Впрочем, уллы были вполне довольны собой: их добродушные широкие лица светились наивной гордостью. Я заметил, что они старательно выпячивают свои и без того огромные животы – наверное, в соответствии с их эстетическими канонами брюхо должно было быть как можно больше. У каждого на поясе висела такая же кожаная сумка, как у рыжего Хатхаса – точнехонько посередине, как некий кошмарный гульфик. Хатхас не стал нас знакомить, просто небрежно сообщил одному из великанов: вот, друзей встретил, пойдем пиво пить, – очевидно, этого было совершенно достаточно.
– Это уллы, Ронхул, – Хэхэльф покосился на меня с ироничным сочувствием, – Именно так они и выглядят, и ничего с этим не поделаешь. Есть только один выход: привыкнуть. Вот Хатхас прожил с уллами несколько лет, и с тех пор все время к ним возвращается.
– А как тебя угораздило, дружище? – спросил я рыжего. – Могу спорить на что угодно, что сам ты не улл.
– Заметно, да? – усмехнулся он. – Это отдельная история, потом расскажу. А сейчас будем пить пиво. Там, за углом – Пустой бочонок. Хвала старому Аэлсу: он всегда пускает нас в свой трактир!
И мы отправились в Пустой бочонок, в сопровождении доброй дюжины великанов уллов. Я с уважением посмотрел на хозяина трактира, высокого коренастого старика с всклокоченной седой шевелюрой: на его месте я бы вряд ли решился принять у себя таких посетителей! Хотя, что я, собственно говоря, знал об уллах? Вполне могло оказаться, что мохнатые обладатели кокетливых шортиков – самые воспитанные джентльмены под этим щедрым на сюрпризы небом!
Очень быстро я убедился, что слово джентльмены – не совсем то, что нужно. Уллы вели себя, как расшалившиеся ньюфаундленды. Их добродушная возня была весьма разрушительной для хрупкого материального мира: эти дяди быстренько сломали одну деревянную лавку, тут же разобрали обломки и начали шутливо тыкать ими друг друга в бока. Я устало подумал, что если кто-то из них сунется ко мне со своими нежностями – убью. Не знаю, как, но убью обязательно…
– Ты чего, Ронхул? – удивился Хэхэльф. – Ты мрачнее тучи! Это ни к чему: уллы – не бунаба, можешь улыбаться сколько влезет!
– Спасибо, мне пока не хочется, – вежливо ответил я.
– Не злись, Маггот! – веселым шепотом сказал мне Хатхас. – Мои друзья многим действуют на нервы, но только поначалу. Когда ты привыкнешь к их облику, ты поймешь, что они отличные ребята!
– Да, наверное все дело в облике, – неохотно согласился я.
– Представляешь, какими жалкими, маленькими, голыми червячками мы им кажемся? – лукаво спросил он. – Еще неизвестно, кому противнее! Думаешь, почему я нацепил на себя столько тряпок? Потому что мне так нравится? Просто мои приятели уллы все время уговаривают меня укутаться: видеть не могут мои тощие и, по их меркам, безволосые руки!
– А я думал, ты просто предпочитаешь носить на себе все свое добро сразу, – усмехнулся Хэхэльф. – Ты всегда был прижимистым парнем, Хатхас!
Наконец на столе появились кружки с пивом – такие огромные, словно мы собирались не пить, а топиться. Впрочем, само пиво оказалось выше всяких похвал: светлое, но густое и крепкое, с жирной, как сметана, пеной. После нескольких глотков я окончательно утратил былую ясность, зато обрел ненадежное, но приятное душевное равновесие слегка подвыпившего человека. Хэхэльф и его рыжий приятель развлекали меня историями о своих детских подвигах, попутно Хэхэльф успевал таинственным шепотом вербовать Хатхаса в свою команду: в ход шли обещания хорошего заработка и таинственные намеки на особые обстоятельства, в связи с которыми ему позарез требуется соучастие такого великого героя. Рыжий постепенно заглатывал его многоэтажную наживку. Уллы не мешали нам беседовать, они даже не прислушивались к разговору. Думаю, им было не до нас: ребята осушали кружки одним глотком, доставали какую-то непонятную закуску из своих сумок, кидали ее в пасти и требовали добавки, зычно обменивались неразборчивыми короткими фразами и раскатисто хохотали.
– И все-таки, как тебя угораздило связаться с этими красавчиками? – спросил я Хатхаса.
– Ох! – он помотал своей рыжей головой, так что драгоценный шлем съехал на левое ухо. – Все началось с того, что они взяли меня в плен.
– Хорошее начало, – одобрительно кивнул я.
– Мне было всего пятнадцать лет, когда на меня пал жребий, – доверительно сообщил Хатхас. – Да ты, наверное, не знаешь, что это такое. Ты ведь не с Халндойна, Ронхул Маггот? Сам вижу, что не с Халндойна… Так вот: всем хороша жизнь на Халндойне, одно только плохо: каждый год случаются улльские набеги. Конечно, в таком большом городе, как Сбо, можно спать спокойно: если мои приятели уллы туда сдуру сунутся, портовая стража прогонит их в два счета. А вот если ты живешь в каком-нибудь маленьком городке на побережьи, или, того хуже, на приморском хуторе – дело плохо, жди гостей. С этими ребятами, – он показал на развеселившихся уллов, – вполне можно иметь дело, пока они не впали в боевую ярость. Но если уж уллу взбрело в голову подраться – пиши пропало! Убить улла еще можно, а вот успокоить не получится.
– Что меня удивляет – каким образом все эти поселки и хутора на побережьи до сих пор существуют? – удивился я.
– Ты сначала дослушай! Наши хитрые халндойнцы быстро изучили своих воинственных соседей. Они поняли, что уллам абсолютно все равно, какую добычу брать: ценные вещи, или старое барахло. Уллы разбойничают не из жадности, а по зову сердца. Просто раз в год им надо погеройствовать как следует: душа просит. Деньги-то они зарабатывают, продавая курмду по всей Хомайге и здесь, в Земле Нао. Им с головой хватает, и еще остается…
– А что такое курмда? – с любопытством спросил я.
– Ничего себе! Ты еще не попробовал! – возмутился Хатхас. Он развязал тесемки на своей кожаной сумке и протянул мне своего рода сухарик – маленький брикет, спрессованный из какой-то светлой сероватой массы.
– И что с этим надо делать?
– Как – что, мать твою!? Грызть! – безапелляционно заявил он.
Я вопросительно посмотрел на Хэхэльфа.
– Попробуй, Ронхул, – кивнул тот. – Хорошая штука. Сухое улльское пиво.
– Сухое пиво?! – изумился я.
– Ты сначала попробуй, а потом уже удивляйся, – посоветовал Хатхас.
Я отломил кусок сухарика и положил в рот, прислушиваясь к ощущениям. Через несколько секунд произошло нечто невообразимое: мой рот переполнился пивной пеной, такой же густой и вкусной, как у нормального жидкого пива, которое я только что пил. Плохо было одно: пены оказалось слишком много. Я почувствовал, что могу захлебнуться, если немедленно не избавлюсь от излишков, позорно открыл рот и попытался выплюнуть остаток пенящегося сухарика. Друзья халндойнцы ржали, как взбесившиеся мустанги. Даже уллы начали заинтересованно коситься на меня, добродушно скалясь до ушей. Я понял, что опозорился, но мне и самому было смешно – дальше некуда!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});