– И тогда мне стала ясна структура заговора, – сказал Густав. – И я догадался, кто же тот, четвертый, главный организатор моего устранения!
– Когда вернешься, ты их всех повесишь?
Густав так удивился, что, к сожалению, снял руку с плеча Коры.
– Почему я должен их вешать? Я же намерен строить демократическое государство!
– И тебе позволят?
– Пусть только попробуют возразить!
– Тогда положи мне руку на плечо, как было! А то здесь что-то прохладно!
– Тебе зябко? – удивился Густав. – Ты же всегда любила холод. Дай-ка я подниму температуру в отсеке, – и он потянулся через Кору, чтобы достать до выключателя…
Кора чуть-чуть сдвинулась с таким расчетом, чтобы Густав не удержал равновесия и вынужден был дотронуться ухом до ее груди.
Сладкий электрический ток пронзил все ее тело, а этот идиот тут же вскочил с дивана и принялся извиняться.
– Тесей, – сказала тогда Кора, – мне это надоело. Мы сможем с тобой наговориться о делах и даже подорваться на мине, которую нам подложат в Космопорте завтра. Но уже десять или пятнадцать лет я хочу, чтобы меня поцеловал настоящий древнегреческий герой. Он же совершенно не обращает на меня внимания.
– Честное слово? – спросил Тесей. Нет, конечно же, он глуп!
– Я тебе лгу, я над тобой издеваюсь, я над тобой смеюсь – что тебе еще надо? Или ты хочешь, чтобы я… чтобы я…
И тут она поняла, что не знает, как и чем ему угрожать, как его задеть, обидеть, расшевелить и уничтожить, потому что ей хотелось всего одновременно.
Тогда Тесей осторожно, как в замедленной съемке, опустился перед Корой на колени и опрокинул при этом журнальный столик, правда, этого не заметив. Почему-то он принялся целовать ей руки, что было, конечно, очень красиво и сентиментально, но, с точки зрения Коры, пустой тратой времени после всех лет ожидания.
Так что Коре ничего не оставалось, как осторожно извлечь свои пальцы из его рук и, сжав ими щеки бывшего царя и будущего короля, поднять его голову поближе к своим губам.
Густав не сопротивлялся, особенно после того, как сообразил, что от него требуется.
– Я так ждал этой минуты, – прошептал он.
Кора позволила ему склониться к ней и поцеловать ее с искренним древнегреческим энтузиазмом. Кора подозревала, что длительное пребывание в древнем мире превратило рагозского студента в опытного любовника – правда, пока лишь подозревала…
Поцелуи Густава становились все жарче, и он уже как-то приспособился на диване рядом с Корой, так что наступал тот момент, когда надо было решать, начинать ли сопротивление, хотя бы из тактических соображений, либо плюнуть и не сопротивляться.
…Комиссар Милодар, конечно же, угадал ее мысли. Это, к сожалению, отличает его от остальных людей в Галактике.
– Молодые люди, – сказал он. – Я вам искренне сочувствую, но работа еще не закончена, и я категорически возражаю против того, чтобы мои агенты позволяли себе отвлекаться на любовь в то время, когда работают телохранителями.
Кора вырвалась из-под обалдевшего Густава, вскочила с дивана и почему-то принялась ставить на место опрокинутый журнальный столик. Густав, опомнившись, встал на колени на ковер, чтобы собрать с него разбитые чашки и прочую мелочь, свалившуюся со стола. Он старался не смотреть на Милодара.
– Я вам этого, комиссар, никогда не прощу, – искренне заявила Кора. – И если бы я не знала, что это вовсе не вы, а только ваша голограмма, то я бы задушила вас собственными руками.
– Голограмма! – воскликнул Густав. – А я-то ломаю голову, когда господин комиссар смог забраться на корабль, если мы отлетали без него.
С этими словами он кинул в Милодара книгой воспоминаний первой жены физика Эйнштейна, которую схватил с рояля. Комиссар инстинктивно отшатнулся, но книга все равно прошла сквозь его плечо.
– Правильно, – сказал Густав. – Это только голограмма.
– Тем не менее я категорически возражаю против метания в меня предметов, – заявил Милодар. – Я нахожусь при исполнении обязанностей, и вы нанесли моральную травму высокому должностному лицу.
– Что вас принесло, комиссар? – обиженно спросила Кора, которая уже пришла в себя. Она наклонилась и подобрала с пола книгу.
– Разумеется, завтрашние дела, – ответил Милодар. – Я спешил сюда, будучи совершенно уверен, что молодые люди обсуждают завтрашнюю тактику поведения. Ведь именно завтра нас может ждать засада. Все четверо убийц из Рагозы исчезли еще до возвращения принца Густава и агента Орват. Их поджидал быстроходный корабль. У них в запасе было несколько часов, чтобы подготовить встречу и уничтожение принца. Поэтому естественно, что я отложил все дела и примчался к вам. К сожалению, я застал совершенно непотребную эротическую сцену. Я подозреваю, что в своей Древней Греции в результате непрерывного общения с сатирами, нимфами и другими козлами вы совершенно распустились и думаете лишь о сексе. И мне стало стыдно… – Комиссар понурился.
– А теперь позвольте мне сказать два слова, – принц Густав остановил поднятой рукой готовую уже броситься в бой Кору. – Я разговариваю сейчас с вами как глава независимого государства, комиссар, и прошу об этом помнить. Хорошо?
– Хорошо, – произнес Милодар на тон ниже. Он был чуток на перемены в политической обстановке.
– И хоть вас это совершенно не касается, – продолжал Густав голосом и тоном царя Тесея, – для вашей информации могу заверить вас, что агент Кора Орват, которая по крайней мере трижды спасла мне жизнь и находилась при моей особе несколько субъективных лет на труднейшей работе, ничем – ни жестом, ни словом – не дала мне надежды на какое бы то ни было сближение с ней. И никаких иных чувств, кроме глубочайшего уважения к госпоже Коре, я не испытывал. Да, сейчас, в нашем времени, в безопасной обстановке, наступила реакция. И я позволил себе дотронуться до госпожи Коры. Я прошу за это у нее прощения. Но не у вас, комиссар.
Густав протянул Коре руку, и та сказала:
– Спасибо, ваше высочество.
– Для тебя я – твой друг Тесей, – ответил принц.
– Да, Тесей. Но я должна сказать, что для меня в жизни не было более сладкого поцелуя, чем тот, который у нас с тобой почти получился, но был прерван этой жалкой копией сексуального извращенца, липового гражданина государства Кувейт…
– Кора! – взмолился комиссар. – Давай не будем переходить на личности. Я к вам не приставал, а то, что позволил себе пошутить… Бог мне судья! Любите друг друга, дети мои, и я буду счастлив.
Голограмма позволила себе скатить по щеке большую слезу, которая сорвалась и упала на ковер.
– Не обращай внимания, – попросила Кора принца. – Это его обычные штучки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});