и дом свой новый строить начали и построили.
И учтите, что нынешний рубль он гроша ломаного советского не стоит, то есть меньше чем полкопейки. Что можно купить сейчас на рубль? Ничего. А на советскую копейку можно было купить коробок спичек, попить газированной воды; на две копейки купить газету или позвонить по таксофону; за три копейки проехаться на трамвае или попить лимонада и кваса и так далее.
Потом уже, когда появился этот гад, Горбачев, всё начало куда-то пропадать: и продукты, и товары. Помню, в 1990-м году купили мы цветной телевизор за 700 рублей, а потом и холодильник сменили, на новый – за 500 рублей: это считались очень дорогие товары.
Пришлось записаться в очередь и ждать целый год, прежде чем купили. Все товары и продукты были отечественного производства и хорошего качества. Конечно, одежда была не писк моды, но вполне приличная и для всех возрастов, а детские вещи вообще стоили копейки – их дотировало государство.
Потом уже, после ельцинского переворота, прочитал в газете, что горбачевцы начали гнать товары и продукты на продажу за границу по смешным ценам, чтобы была их нехватка в стране, народ стоял в очередях и возмущался, а предатели и ренегаты спокойно уничтожали советскую власть.
Помнится, что в нашем городке был маслозавод, который в летние месяцы производил до двадцати тонн масла в сутки. Так вот, уже через два года правления Горбачева, с 1987 года, как говорил мне бывший директор этого завода, всё масло стало упаковываться в картонные ящики с надписью «Made in USSR» и вывозиться за границу. Наверное, то же делалось и с другими товарами и продуктами.
В тот год, когда мы купили телевизор, узнаю, что только в Турцию и за бесценок было продано полмиллиона телевизоров и столько же холодильников в Англию. Недаром Горбачев как-то похвалялся, что его целью было уничтожение советской власти и это ему удалось, пока мы стояли в очередях, которые горбачевцы и устроили для народа.
Ну, а при ЕБоНе всё уничтожили под корень: лишь бы ничего советского не осталось. Где теперь наши телевизоры, холодильники, еда и прочее? Нет их: уничтожили производство и теперь кормимся от продажи нефти и газа.
До Горбачева – этого пятнистого чёрта с сатанинской отметиной на лбу, я, учитель, мог купить жене золотое украшение: кольцо, сережки или цепочку с кулоном – рублей за сто каждое, а можно и подороже.
Вот и считай, Иванов, нашу советскую зарплату в те советские времена и сопоставляй с ценами, что я тебе назвал. Ты вырос, когда всё это уже уничтожили и наши враги вбили молодым людям в головы, что мы жили нищими, голодными и почти все сидели в тюрьме.
Подлое это враньё прошлых и нынешних врагов Советской власти. Я уж не говорю об уважении к человеку труда. У учителей и врачей зарплата, конечно, была небольшая, но были ещё почет и уважение от людей.
Я считаю, что когда снова наступит народная власть и изгонит всех этих предателей, рвачей и выжиг – как писал поэт Маяковский, когда снова будет всем хватать товаров и еды: в разумных, конечно, пределах, тогда основным стимулом труда будет не зарплата и доходы, а моральное удовлетворение человека от работы, уважение и почет.
Сейчас, во времена шакалов, человек ценится по его деньгам: чем больше у человека денег – тем лучше этот человек. Но неужели капитализм, когда одни грабят других по закону и есть лучшее устройство общества, что придумало человечество? Конечно, нет.
И бомжей при советской власти почти не было. Хотя ты, Иванов, может и пропил бы в советские времена, всё что имел, но квартиру продать и пропить бы не смог – нельзя было, квартиру, полученную бесплатно от государства, то есть от Советской власти – продать и пропить.
И о золоте, что мы спрятали с женой. Хотел я эти украшения детям подарить на совершеннолетие, но не получилось: сын стал выпивать и я опасался давать ему хорошие и дорогие вещи, например, крест с цепочкой, что мы купили и сыну и дочери ещё давно, чтобы потом подарить.
Дочери, вообще, хотел все материнские украшения подарить, но тоже не привелось. Так и остались эти вещицы в тайнике, а теперь, глядишь, и пригодятся.
Буду понемножку продавать, и жить сам и помогать внучке с правнуком. Она хоть и не сказала вчера, как ей живется, но чувствую, что не очень хорошо. Все сейчас трудно живут в глубинке, кроме торгашей. Но вместе справимся – у меня теперь появился смысл в жизни и, надеюсь, что вместе выкарабкаемся. Может и сын с дочерью тоже найдут в себе силы исправить свою жизнь – я для этого ничего не пожалею.
У меня дочка родила в шестнадцать лет – как раз было мутное время, теперь и внучка мамой стала – я ещё не дожил до пенсионного возраста, а уже прадедушка: как жизнь бежит. – Учитель умолк, а его товарищи задумались о сказанном.
Михаил Ефимович тоже вспомнил 1980 –й год: он тогда учился уже в аспирантуре, куда поступил не совсем честно, по комсомольской протекции, чтобы не уезжать из Москвы.
Аспирантская стипендия в 90 рублей и жизнь в общежитии в комнате на двоих были, конечно, далеки от коммунизма, о котором говорил Учитель, но вспоминая сейчас те давние уже годы, Михаил Ефимович помнил свои надежды на успешное устройство своей профессиональной карьеры, личной жизни и твердую уверенность в исполнении этих надежд.
Наверное, всё так бы и исполнилось, но он решил ускорить своё устройство в Москве женитьбой по расчету на дочери своего научного шефа, что, в итоге, и привело его через много лет, к обитанию на чердаке заброшенного дома.
Впрочем, если бы не крушение Советской власти и того устройства общества, которое тогда было, он, вероятно, жил бы сейчас жизнью благополучного мещанина и средней руки научного сотрудника.
Хромой вспомнил, что в этот год он работал после окончания института инженером в проектной организации, зарплаты хватало на личную жизнь, а квартира родителей, летом, была в полном его распоряжении с женой, когда родители уезжали на дачу. Действительно, ему не надо было ни о чем думать, кроме добросовестного отношения к своей работе, старания к которой он, однако, не проявлял.
Иванов в те годы поступил работать на завод после окончания профессионального училища, где получил специальность слесаря – инструментальщика. На заводе ему дали место в общежитии, в комнате было ещё двое ребят старше его по возрасту, которые