Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Проникновение в подземный ход через капеллу тоже удалось разыграть как по нотам. Массивная плита потайной двери вернулась на место, и Одинцов с Евой оказались в полной темноте. Откуда-то снизу еле-еле тянуло сквозняком и припахивало сыростью.
Одинцов включил карманный фонарь, который держал наготове. Яркий холодный луч осветил кирпичные стены, над которыми невысоко нависал сводчатый потолок. Видимо, реставраторы только слегка почистили кладку, ничего не меняя в тесном продолговатом тамбуре. Такие переходы и вентиляционные шахты в старинных зданиях – обычное дело.
Моссад экипировал их на славу. Одинцов с Евой натянули поверх одежды шелестящие комбинезоны из тонкой жёлтой ткани, покрытой тефлоном, и надели шахтёрские каски с фонарями. На ноги – непромокаемые бахилы под колено, на руки – перчатки, на лица – респираторы…
– Ну, что… Работаем, – голос Одинцова прозвучал глухо.
В торце тамбура темнел проход; за ним обнаружилась площадка, от которой по спирали вниз уходили каменные ступени.
Одинцов спускался первым. Ева не отставала, шаркая рюкзаком и локтями по стенам узкой лестницы. Загодя подогнанные костюмы не стесняли движений. Одинцов по привычке считал ступени. На седьмом десятке путь преградила мощная стальная решётка с большим замком. Ради такого случая предусмотрительный Одинцов заказал у израильтян баллон с жидким азотом. Тугая струя аэрозоля сделала металл хрупким: несколько ударов молотка – и замок рассыпался на куски.
– Как в кино, – сказала Ева, выглянув из-за плеча Одинцова.
Спуск возобновился; ещё одну решётку на пути постигла та же участь. Одинцов продолжал считать ступени и думал: почему Варакса не пошёл сюда сам и не забрал скрижали? Ведь Ковчег уже был у него в руках, а войти в тоннель и вынести груз во время реставрации куда проще, чем во время концерта для струнных!
Может, Варакса не догадывался, что скрижали могут храниться в тоннеле, и готовил ход просто как часть ритуального сооружения? Или мысль о фундаменте памятника не приходила ему в голову, а обыск целого километра кладки оказался непосильной задачей? Или Варакса не был готов действовать в одиночку и ждал, когда найдётся подходящий напарник? Или примирился со вспомогательной ролью и готовил путь для тех, кому суждено добыть скрижали? Эх, Варакса, Варакса… Теперь ведь и не спросить, как было на самом деле…
За третьей решёткой лестница вскоре заканчивалась – и начинался горизонтальный тоннель: гранитная труба метра два в ширину и высоту, со стенами из отсыревших блоков и потолком из тёсаных плит. Ступени лестницы уходили в воду, которая покрывала пол тоннеля.
К этому Одинцов тоже был готов: он вытащил из рюкзака раскладные палки для скандинавской ходьбы и, ощупывая ими дорогу перед собой, медленно сделал шаг, другой… Глубина оказалась чуть выше колен. Одинцов прошёл ещё с десяток шагов и обернулся к Еве, которая тоже вооружилась палками.
– Ты чего встала? Идём!
– …дёммм, – повторило дребезжащее эхо.
– Я боюсь, – призналась Ева.
– Чего бояться-то? Если всё это за двести лет не рухнуло, значит, уже не рухнет. Разве что вода холодная, так мы одеты по сезону. Будешь двигаться – точно не замёрзнешь. На такой глубине температура градусов пять зимой и летом. Термос. Никого страшного тут нет, кроме мокриц… Только маску не снимай, мало ли, в воздухе какая дрянь. И давай, давай, шевелись! Пока дойдём, пока то-сё, а нам ещё вернуться надо успеть!
Эхо превращало речь в звенящую, быстро глохнущую кашу. Ева постучала наконечниками палок о камень, шагнула – и остановилась на последней ступеньке у воды.
– Лучше ты один, – предложила она. – Я подожду здесь.
– Ещё не хватало! – возмутился Одинцов. – Просто иди за мной, и всё. Дорогу я щупаю. Ловушек быть не должно, мы ж не в джунглях… и не в пирамидах египетских. Иди за мной и рассказывай что-нибудь.
– Что?
– Что хочешь. Голову от ерунды отвлеки. Ты говорила, что Ньютон про тяготение не понимал, и нынешние тоже не понимают. Вот иди за мной и рассказывай, в чём проблема. Я слушаю.
Одинцов снова заработал палками и двинулся по тоннелю. Ева побрела следом, бубня из-под маски.
Ньютону пришлось обобщить и сопоставить множество наблюдений и гипотез, чтобы сформулировать закон всемирного тяготения. Выводы он проверил на расчётах движения Луны и обосновал форму Земли. Всё сходилось, но публикация закона вызвала бурное негодование учёных. Может, потому Ньютон и доверил докладывать о законе Брюсу, чтобы тот принял на себя первый удар.
