Поскольку и наши тренеры считали поляков не самыми сильными соперниками, они решили дать отдохнуть основному вратарю Третьяку, выставив с самого начала Александра Сидельникова. Игра началась, как и следовало ожидать, с атак советской сборной. Однако сколько бы ни создавали опасных моментов наши ребята, все их атаки разбивались о неприступную твердыню — вратаря поляков Анджея Ткача. В тот вечер он буквально творил чудеса, выручая свою команду даже в безнадежных ситуациях. И, глядя на самоотверженную игру своего голкипера, вдохновилась вся польская сборная. Тем более что играли они у себя дома при бешеной поддержке болельщиков. Как результат: уже в первом периоде поляки забросили в ворота Сидельникова две безответные шайбы.
Этот матч транслировали поздно вечером (с 22.30), но ваш покорный слуга, как и миллионы других болельщиков, не спал. Когда наши ушли на перерыв, проигрывая с разницей в две шайбы, я все равно был уверен, что это всего лишь досадная ошибка. Что со второй двадцатиминутки наши обязательно воспрянут и набросают Ткачу как минимум десяток шайб. Ведь сборная Польши всегда считалась вечным аутсайдером, и никакие родные стены не могут изменить эту ситуацию. Но произошло невозможное. Второй период наши тоже проиграли, правда, с разницей в одну шайбу — 2:3. Но легче от этого не стало, ведь общий счет был для нас катастрофическим — 2:5. И это при том, что после четвертой пропущенной шайбы у нас в ворота встал Третьяк. Но разве мог он в одиночку переломить ход игры? Если защитники передвигаются, как вареные курицы, и позволяют соперникам обстреливать ворота с близкого расстояния? Если нападающие грешат неточными передачами, а порой и вовсе не видят друг друга? А поляки между тем летают по льду, будто на крыльях. Особенно усердствует их дебютант, 22-летний Веслав Шобчик, который совершил хет-трик — забил в наши ворота три шайбы. А наши дебютанты показали Себя с самой плохой стороны: новая тройка Капустин — братья Голиковы свой микроматч начисто проиграла, пропустив 4 шайбы.
В третьем периоде наши ребята предприняли попытку переломить ход игры, но было поздно: поляки, почувствовав вкус победы, буквально вгрызались в каждый сантиметр площадки. А при любом удобном случае ловили соперника на контратаках и забивали новые голы. До конца игры оставалась всего минута, а мы проигрывали полякам 3:6. И только за 51 секунду до финальной сирены Харламов сократил разрыв до двух шайб. Но это было слабым утешением. Вся Польша в тот день ликовала.
Поражение от поляков стало первым звоночком для миллионной армии советских болельщиков: что-то с нашей сборной не то. Это опасение усилилось на следующий день, когда сборная СССР встречалась с очередным аутсайдером — сборной ГДР — и буквально вымучила победу со счетом 4:0. Но общее впечатление от игры нашей сборной все равно было тусклое. «Что же будет, когда мы встретимся с чехословаками?» — с тревогой спрашивали себя миллионы советских болельщиков.
Но покинем на время Катовице и вернемся обратно на родину.
Клавдия Шульженко усиленно готовится к своему юбилейному концерту, который вот-вот должен состояться в Колонном зале Дома союзов. В качестве аккомпаниатора она пригласила Бориса Мандруса, с которым работала до 1968 года. Причем тот согласился вернуться к ней, несмотря на обиду, которую певица ему когда-то нанесла — «променяла» его на Давида Ашкенази. Более того, она и сейчас хотела, чтобы ей аккомпанировал Ашкенази, но тот наотрез отказался возвращаться к ней, памятуя о том, при каких обстоятельствах они расстались. Как мы помним, Шульженко обвинила пианиста в том, что он в свободное время подхалтуривает у молодой певицы, а тот, обидевшись, назвал Шульженко «старой жопой». И когда певица накануне юбилея предложила Ашкенази поработать вместе, тот замахал руками: «Ни в коем случае! А если она будет настаивать, то я возьму больничный». Мандрус был хорошо осведомлен обо всех перипетиях этого скандала, но все-таки согласился аккомпанировать Шульженко.
