10 мая с утра ветер был от NO самый удобный для турок, если бы они расположены были атаковать нас; но неудачное покушение на Тенедос лишило их бодрости, и два флота стояли в виду друг друга во всякой готовности. В полдень два судна под парусами шли на нашу линию. Почитая их брандерами, «Венус» по сигналу вступил под паруса, но по осмотре оказалось, что то были австрийские; шкиперы просили адмирала позволить возвратиться им в Триест. Наконец после полудня в 2 часа, к общей всех радости, ветер сделался от SW, который в летнее время бывает здесь очень редко. Едва оный начал навевать, то на «Твердом» раздался пушечный выстрел и поднят сигнал сняться с якоря. Радость, надежда сразиться с турками была общая на всем флоте; не думали об опасностях предстоящей битвы, боялись только штиля и перемены ветра. В полчаса все корабли были уже под парусами и в ордере баталии. Мы ожидали, что турки, не осмелившись атаковать нас, примут нападение наше, стоя на якоре; но они вскоре также снялись, потом пять кораблей их близ крепостей бросили якорь и, снова отрубив канаты, вступили под паруса, весь флот их направил путь в Дарданеллы. На «Твердом» поднят сигнал несть всевозможные паруса и напасть на неприятеля каждому по способности. Легкие корабля пошли вперед, но ветер начал стихать, наконец переменился, подул от W и довольно свежий, турецкая эскадра поспешала на всех парусах войти в Дарданеллы, ветер им к тому весьма способствовал. Хотя в узком месте пролива не можно было надеяться чем-нибудь овладеть, но храбрый наш адмирал решился дать им удар при дверях самых крепостей.
В 6 часов, когда день клонился уже к вечеру, «Венусу», бывшему впереди, сделан сигнал атаковать отделившийся корабль[79]. Мы, подойдя к нему под корму, открыли огонь. Вскоре «Селафаил», «Ретвизан», «Рафаил» и «Сильный» напали на другие корабли и сражение началось за полчаса до ночи. Корабли наши, упреждая неприятельские, проходя между ними вперед, обходя с кормы или носу, бились одновременно на два борта. «Селафаил» первый догнав 100-пушечный корабль капитан-паши, дал ему залп в корму и, когда оный стал приводить на правый галс, дабы избежать сего огня, то корабль наш, поворотя чрез фордевинд, упредил его и снова напал на него с кормы. «Уриил» толь близко миновал турецкий вице-адмиральский корабль, что такелажем своим сломал у него утлегарь. Сенявин стремился на Сеид-Али и, прошед под корму корабля Бекир-Бея, вступил с ними в бой с обоих бортов; потом, спустившись, атаковал капитан-пашу так близко, что реи с реями почти сходились. Сеид-Али, показав сначала желание драться, отпаливался тут весьма редко и на всех парусах, уклоняясь от корабля «Твердого», несся под свои крепости. Все турецкие корабли также на всех парусах спешили за своим адмиралом в Дарданеллы, вовсе не помышляя о сражении; многие из них, опустя борты, даже не защищались; напротив того, наши корабли, каждый по способности своей, то спускаясь, то приводя, то убирая, то прибавляя парусов, преследовали и поражали на самом близком расстоянии, стреляя наиболее вдоль их кораблей. В восьмом часу наступила темнота, ветер начал уменьшаться, в самом устье пролива флоты смешались, и от двойного течения одни наши корабли, у азиатского берега бывшие, выносило из Дарданелл, другие прижимало к европейским крепостям и несло в пролив, с обоих берегов коего мраморные ядра поражали друзей и неприятелей без разбору. Для отличия на наших кораблях подняли на мачте по три фонаря, турецкие корабли, бывшие близ нас, сделали то же; и от сего несколько времени были биты своими и нашими кораблями. Дабы в темноте и узкости не вредить друг другу, корабли наши стали выходить из пролива, и сражение в 9-м часу кончилось, но с некоторых перестрелка продолжалась до 11-го часу. Бегство неприятельского флота столь было поспешно и беспорядочно, что три корабля стали на мель у азиатской крепости. В первом часу пополудни, при совершенном штиле, эскадру нашу вытащило течением из Дарданелл, и все корабли по сигналу стали на якорь, где кто находился.
