Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что с тобой?
— Ничего.
— Скажи мне…
— Ничего, говорю тебе!
Он пожимает плечами, прикидываясь равнодушным. Большего и не надо было, чтобы Маржори выдала наконец, что ее мучит.
— Я никогда не буду такой красивой, — мрачно заявляет она.
Эмиль изумлен.
— Не такая уж она красивая для невесты. Ей уже сорок лет, и у нее нос крючком.
Маржори смеется сквозь слезы.
— Нет, я не про нее.
— Ты не про тетю Элен?
Маржори качает головой.
— Нет… Я про маму.
Эмиль смотрит в ту же сторону, что и она. А она смотрит на маму, оживленно беседующую с другими гостями в нескольких метрах от них. Он никогда не обращал внимания. Разве его мама красивая? Конечно, все мамы красивые, когда ты маленький. Он никогда об этом не задумывался. Но сегодня, среди группы, беседующей на церковной паперти, она действительно сияет красотой. Только ее и видно среди всех гостей. Может быть, из-за широкополой белой шляпы… Но не только. Она так мягко и спокойно держится. И потом, на ней красивое летнее платье. Эмиль только сейчас это заметил. Белое платье в красный горошек. Она в нем похожа на девочку или на принцессу из мультика. Такая изысканная и кокетливая.
Он долго смотрит на нее, стоящую среди гостей, в белом платье в красный горошек. Он хочет запечатлеть этот мамин образ в своей памяти.
Рядом с ним Маржори бормочет, всхлипывая: «Скажи, я по сравнению с ней уродина!», но он ее не слышит.
Жоанна ждет, когда высохнет краска, чтобы положить холст в рюкзак. Ждет до завтрашнего утра. Прежде чем положить в рюкзак, она тщательно заворачивает его в одежду. Не хочет, чтобы полотно испортилось… За женщиной в белой шляпе и белом платье в красный горошек она нарисовала поляну, на которой они находятся. Зеленую траву. Скалы. Каменистую дорогу вдали. Лиственницы. Зубья Ансабера, вырисовывающиеся на фоне синего неба с круглыми белыми облачками. Картина получилась странная, немного несуразная. Непонятно, что делает эта дама в наряде балерины посреди диких гор.
Еще три дня они идут до хижин Ансабера. Эмиль устал, дышит все труднее, и им приходится остановиться на целый день. Она дает ему поспать в палатке, а сама тем временем стирает их одежду в ручье и сушит ее на солнце.
Когда они наконец добираются, Эмиль ослеплен видом. Он с трудом переводит дыхание, стараясь окинуть взглядом все одновременно. Они находятся на зеленеющем плато, которое окружают и охраняют самые красивые вершины Пиренеев: гордые зубья Ансабера, пик де Петражем, пик Ансабер. Посреди этой мирной долины стоят три настоящие пастушьи хижины из старых камней, их жестяные крыши, видно, много раз латали за долгий век. Слои наложены один на другой на остове. Каждая хижина защищена большими каменными глыбами. Здесь царит полный покой. Даже грифы парят в небе неслышно, словно уважая тишину этого места. Жоанна делает несколько шагов и кладет рюкзак у подножия большого валуна.
— В самой маленькой хижине еще живет пастух. Две другие предназначены для туристов, но за ними никто не смотрит. Я читала, что условия там спартанские. Только стены, пол и крыша.
Эмиль ее почти не слушает. Он кружит на одном месте, чтобы охватить взглядом открывающуюся панораму. Пустынная долина, зеленая и гладкая, среди гор, ларчик спокойствия под охраной известняковых гигантов.
— Как красиво… — восторгается Эмиль, опускаясь рядом с ней.
Она протягивает ему флягу, но он отказывается. Снова повторяет:
— Очень красиво. Как будто рай на земле.
Жоанна улыбается.
— Если бы здесь был рай, меня бы это устроило. А тебя?
Он кивает. Жоанна роется в рюкзаке и достает пожелтевшую книгу.
— Что ты делаешь? — спрашивает Эмиль.
— Хочу найти цитату.
— Цитату?
— Да. О красоте. О том, что ты мне сказал… про этот пейзаж.
Он смотрит, толком не понимая, как она листает страницы своей пожелтевшей книги, останавливается время от времени, чтобы прочесть строчку, и продолжает поиски. Наконец, положив книгу на землю, она говорит:
— Нашла.