У современников не укладывалось в голове: как частицы материи притягиваются друг к другу в пустоте? Как они могут взаимодействовать без среды, которая передаёт взаимодействие? Почему тяготение работает одинаково в рыхлой пробке и плотном свинце? И что это за оторванные от жизни выдумки такие – сила и масса?!
Пришлось Ньютону оправдываться: мол, закон – это математическая формула для удобства расчётов, а не объяснение причин, по которым притягиваются частицы…
– Как в той байке Книжника про монаха, – вспомнил Одинцов, – который говорил, что хвост у коровы растёт вниз, а почему – неизвестно.
Ева согласилась и добавила, что именно за это Ньютона критикуют по сей день: он ничего не объяснил. Хотя формула исправно работает, а в существовании гравитации никто не сомневается – саму её сущность физики так и не разгадали. Когда разгадают, гравитация станет управляемой. Любой предмет можно будет сделать очень тяжёлым или очень лёгким, независимо от его структуры и материала, просто по желанию.
– А на Ковчеге, значит, написано объяснение, как и что? – спросил Одинцов.
– Может быть.
Дышалось в стоячем сыром воздухе трудно, хотя каким-то образом тоннель всё же вентилировался – может быть, благодаря глубоким нишам, которые попадались в стенах время от времени. В очередную нишу Одинцов потыкал палкой и бросил Еве через плечо:
– Ты если в туалет захочешь, не стесняйся.
Брели они около часа. Местами из щелей между плитами с потолка свисали сталактиты; в свете шахтёрских фонарей на их кончиках опалами поблёскивали капельки. Ева задела каской один из сталактитов, и обломок бултыхнулся в воду. На всём пути только две плиты просели, и ход оказался наполовину заваленным. Мунин был прав: умели строить в старину!
– Если Варакса и обыскивал тоннель, то досюда не добрался, – рассудил Одинцов, осторожно обходя завал.
– Как ты знаешь, что Варакса посадил тебя в тюрьму? – спросила Ева.
Некоторое время Одинцов шёл молча, потом пробурчал:
– Он признался в записке. А если бы я не был дурак, мог бы и сам дотумкать. Мы когда из Эфиопии вернулись, я на Вараксу доверенность оформил, чтобы он ящики мог забрать. Оформил – и думать забыл, а он снова нарисовался. Сказал, что теперь мой должник, я ему жизнь спас, всё такое… Пригласил в ресторан. Нормально сидели, потом он куда-то отошёл, а ко мне шпана подвалила. Это девяносто первый год, изо всех щелей уже мразь пёрла оборзевшая. Ты про братву слыхала?.. Ну, не важно. Слово за слово, они сначала пальцы топорщили, потом руками стали махать. Повырубал я их, конечно. Лежат с разбитыми мордами. Тут опять Варакса появляется. Смотрит и говорит: хреново дело, уходи скорей. Я и ушёл. Мне проблемы точно были ни к чему, я только-только майора получил, назначения ждал. А меня на следующий день взяли за убийство. Четыре трупа, и у всех шеи переломаны. Если бы один, ещё можно понять – мало ли, упал неудачно, ударился… Я-то помню, что шею никому не ломал! А мне всеми четырьмя в нос тычут.
– В ресторане видеозаписи должны быть, – заявила Ева.
Одинцов хохотнул, вызвав гулкое эхо.
– Какие видеозаписи?! Девяносто первый год! Варакса чисто сработал, не придерёшься. Сначала нанял быдло, качков этих. Потом, когда один с ними остался, по-быстрому – хрусть! – перешиб им хребты и концы в воду. А меня сдал. Вот так… Похоже, пришли.
Тоннель раздвоился: колена уходили под прямым углом метра на два вправо и влево, огибая стену, в которую упёрся Одинцов. Он деловито постучал по стене палкой
– Фундамент. Ничего себе, его закопали… Как пойдём, по часовой или против?
Швы делили стену на грубо отёсанные квадратные блоки. Одинцов сосчитал: семь в ширину, четыре в высоту, каждый примерно шестьдесят на шестьдесят сантиметров. Пришлось вытащить ножи и скоблить каждый блок, от залитого водой пола до потолка – Еве достались нижние, Одинцов занимался верхними. Ничего особенного, камни как камни.
Ева первой свернула за угол, и очередной камень под её ножом вдруг начал крошиться. Грубая тесанина оказалась искусной имитацией – тонким слоем хрупкого материала вроде штукатурки. Там, где она осыпалась, тускло желтела металлическая поверхность, покрытая старинной чеканкой.
– Yes… yes… yes, – шептала Ева, счищая ножом декоративную накладку, а когда Одинцов появился из-за угла, крикнула ему:
- Красное колесо. Узел I. Август Четырнадцатого - Александр Солженицын - Историческая проза
- 1916. Война и Мир - Дмитрий Миропольский - Историческая проза
- Несерьезная история государей российских. Книга первая. Русь Киевская - Василий Фомин - Историческая проза