У Насти было двое детей. Младший, двенадцатилетний Артур, и старшая, Марина. Марина в деревне была нечастой гостьей, а вот Артура каждое утро можно было видеть сидевшим на заборе бабы Риши.
— И что ты тут забыл? — опять же каждое утро ругалась баба Риша. На что Артур звонко смеялся, показывая белоснежные зубы.
Когда пропадали кабачки или стройный ряд подсолнухов лишался желтоволосых голов, все понимали, что это они — соседи. И молчали. А что тут скажешь?
Катя поднялась по застонавшим от груза времени ступеням на террасу. Сквозь мутные стекла никого не было видно. А это значило, что надо идти дальше. В дом.
Ой как не хочется!
На улице кузнечики застрекотали с новой силой. В доме скрипнула половица. Проскользнула кошка и спряталась под сервантом.
Можно оставить бидон и уйти. Хозяева, когда освободятся, сами нальют в него молоко. Но Кате стало любопытно.
Так бывает — от страха немеют губы, по спине бегут мурашки, но некий вредный чертик зовет вперед. И ты уже не чувствуешь робости, не слышишь, как отбивает тревогу сердце.
Катя пересекла террасу, приоткрыла дверь в избу. На нее дохнуло застоявшимся воздухом, запахом подкисшего молока и горелых спичек. Кухня была тесно уставлена мебелью. Два шкафа, буфет, огромный стол, кухонная плита, полки с посудой. На подоконниках, плотно сдвинув бока, устроились горшки с цветами. Дверь, обитая войлоком, вела в дальнюю комнату. Катя на цыпочках прошла по толстым полосатым половикам, схватилась за ручку. Дверь не поддалась. Катя навалилась плечом. Дверь дернулась.
Темные шторы не пропускали дневного света. Огонек свечи в высоком подсвечнике дрожал, отгоняя робкие тени. Из мрака выступал круглый стол, на нем валялись какие-то скомканные бумажки. Миска, сковородка… От щепы, воткнутой между досками столешницы, вьется дымок, на ее кончике тлеет красный уголек. Стоявшие по стенам кровати и шкафы теряются в полумгле. Белым пятном выпирает в комнату русская печка.
— И станет все так, как ты задумал. И сбудутся все твои планы. И падут враги твои…
Низкий хрипловатый голос заставил Катю замереть на пороге. Она понимала, что надо уходить, что делать здесь нечего… Ноги не повиновались ей. А любопытство заставляло вжиматься в косяк двери и слушать, слушать…
— И все горести, печали, несчастья уйдут от тебя к врагу твоему. И…
На каждом слове пламя свечи приседало. По стенам начинали плясать отблески — то там, то тут посверкивало железо темного оклада на иконе, рамка фотографии, ручка комода. С огоньком в такт шевелились бесформенные тени двух людей, сидевших за столом. Руки одного из них постоянно двигались, то встряхивая сковородку, то стуча по миске, то перекладывая бумажки.
— Будет, будет, как ты захочешь! — вскинулся человек и резким движением руки опрокинул содержимое сковородки в миску. Поднялся пар. Свечка испуганно затрещала.
— И загорятся леса, и уйдут недруги…
Говоривший развернул миску к пламени свечи, пытаясь что-то рассмотреть.
Катя подалась вперед, как будто со своего места она могла увидеть, на что они смотрят. Пискнула потревоженная ее ногой половица, метнулась из-за печки ее тень, упала на сидевших. Люди за столом зашевелились. Раздался металлический скрежет. От испуга Катя оступилась и соскользнула с порожка, упав навзничь. Дверь перед ее ногами захлопнулась.
«Сейчас убьют», — мелькнула мысль в голове, заставив съежиться.
За Катиной спиной послышался удивленный голос:
— Тебе чего?
Над Катей стояла Настя, высокая, сухощавая, лет сорока, с обветренным загорелым лицом с крупными чертами — широкий нос, широкие губы, большие темные глаза. Зеленый платок с ярким рисунком сполз на затылок, зацепился за собранные в пучок черные с проседью волосы.
— За молоком, — побелевшими от страха губами прошептала Катя.
— Мама, дачники пришли! — позвала Настя мать.
От звуков ее голоса к Кате вернулось ощущение реальности.
Дверь распахнулась. Катя с удивлением увидела, что в комнате светло, темных штор на окнах нет, на столе ничего не лежит. И главное — за столом никого, люди словно испарились.
— Что так долго? — громким повелительным голосом спросила старуха. — Там и молока почти не осталось.
Цыганка внимательно посмотрела на Катю, как бы спрашивая: видела она что-нибудь или нет? Катя переводила взгляд с Вали на дверь, ничего не понимая.
Секунду назад там было темно, два человека сидели у стола! Не могло же ей все это показаться!
— Пойдем, — помогла ей встать Настя. — Сейчас что-нибудь придумаем.
Молодая цыганка вывела Катю на террасу, переставила на лавке ведра, нашла молоко, стала переливать его в бидон. Валя стояла в дверях, внимательно наблюдая за руками невестки. Молочная струя дернулась, белая капля побежала по жестяному боку. Настя широко улыбнулась, собрав на лице множество сухих морщинок, подолом юбки обтерла бидон, придвинула его к Кате.
— Все, беги. В следующий раз не опаздывай.
Под пристальным взором старой цыганки Катя приняла бидон, выскользнула за дверь и побежала к калитке. Старуха навязчиво следовала за ней. У дороги уже стояла баба Риша. Женщины чуть заметно поклонились друг другу.
— Это кто ж сегодня приходил? — жестким голосом, без тени любопытства, спросила Валя. — Твоих внучек и не разберешь…
Баба Риша не ответила. Мельком глянув на цыганку, она к чему-то прислушалась.
— Что ж это творится-то, а? — громко воскликнула она.
Катя чуть бидон не выронила.
Это бабушка ей говорит?! За что? Она еще ничего не успела натворить! Подумаешь, за молоком сходить опоздала…
— И что это теперь будет?! — баба Риша, всплеснув руками, пошла вперед.
Катя осторожно повернулась. Рядом со старой цыганкой стоял высокий крупный мужчина. Лохматые темные волосы падали ему на глаза, нахмуренные черные брови сбегались к переносице, из-под них смотрели колючие глаза. Широкий нос, недовольная складка губ. Это был председатель колхоза, Василий Иванович Полозов. К нему-то и спешила бабушка.
Катя удивленно уставилась на председателя. Откуда он появился? Если приехал из правления, то почему не слышно было машины? Если шел пешком, то сначала он должен был пройти мимо Кати, а потом уже оказаться около цыганки. Если пришел из леса, то его было бы видно издалека. Не с неба же он свалился прямо на цыганку!
— Ты мне объясни, что ты там напридумывал? — не унималась бабушка.
В ответ председатель еще больше нахмурил брови.
— Кладбище там будет, Ирина Семеновна. — Голос у председателя был низкий, хрипловатый. — Правление выбрало это место. Сейчас тракторы все зачистят, и кладбище начнет функционировать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});