Юбилейный концерт состоялся 10 апреля. На нем певица исполнила 29 песен, среди которых были как старые ее хиты, так и новые, совершенно неизвестные слушателям. Для концерта Шульженко выбрала два платья: в первом отделении она была в скромном сером, во втором — в голубом. Вот как описывает тот концерт В. Хотулев:
«Когда она вышла своей плавной и стремительной походкой на сцену Колонного зала, высоко подняв в руке шифоновый платок синего цвета, зал в едином порыве поднялся и зааплодировал. Аплодировали семь минут, и ничто не могло остановить это всеобщее признание в любви. Она стояла, еле сдерживая слезы, боясь за свою косметику, и в памяти за эти семь минут у нее всплывали почему-то самые горестные моменты ее жизни. В ложе с левой стороны сидел Леонид Осипович Утесов. Во время концерта, во время длинных пауз между песнями из-за нескончаемых аплодисментов, она дважды подходила к ложе и низко кланялась, и зал снова взрывался благодарными овациями.
Концерт открылся «Синим платочком». Его не надо было объявлять. Перед ним ничего не надо говорить. Оркестр начал вступление, а зал все аплодировал, но вот она запела — и все смолкло. И только она — высокая, статная, в сером платье со строгими линиями, с одухотворенным лицом, она возвращала всех нас в «сороковые-роковые», но взгляд ее — сегодняшний, мудрый и печальный, а голос — это мягкое бархатное контральто с нежнейшим шепотом, из которого вырастает вдруг мелодия, и эти совершенно необъяснимые паузы, как «легкое дыхание», и все это вместе вызывало оцепенение, спазм в горле…»
Во время концерта случилась всего лишь одна накладка, когда Шульженко… забыла текст песни «Записка». Произошло это по вине бывшего возлюбленного певицы Георгия Епифанова. Он сидел в ложе для телевизионщиков и практически все первое отделение ждал, когда певица обратит на него внимание — ведь она сама позвала его на этот концерт (здесь же находился и первый муж Шульженко Владимир Коралли). Но Шульженко игнорировала его. В конце концов нервы Епифанова не выдержали, он вскочил со своего места и выбежал из зала. Этот демарш не остался незамеченным со стороны Шульженко, которая уже приготовилась петь следующую песню. Но едва оркестр под управлением Юрия Силантьева заиграл мелодию, как певица осеклась уже после первой строчки: «Помню первый студенческий бал…», после чего понесла какую-то околесицу (она потом останется на всех дисках, пластинках и кассетах певицы). Между тем нервный выплеск Епифанова оказался недолгим, и спустя некоторое время он вернулся на свое место. А когда концерт завершился, он пришел к ней в гримерную и вручил букет цветов.
Колонный зал Шульженко покинула в тот момент, когда над городом уже висела ночь. Причем уехала она к себе домой на улицу Усиевича с совершенно неизвестным мужчиной — ее поклонником. Тот специально подогнал свою черную «Волгу» к выходу и, когда певицу вынесли на руках на улицу, услужливо открыл дверцу. Люди, думая, что это и есть автомобиль Шульженко, аккуратно погрузили ее в него. А певица, узнав, что попала в чужую машину, не стала ничего менять и попросила своего незнакомого фаната поскорее отвезти ее домой. А в это время ее сын Игорь, подруга певица Ольга Воронец и другие родственники и друзья буквально сбивались с ног в поисках юбилярши. Когда же им сообщили, что Шульженко только что уехала на черной «Волге» с каким-то незнакомцем, у них волосы встали дыбом. Ведь никто не мог дать гарантии, что у незнакомца на уме не было ничего дурного. Но их опасения были напрасны: поклонник домчал своего кумира до ее дома, не причинив ей ни малейшего вреда. И всю ночь на квартире певицы проходил банкет. Только под утро гости отправились догуливать к Ольге Воронец, а Шульженко осталась наедине со своей бывшей любовью — Епифановым. Они проговорили несколько часов.
В понедельник, 12 апреля, на киностудии имени Горького должны были начаться съемки комедии «Усатый нянь». Однако накануне режиссера ленты Евгения Фридмана (снял «Остров сокровищ») внезапно скрутила дикая боль. Его немедленно госпитализировали, надеясь, что врачи быстро поставят режиссера на ноги. Увы, но госпитализация затянется, из-за чего будет принято решение работы по фильму прекратить. Затем найдут другого режиссера — Владимира Грамматикова, который и сделает то, что не получилось у Фридмана, — снимет фильм, который станет одним из лидеров проката. Впрочем, об этом чуть позже, а пока продолжим знакомство с другими событиями апреля 76-го.
Писатель Федор Абрамов в промежутках между написанием очередного романа, работает над коротенькими зарисовками из повседневной жизни под названием «Были-небыли». Свои впечатления от встреч с разными людьми Абрамов записывает в тетрадку, прекрасно отдавая себе отчет, что написанное им никогда не будет опубликовано на родине. Во всяком случае, при его жизни. Например, 12 апреля он написал зарисовку «Завод не оправдал себя». Привожу ее полностью: