Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, разве женщины не созданы, чтобы быть сестрами милосердия для всех горестей рода людского?
– О господин граф, вы же нездоровы! – воскликнула она.
– Полагаю, что так.
– Вам надо лечиться.
– У кого? – обронил Юлиус.
– У врачей.
– Ну, кого-кого, а докторов у меня предостаточно, – отвечал Юлиус. – Я в Париже, то есть под боком у крупнейших светил науки. И я прусской посол, следовательно, имею возможность оплачивать их труды. Но исцелять способны не только врачи, и в моем случае требуется совсем другое.
– Тогда что же?
– Те, кто пекутся о больном. Сын или дочь, которые бы заботились, брат, который мог бы поддержать, любящая жена… Словом, нужно какое-нибудь существо, кому вы не безразличны, притом не безразличное вам самому. А я – привязан ли я к кому-нибудь? И кого интересует моя жизнь?
– Ваших друзей, – сказала девушка.
– Друзей! – вздохнул Юлиус.
И не прибавив более ни слова, он пожал плечами.
– Ну, разумеется, – продолжала девушка. – У вас ведь есть друзья?
– Нет, мадемуазель.
– А я знаю, что есть.
– Вы? – спросил Юлиус. – Так кто же вы?
– Не спрашивайте меня об этом, – сказала она. – Но разве мой поступок сам по себе не доказательство, что у вас есть друзья, которые заботятся о вас? Я же пришла вас спасти.
– От чего?
– Послушайте: вы состоите в некоей ассоциации, в политическом тайном обществе…
– Допустим, – произнес Юлиус, вглядываясь в нее с недоверием.
– Мне это известно. Если вам нужны подробности, извольте: вы взяли себе вымышленное имя. Представились как Жюль Гермелен. Как видите, я знаю все.
– Предположим, что так, – обронил Юлиус. – И что же из этого следует?
– А то, что вы разоблачены! Они выяснили, что Жюль Гермелен и граф фон Эбербах одно лицо.
– Каким образом вы это узнали? И кто вы такая, что берете на себя труд явиться сюда, чтобы меня предупредить?
– О, это мой секрет, – возразила девушка. – Да он вам и ни к чему.
– Тут вы ошибаетесь, – настаивал Юлиус. – Знать это мне необходимо. В первую очередь для того, чтобы поблагодарить вас. Сердца, не равнодушные ко мне, слишком редки, чтобы я мог позволить такому человеку пройти мимо неузнанным. Прошу вас, сделайте так, чтобы услуга, которую вы мне оказали, обрела человеческое лицо и я бы знал, кому я столь многим обязан. Окажите мне такую милость: откиньте вуаль.
– Это невозможно, – покачала головой девушка. – Да и зачем? Вы меня никогда не встречали, мое лицо ничего вам не скажет.
– Ну, в таком случае, что вам стоит мне его показать?
– Так ведь, – пробормотала она, – вы можете увидеть меня позже, и тогда вы меня узнаете.
– И отлично!
– Я не хочу, чтобы стало известно, что это я предостерегла вас, поскольку тогда можно было бы узнать и о том, каким образом я раскрыла эту тайну.
– Все же я прошу вас, – настаивал Юлиус.
– Нет, нельзя, – отвечала она.
– В таком случае, – продолжал он, – мне жаль, что вы побеспокоились напрасно.
– Напрасно? – переспросила девушка.
– Да, – повторил Юлиус, – напрасно, потому что я вам не верю.
– Но почему же вы не верите?
– Если бы то, что вы рассказали, было правдой и вы действительно явились сюда с намерением меня спасти, вы бы не боялись мне показаться и вам было бы все равно, что я в один прекрасный день смогу вас узнать. Тайна, которой вы себя окутываете, побуждает меня подозревать в вашем поступке… по меньшей мере заднюю мысль.
– Заднюю мысль? Но какую же? – пролепетала девушка в полном замешательстве.
– Я вас ни в чем не обвиняю, – продолжал Юлиус. – И не говорю, что вы подосланы, чтобы под предлогом этой мнимой услуги вырвать у меня признание…
– О! – вскрикнула она, больно задетая его словами.
– Я не хочу сказать, что, пугая призраком вымышленной опасности, некто пытается остановить меня на пути к моей цели. Но коль скоро вы мне не доверяете, я также имею право не поверить вам. Меня никто не остановит, я буду продолжать свой путь по-прежнему, словно вы и не приходили сюда. Если вы питаете ко мне сочувствие, достаточно одного чистосердечного, прямого взгляда, чтобы легко уверить меня в вашей искренности. Не хотите? Что ж, тем лучше! Если беда и случится со мной, неважно: я мало дорожу жизнью. Вы вправе скрываться, а я вправе умереть.
– Нет! Я сброшу вуаль! – вскричала девушка.
И она откинула вуаль, открыв восхищенному взору Юлиуса очаровательное личико шестнадцатилетней красавицы, в самом деле незнакомой ему.
