Прибытие наше в Сароский залив причинило туркам немалое беспокойство. Большая их армия, которой вверена была защита Дарданелл и столицы, соединилась и заняла кругом берегá залива, ибо тут они ожидали высадки наших войск. Главнокомандующий, нашед средство иметь сообщение с Константинополем и даже с армией генерала Михельсона, действовавшей на Дунае, с намерением распространил слух, будто бы 100 000 наших и английских войск, вместе с греками и славянами, выйдут на берег в сем заливе, и таким образом, оставив Дарданеллы в стороне, пойдут прямо в столицу, которая от конца залива находится только в трех днях марша. Слуху сему столько поверили, что 5000 албанцев взбунтовались, заклепали в одной дарданельской крепости пушки и, видя свою ошибку, после кровопролитного сражения пробились и ушли в свои горы, предав на пути все турецкие селения огню и мечу. К сему присоединился недостаток в хлебе, который прежде получали из Египта и Архипелага; и с сего времени Константинополь был свидетелем кровавых происшествий. Многие паши были казнены, а потом и сам султан Селим был свержен с престола.
Обошед кругом Сароский залив и отправив призовые суда в Тенедос, мы подошли к западу вдоль Румелийского берега. За мысом Энио у города Нино видно было в устье реки на мелководье и под крепостью 30 лодок; на них невозможно было напасть, однако ж корсар наш, возвратившись к ним ночью, взял своим баркасом 2 лодки, а мы, проходя близ берега и не встретив ни одного судна, бросили якорь в открытом море, на глубине 34 сажен по западную сторону Самондраки, куда на утро 24 апреля пришел и корсар.
Остров СамондракиСамондраки, имеющий в окружности от 30 до 40 верст, лежит по западную сторону Имбро, против Румелии. На нем нет ни одной пристани, кроме якорных мест по западную и южную его сторону находящихся. Вид острова с западу, где мы стояли на якоре, представляет один из прекраснейших проспектов в природе. Холмы, возвышения, наконец горы, отдельно стоящие, наполняют все его пространство. Высокие горы имеют голые вершины, изредка поросшие строевым лесом, меньшие, составляя уступы первых, покрыты плодоносными рощами, между ними зеленые долины, тучные луга и хижины, разбросанные по берегу малых источников, подобно блестящим точкам, показывались в отдаленности.
Турки, бывшие на острове, бежали в Румелию. Новый начальник из греков приехал на фрегат, поднес подарки, состоящие в плодах и вине, и неотступно просил капитана послать в город, лежащий от берега верстах в 15, несколько солдат, дабы тем обрадовать народ и устрашить турок, которые, узнав, что русские заняли город, и по отбытии фрегата не осмелятся из Румелии возвратиться на остров. 40 солдат и столько же греков с корсара рано поутру отправились двумя дорогами в город. Мне поручен был сей отряд с таким выставлением, чтобы пригласить греков возить съестные припасы в Тенедос, а турок, если какие попадутся по дороге или приведены будут жителями, взять в плен.
Мы шли с пригорка на пригорок, с горы на гору, везде встречая прелестную природу, в полном цвете, разнообразии и богатстве. Тут проходили мы бор дубовых, ореховых и каштановых дерев; там густой лес смоковничных, миндальных и черешневых, коих ветви переплетены диким виноградом и жасминными лозами. Спускаясь с гор, мы входили в прекрасные долины. Зеленые ковры лугов, поля, виноградники и сады, дремлющие под тенью гор, свежесть утра, красота и дикость мест, удовольствие встречать на каждом шагу неожиданное зрелище, видеть необыкновенных птиц, обонять запах неизвестных у нас цветов, словом, чувствовать себя перенесенным в другой мир, где каждый взор, сообщая сердцу новое и живое впечатление, часто останавливал меня, и я в мечтания блуждал в очарованных садах Армиды. Иногда дорога шла узкой тропинкой, пробитой на отвесе, тут скалы висели над головой, там пропасти зияли под ногами, но, прошед сей опасный путь и взошед на гору, с одной стороны открылось шумящее море, с другой – прелестная долина. Разбросанные в беспорядке хижины, скрывающиеся под тенью пирамидальных тополей; виноградные сады и большое поле хлопчатой бумаги, разделенное обширным ровным лугом, примыкавшим к скале, на коей в половине ее высоты, в пустынном уединении показывалась бедная церковь с кладбищем, осененным кипарисами; а ниже ее водопад, обширным жерлом как бы политый из урны, вырывался из скалы, падал и издали представлял светящееся зеркало, за коим обильный поток, стекая вниз по долине, изгибался по лугу светлой чертой; наконец, рогатый скот, спокойно щиплющий мураву, стадо овец, бродящих под скалой и отдыхающих вокруг водопада, и козы, прыгающие по обрывам, довершали картину и составляли совокупно прелесть сельской жизни.
Наконец прошед тесное ущелье, между двух каменных утесов заключенное, вправо открылись развалившиеся стены крепости, а за ней и город. Дабы известить жителей о нашем прибытии, провожавший нас начальник город просил сделать несколько выстрелов, после коих с барабанным боем пошли вперед. Вскоре мы увидели толпу народа, вышедшую к нам навстречу. Священник в ветхой рясе окропил нас святой водой, подал мне в руки кипарисный крест и, когда я приложился к нему, то взяв у меня обратно оный, благословлял солдат; потом сказал краткую речь, в которой я и переводчик мой поняли одно имя Александра, затем, принимая от мальчиков букеты цветов, подал мне и каждому солдату, прося украсить ими шляпы и киверы. После сей церемонии гражданские, как казалось, чиновники, ибо в платье их не было от других различия, поднесли мне медовые хлебы и соль. При восклицаниях народа «Да здравствует Александр» вступили мы в город вместе с народом, на лицах которого ясно изображена была радость, смешанная с каким-то священным благоговением. У дверей каждого дома, хозяин, кладя руку на грудь и немного наклонившись, подносил хлеб и соль, женщины с великим любопытством и робостью, может быть, происходившей от стуку барабанов, смотрели на нас с террас домов. Впереди шел священник и начальники, они вывели нас за город на одно возвышение, где небольшое четвероугольное место, огражденное перилами, было устлано коврами; меня просили войти и сесть там на подушку, солдаты стали вокруг, началась новая церемония; начальник города с 6 другими и попом вошли и, в почтительном отдалении опустясь на колена, сели предо мной. Один из стариков с жаром говорил длинную речь; но переводчик мой, худо знавший по-гречески и еще менее по-итальянски, сказал мне: они просят, чтобы мы оставили несколько солдат для защиты их от турок, что содержание берут на себя и желают дать присягу в верноподданстве. На сие я отвечал, что Архипелаг уже объявлен под покровительством нашего императора, что присяга не нужна там, где нет сомнения в верности и преданности, что, впрочем, с особенными просьбами они могут отнестись к главнокомандующему, а я имею только поручение установить цену съестным припасам и пригласить жителей доставлять оные в Тенедос. На сие начальники отвечали, что некоторое количество провианта и скота, собранного турками для армии их, в Румелии расположенной, мы можем взять как собственность неприятеля; сверх того, желая доказать готовность свою, они обещали собрать к вечеру еще несколько провизии собственно от себя. Впредь же, как не имеют удобных лодок для перевозки скота в Тенедос, они будут отпускать дров сколько угодно, а провизии – сколько могут на корабли, для сего присыламые, по цене условленной и самой умеренной. Они сдержали слово: глашатели обвестили всех начальников семейств, что именно каждый из них должен к вечеру доставить на фрегат.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});