рыжего костистого коня, поравнялся с Оксиартом.
– Где твоя семья, Оксиарт?
– Далеко, – Оксиарт махнул куда-то длинным синим рукавом персидского кафтана, – на Согдийской Скале. За них я спокоен.
Бесс кивнул головой:
– Это хорошо. Но почему ушли бактрийцы?
Оксиарт вздохнул, помолчал, словно прислушиваясь к легкому хрусту снега под копытами коней.
– Наверно, потому, что надоело воевать без победы, – уклончиво сказал он, прикрыв густыми ресницами свои светло-серые глаза.
– Потому, что не верят в победу? Или потому, что не хотят служить персу?
– Этого я не знаю. Но думаю, что сейчас нет разговоров о том, кому служить. Надо защищать свою землю, вот и все. Так я думаю.
Бесс не ответил. Этот разговор ему не нравился. Оксиарт ускользал из его рук.
– Защищать нашу землю, – повторил Бесс, – да. Защитить то, что осталось. А потом гнать из Персии Македонянина. Дарий не мог этого сделать. А я это сделаю.
Бесс взмахнул плеткой. Рыжий конь крупным галопом ушел вперед. Оксиарт, прищурясь, глядел ему вслед.
«Из Персии? – думал он. – А что нам за дело до Персии?»
Бесс догнал и окликнул Спитамена. Согдиец молча направил к нему коня. Кони шли рядом. Бесс украдкой, искоса поглядывал на Спитамена.
– Бактрийцы ушли, – начал Бесс, стараясь говорить спокойно, – персы ушли. Кому верить?
– Тому, кто остался, – ответил Спитамен.
Смуглое, с тонкими чертами лицо согдийца было задумчиво. Но в голосе его звучала твердая решимость, и Бесс почувствовал это.
– Александр прошел так далеко потому, – продолжал Бесс, – что никто ему по-настоящему не сопротивлялся. Через меня он не перешагнет. Только бы соратники мои мне не изменили.
– Я нашему делу не изменю, – сказал Спитамен.
И этот ответ не понравился Бессу – он ведь не сказал: «Я тебе не изменю, Бесс!» Рыжий конь помчался дальше.
«Да, я нашему делу не изменю, – хмуря тонкие черные, сходящиеся у переносья брови, думал Спитамен, – я не сложу оружия, если даже сам Бесс сложит его. Если откажутся воевать все – и персы, и бактрийцы, и согды, – я и тогда не сложу оружия. И если жена оставит меня из-за этой войны, я все-таки не сложу оружия!»
Но – жена!.. Гордая красавица из семьи персидских царей, жена Спитамена не понимает его и не хочет понимать. Его борьба с Александром кажется ей бессмысленной, ведь даже ее знатные родственники отказались от этой безнадежной борьбы!..
На крутом повороте дороги Спитамен оглянулся. Далеко позади, в прозрачной морозной синеве, таяли оранжевые отсветы костров, отмечая линию реки. Это горели челны и плоты на берегу Окса…
…Нет, что бы ни говорила жена, как бы ни гневалась она и как бы ни порицали Спитамена ее персидские родственники, он, пока есть силы, будет биться с ненавистным врагом, топчущим родную землю.
Только вот как успокоить сердце? Как заглушить хоть немного мучительное чувство неистребимой любви к этой женщине, которая держит его в плену уже столько лет? Как томящий недуг, как рабство, освободить от которого может только смерть. А потерять это рабство страшнее смерти.
Спитамен старался думать о предстоящих сражениях. Ярость закипала в душе, как только он вспоминал об Александре, захватившем земли Азии, земли Бактрии и теперь подступающем к Согде. Старался думать о том, где он разместит свою конницу, как обеспечит провиантом и фуражом… Но, крадучись, с коварством ненадежного счастья, сердце постепенно захватывали воспоминания недавних дней, последних дней в его родном доме. Теплая тишина, ароматный дымок алебастровых светильников, ласковое прикосновение пушистых, темно-красных ковров… Из глубины покоев, отводя завесу тонкой рукой, является женщина, легкая, как видение.
– Я ухожу сражаться с Александром, – сказал ей Спитамен.
Жена еле взглянула в его сторону:
– Зачем?
Спитамен вскочил:
– Как зачем? Защищать Согду!
В ответ лишь небрежное движение руки.
– Да, – твердо повторил Спитамен, – и ты будешь со мной.
– Я? Где?
– Со мной. На войне. В лагере. Там, где буду я. И ты, и наши дети – со мной. Со мной! – повторил Спитамен. – Я не могу оставить вас без своей защиты!
Жене пришлось подчиниться. Но с каким горем, с какими слезами покидала она свой богатый дом. Какие обидные слова она говорила Спитамену!
– Защищать Согду! Зачем? Столько лет жили под властью персов. А теперь будем жить под властью македонян. Ну и что же? Кому нужна та свобода, которую ты собрался защищать?
– Кому? Мне. Тебе. Нашему народу.
– Мне? – Жена пожала плечами. – Мне она не нужна. Народу? А какое мне дело до вашего народа?
И так всегда. В самое сердце!
Глухой топот идущей конницы вернул Спитамена в снежную, начинающую темнеть равнину. Истоптанный снег, холодный ветер, усталый шаг коня… И лиловые, с черными морщинами скалистые холмы на горизонте.
…Бесс не терял времени. Собирал войско, призывал народ восстать на защиту родной земли. Запасался провиантом и оружием. Бактрийский сатрап, назначенный царем Дарием, Бесс из рода Ахеменидов, был известен не только в Бактрии, но и в Согде.
Народ Согды и Бактрии, напуганный приближением Македонянина и угрозами Бесса, спешно вооружался.
Однако союзники Бесса, знатные бактрийцы и согдийцы, были смущены. Бесс действовал, не советуясь с ними, не выслушивая их. Он только приказывал. Они удивлялись и гневались, подозревая неладное. И вскоре наступил день, когда подозрения их подтвердились.
Бесс созвал союзников на военный совет.
«Наконец-то, – сердито думал Спитамен, – послушаем, что он скажет».
На площади небольшого согдийского города был раскинут огромный шатер, украшенный пурпуром. Над входом висело вышитое золотом крылатое изображение Солнца – божества персов Ахурамазды. Вокруг на притоптанном, грязном снегу толпились вооруженные персидские воины. Возле шатра стояла стража.
Спитамен остановил коня, нахмурился. Что такое он видит перед собой? Уж не вернулся ли сам царь Дарий? Это его шатер!
Спитамен спешился, велел своему отряду всадников не отходить далеко, устроиться где-нибудь здесь же, на площади. И тут же увидел Оксиарта. Оксиарт хотел подъехать на коне к самому входу в шатер, но его задержала стража: к шатру царя Артаксеркса, царя всех стран, нельзя подъезжать на коне так запросто, словно к шатру какого-нибудь бактрийского военачальника. Оксиарт растерянно отдал коня конюшему. Спитамен увидел его застывшее в изумлении лицо.
– Царя всех стран? Артаксеркса?..
Глаза их встретились.
– Спитамен, – жалобно сказал Оксиарт, – объясни мне…
– Я это предвидел, – ответил Спитамен, бледнея от гнева.
– Но когда же это случилось? Как?
В шатер величаво прошли в богатых кафтанах персы, придворные царя Дария, оставшиеся в живых после всех битв, беспорядочных отступлений и скитаний по огромной азиатской стране.
Спитамен и Оксиарт переглянулись.
– Что ж, пойдем и мы, – пожав плечами,