакомый полковник — наверное из дивизии, их там много таких одинаковых, но разных. Нахмурив брови, полковник сурово смотрит в мою сторону. Ждёт.

— Ко мне. — Сухим тоном приказывает.

— Есть! — Прихожу в себя. Да-да, нарушил, понимаю, знаю. Мораль сейчас будет читать! Преувеличенно усердно топаю строевым шагом. Чётко, не качнувшись, останавливаюсь, докладываю, мол, младший сержант Пронин по вашему приказанию прибыл.

— Что же это вы, младший сержант Пронин, музыкант ещё, понимаешь, устав нарушаете, а? Уже и полковников не замечаете, так что-ли у вас получается, а, я спрашиваю? Это хорошо, что я вовремя увернулся… Вы же так и убить меня, наверное, могли. Вы понимаете это или нет?

— Так точно! Виноват, товарищ полковник. Торопился.

— Торопился он… Ишь ты, торопливый какой! Передайте вашему дирижеру, товарищ младший сержант, что я, полковник Синицын, наказал вас сегодня двумя часами строевой подготовки. Вам ясно?

— Так точно! Передать дирижеру — два часа строевой подготовки, полковник Синицын.

— Пусть обязательно лично доложит об исполнении. Вы меня поняли?

— Так точно. Разрешите идти?

— Идите. И больше не нарушайте, понимаешь.

— Есть не нарушать! — как образцово показательная машина продолжаю чеканить. Как положено поворачиваюсь, чётко приставляю ногу и три шага рублю строевой. Потом не выдерживаю, полковник точно уже не видит, опять подхватываюсь в галоп. Прогрохотав по ступенькам, вхожу на КПП.

— Разрешите, товарищ майор. Млад-сержант-Пронин.

Дежурный офицер, оторвав глаза от какой-то книги коротко глянул на меня, на мой внешний вид, утвердительно буркнул:

— Там… — кивает на дверь комнаты свиданий. — К тебе… Только не долго. И смотри там… — грозит пальцем.

Машу рукой к пилотке — есть, смотреть там, и с замеревшим сердцем открываю дверь.

Светлана!..

Светлана бросилась мне на шею сразу, я ещё дверь за собой не прикрыл. Её руки обвились вокруг моей шеи. Её губы, целуя моё лицо: нос, глаза, губы, непрерывно шептали — как я соскучилась! Как я соскучилась! Как я скучала! Как я ждала!..

— Паша… Пашенька. Мой Пашенька!

Чувствуя в своих руках её тело, горячие руки и губы, я мгновенно и напрочь забываю о своей обиде, муках, переживаниях.

— Да, да!.. Я тоже… соскучился, я тоже сильно-сильно… тебя ждал!