– Благодарю, от всего сердца благодарю вас, дитя мое, – сказал граф фон Эбербах. – Теперь я вам верю. Я глубоко тронут тем доказательством симпатии, которое вы мне дали. Вы столь же добры, сколь прекрасны.
Девушка слегка покраснела.
– И не беспокойтесь, – продолжал прусский посол. – Я не так уж рискую, не стоит слишком страшиться. В этом тайном обществе, как вы его называете, у меня есть могущественные друзья.
– Ах, не рассчитывайте на них, они ничего не смогут сделать, – прервала она.
– Так вы их знаете? – спросил Юлиус.
– Знаю одного из них, – сказала девушка. – Он сделал и готов сделать все, чтобы вас защитить. Я сама была свидетельницей его стараний. Но он ничего не может. Даже не может вам сказать, что вы разоблачены. Его клятва запрещает ему сделать это. К счастью, волей случая я напала на след этой ужасной тайны, а я не связана никакими зароками.
Юлиус спрашивал себя, кем может быть эта девушка, о каком друге она толкует.
Внезапно в его мозгу вспыхнула догадка.
– Повторяю вам, мадемуазель, не беспокойтесь. Если дойдет до последней крайности, мне будет довольно лишь вмешательства того человека, что ввел меня в союз карбонариев. Он знал мое настоящее имя.
– Это и есть тот самый друг, о котором я вам говорила, – сказала девушка. – Своим вмешательством он погубит себя, а вас не спасет.
– А, теперь я вас знаю! – вскричал Юлиус. – Вы мадемуазель Фредерика.
– О сударь, только не говорите ему! – взмолилась она, вся трепеща и едва не теряя сознание. – Если мой друг когда-нибудь узнает…
– Что ж! Он узнал бы тогда, что вы ангел доброты и преданности, а не только фации и красоты.
Глядя в лицо Фредерике, Юлиус испытывал ту же глубокую приязнь, какая охватила девушку при виде графа фон Эбербаха. Можно было бы сказать, что между ними давно существовала какая-то непостижимая связь. Они встретились впервые, но им казалось, будто они всегда знали друг друга. То было невольное, инстинктивное притяжение.
– Вы не расскажете господину Самуилу Гельбу о моем визите, правда? – сказала она. – Ему тогда пришлось бы объяснить, что я раскрыла один из его секретов. Он бы рассердился на меня, и право, так и следует.
– Будьте покойны, дорогое дитя. Обещаю вам свое молчание. Это самое малое, что я обязан для вас сделать, – прибавил он.
И он стал было с жаром благодарить ее.
Внезапно Фредерика вздрогнула.
– Слышите? – шепнула она.
Из соседней комнаты донесся голос Лотарио, говоривший:
– О, этот запрет входить не может касаться близкого друга его превосходительства господина Самуила Гельба. Я все беру на себя и сам сейчас постучусь в дверь.
– Господин Самуил Гельб! – вскричала Фредерика в смятении.
Послышался голос Самуила:
– Что такое? Госпожа Трихтер, а вы что здесь делаете?
– Как же быть? – прошептала Фредерика.
– Угодно вам пройти туда? – сказал Юлиус, указывая на другую дверь в глубине гостиной.
– Но как мне теперь встретиться с госпожой Трихтер? Как объяснить ее присутствие здесь?
– Все это предоставьте мне, – сказал граф фон Эбербах.
И он сам пошел открывать дверь Самуилу и Лотарио.
XXII
Потрясения
У Самуила и Лотарио вырвался возглас изумления, когда они увидели в комнате замешкавшуюся Фредерику.
– Вы здесь?! – вскричал Самуил.
– Мадемуазель Фредерика! – в то же мгновение воскликнул Лотарио.
– Да, – заявил Юлиус, – мадемуазель Фредерика по велению своего великодушного сердца явилась сюда, чтобы оказать мне большую, настоящую услугу.
– Услугу? – повторил Самуил, устремив взгляд на трепещущую Фредерику. – Какую именно? Не мог бы я узнать причину этого визита? Я полагал, что Фредерика незнакома с графом фон Эбербахом.
– Час назад мы еще не были знакомы, – отвечал Юлиус, – зато теперь познакомились, и вот мы уже старинные друзья.
– Быстро, однако же, завязалась у вас дружба, – заметил Самуил, обратив свой проницательный взор на Юлиуса.
– Зато она не так легко развяжется, по крайней мере в моем сердце эти узы останутся крепкими и обязывающими меня к признательности, пока я жив… Правда, весьма вероятно, что этим не много сказано.
Странный блеск промелькнул в глазах Самуила. В уме этого импровизатора зла внезапно зародилась идея.
Он продолжил расспросы:
– Короче, я хотел бы знать, какая столь веская причина могла привести сюда Фредерику при том, что она не сочла необходимым меня об этом предупредить.