Теперь она смотрит прямо перед собой, на пейзаж, и декламирует:
— Красота не в том, на что мы смотрим, но в наших глазах[11].
Несколько секунд Эмиль молчит, потом спрашивает:
— Что это значит?
— А ты как думаешь?
Она задала ему вопрос на засыпку. Он размышляет, подняв глаза к небу, покусывая губу.
— Не знаю, — наконец признается он, — сдаюсь.
— Знаешь, точного ответа не существует. Каждый понимает на свой лад. Поэтому цитата кому-то что-то говорит, а кому-то нет.
— А…
— Я думаю, это значит, что не всем дано видеть красоту вокруг себя. Нужно… Нужно иметь достаточно красивую душу, чтобы ее воспринимать.
Эмиль слушает ее, приоткрыв рот. Она предложит ему переписать цитату в свой блокнот сегодня вечером… Если он захочет.
Открывается дверь самой маленькой хижины, и оба вздрагивают. Человек, который из нее вышел, молод, и это их удивляет. Они привыкли, что пастухи куда старше. Ипполит. Пьер-Ален. Но мужчине перед ними лет сорок, у него растрепанные темные волосы. На нем бежевые брюки и белая рубашка, посеревшая от времени и спартанских условий жизни.
— Вы последние не ушли, — говорит он, шагнув им навстречу.
Жоанна встает, Эмиль тоже.
— Простите? — переспрашивает она.
— Остальные туристы все ушли утром. Я не знал, что вы еще здесь.
Жоанна понимает ошибку.
— О нет, мы… Мы только что пришли.
Пастух смотрит на нее с недоверием.
— Вы хотите переночевать здесь?
Она кивает, не понимая, чему он удивляется. Он указывает на синее небо, по которому белые ватные облака как будто бегут наперегонки.
— Самая сильная в сезоне гроза объявлена на сегодняшний вечер. Вы разве не слушаете новости?
Он понимает по озадаченному лицу Жоанны и растерянному — Эмиля, что нет.
— Большинство туристов слушают. Поэтому они все спустились утром. Вы теперь уже не успеете…
— Мы же все-таки можем заночевать здесь? — спрашивает Жоанна.
Пастух, задумавшись, поворачивается к хижинам.
— У этой крыша вся дырявая. За час промокнете насквозь.
Он переводит взгляд на другую хижину, чуть подальше.
— Можете разместиться в этой. Она хоть защитит от дождя. Но наверняка будет гром. А при слишком сильном ветре я гроша ломаного не дам за входную дверь. Крючок держится плохо.
Жоанна пожимает плечами. Выбора у них все равно нет.
— Пол земляной… Надеюсь, что у вас хотя бы есть удобные коврики…
По их растерянным лицам он понимает, что нет, и в отчаянии закатывает глаза.
— Я могу дать вам свечи и немного спичек. Ручаюсь, что фонарика у вас тоже нет.
Им даже не надо отвечать, молодой пастух уже развернулся, направившись за всем этим в свою хижину.
Обстановка в хижине спартанская. Земляной пол грязный, неровный. Окна черны от грязи. Зато они с удивлением обнаруживают деревянный стол, длинную лавку и камин, правда, заколоченный. Жоанна кладет рюкзак, свечи и спички и выходит за Эмилем наружу. Даже теперь, зная, что будет гроза, им трудно поверить предсказаниям пастуха. Облака быстро несутся по небу, но оно остается ярко-синим и безмятежным. Они ложатся в низине, чтобы насладиться последними лучами солнца перед грозой.
Гроза собирается. Небо темнеет. Набегающие облака все чернее. Поднялся холодный ветер. Жоанна приперла шаткую дверь столом. Они едят, сидя на лавке, с металлическим котелком на коленях. Вернее, ест Жоанна. Эмиль — нет. Он не притронулся к подобию спагетти болоньезе из пакетика.
— Мне не хочется есть.
— Постарайся. Мы шли весь день.
— Меня тошнит. Я устал.
Она тревожно вскидывается:
— Тебя тошнит?
— Да… И в глазах мутится.
Она осекается, не донеся вилку до рта.
— У тебя мутится в глазах?
- Налда говорила - Стюарт Дэвид - Современная проза
- Нигде в Африке - Стефани Цвейг - Современная проза
- Небо падших - Юрий Поляков - Современная проза