Во время сражения адмиральский корабль «Твердый» столько приблизило к европейской крепости, что пули стали вредить. Адмирал приказал закрыть фонари и буксировать корабль шлюпками. Потеряв из виду огни, отличающие корабль главнокомандующего, весь флот чрезмерно был сим обеспокоен, и как в сие время лавировали мы пред входом в Дарданеллы, то, проходя, спрашивали друг друга, где адмирал? но скоро среди неприятельского флота начался весьма правильный беглый огонь, дым прочистился, показались три фонаря, и мы крикнули ура! это был Сенявин. На другой день, когда корабль «Сильный» поднятым с флагштока вполовину брейд-вымпелом известил о потере своего капитан-командора, мы, сожалея о славной смерти сего достойного начальника, обещавшего Отечеству хорошего адмирала, еще более опечалены были, не видя на стеньге твердого вице-адмиральского флага. Не могу описать общего при сем смущения. Я, будучи при повторении сигналов, первый заметил сие и, смотря в зрительную трубу, не видя на стеньге флага, воображал или лучше, мне казалось, что оный развевает. Капитан, вахтенный лейтенант и другие офицеры, бывшие на палубе, также смотрели и, ничего не видя, бледнели и не смели спросить друг друга, жив или убит адмирал. Матросы один за одним выходили на шканцы, смотрели, также боялись сообщить друг другу свои мысли, искали предлога сойти в палубу и там в печальном безмолвии клали земные поклоны у образа. В таком расположении духа подошли мы под корму «Твердого». Капитан наш, вместо обыкновенного рапорта, спросил: здоров ли адмирал? нам отвечали: слава Богу! мы еще сомневались; но Дмитрий Николаевич показался в галерее, в одно слово раздалось у нас на фрегате громкое радостное ура; адмирал сделал знак, что хочет говорить, но матросы не скоро могли умолкнуть и он, поклонившись, ушел.
11 мая поутру три турецких корабля были довольно подавшись от устья Дарданелл в море; два из них буксировались гребным флотом. До 10 часов было тихо; когда же в сие время ветер подул попутный, то эскадра снялась с якоря, начала соединяться, а в полдень, когда ветер несколько прибавился, сигналом контр-адмиралу Грейгу с кораблями «Ретвизаном», «Селафаилом», «Скорым», «Ярославом» и фрегатом «Венусом» приказано видимые неприятельские корабли стараться отрезать, взять или истребить. Между тем турецкие корабли на всех парусах поспешали в пролив; наш отряд догнал их почти у самых крепостей и, не возмогши никак взять их выше под жестоким на себя огнем, действовал на проходе по кораблям и флотилии отменно удачно. Корабли турецкие после первых залпов отпаливались весьма слабо; истребление парусов, подбитие снастей и разрушение корпусов их видно было глазами. Неприятель, имея в выгоду свою попутный ветер, который в то время установился так свеж, что и при противном течении они подавались вперед; наш же отряд, обращенный бортом к течению, выносило из пролива; но за всем тем трижды успели мы сделать обороты к нанесению большого вреда неприятелю. Гребной флот, защищавший неприятельский корабль, стоявший на мели ниже азиатской крепости, бежал. Другой корабль, догнанный «Селафаилом», а после и «Ретвизаном», бросился на мель под прикрытием европейских крепостей и своего флота. Вице-адмиральский, желая пробраться в пролив у азиатского берега, будучи сильно обит, бросил якорь, потом снялся и, уклоняясь от огня нашего отряда, также стал на мель; близость оной к азиатской крепости препятствовала атаковать его как должно. Между тем ветер начал тихнуть, течением корабли наши снесло ниже турецких; почему сигналом приказано отряду контр-адмирала соединиться с эскадрой. 12-го флот наш сточл на прежнем месте у Тенедоса.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});