Я не буду описывать разгон нашего аббатства — даже сейчас, по прошествии стольких лет, воспоминания слишком горьки… чтобы останавливаться на них подробно. Прекрасная церковь и библиотека разорены, детишки выгнаны из школы, а больные — из лечебницы, братья отправлены далеко в ссылку — нет, не могу писать об этом. Достаточно того, что, как уже было сказано, из всего Ордена Белых Каноников я единственный, кто остался здесь, хотя и нахожусь на положении изгнанника. Наверное, я мог бы сбежать в какой-нибудь монастырь за границей, как это сделали многие из братьев, а мог бы просто вернуться к мирской жизни, что выбрали другие, но я остался здесь, и тому есть три причины.
Первая — это обет, который я дал в юности: — «Я, брат Иоанн, обязуюсь служить церкви Торре». — Тогда я посвятил свою душу не только Богу, церкви, но также и этому месту на земле, и здесь я буду обитать, пока земля не примет меня. Вторая причина, которая побудила меня остаться здесь — вселенская любовь к людям, живущим в этих рыбацких лачугах на побережье и в деревушке вокруг зеленого холма. Я помню их еще детьми, которые ходили в аббатскую школу. Они выросли на моих глазах. О них я заботился, когда они попадали в нашу больницу. Они, словно мои дети, без которых я уже просто не могу жить. Оставаясь здесь, я могу по-прежнему навещать их, утешать, когда с ними случается какая-либо беда, наставлять, учить и молиться за них. Сейчас у меня довольно много свободного времени для молитв, и, хотя я уже не могу общаться с Богом в аббатской церкви, существует еще часовня Св. Михаила, где в течение 12 лет жил и молился тот богомолец. Почему я упоминаю его отдельно, несмотря на то, что минуло столько лет? Он стал частью меня, и с самого начала истории я писал о нем от своего лица. В этом заключается основная причина, почему я остался здесь. Его дух, как равная часть моего духа, — также слился с этим прекрасным уголком земли, его дух объединил всех людей, которые живут здесь до самой кончины.
Познакомился я с его историей, когда в первый раз приехал в аббатство, будучи совсем молодым послушником. Ее краткое описание я нашел у одного из монахов после смерти отшельника. После прочтения этих записок меня не отпускало назойливое ощущение, что человек тот когда-то был моим другом. И поэтому, когда пришло время дать обет и сменить свое мирское имя на церковное, я, не долго думая, взял то, которое носил он… — Иоанн. Шли годы, а эта духовная связь все глубже проникала в мои чувства, создавая иллюзию реально происходящего. Мое воображение, при размышлении над этой записанной историей, возрождало из праха живую плоть. А было ли это только воображением? Когда я обнаружил вырезанные на стене часовни цветки горечавки, я сразу понял их предзнаменование — перед моими глазами моментально возникла полянка настоящих синих цветов, растущих за серым камнем, я услышал слова, произнесенные старцем Симоном, и все это запало в мое сердце вместе с той живительной струей, которая придавала силы богомольцу в трудные годы молитв. Аналогичное ощущение овладевало мной, когда я читал о его заботах, и о том, как он лежал при смерти, и как он поднял руки. В этом жесте я увидел определенный смысл — он как бы протягивал свои руки мне, и я уже должен был приложить их так, как он того желал. Я рассказал отцу аббату о своем долге, довлеющем надо мной, и он сделал меня епископом.
Сначала мне было нелегко работать, ведь я, в сущности, ученый. Это была моя вторая жизненная стезя, и мне было нелегко постигать ее, но меня утешало сознание того, что другие будут приобщаться к познанию, для которого я когда-то не нашел свободного времени, и то, что в своем стремлении все люди едины. Возможно, в один прекрасный день придет в это место слуга Господень, который почувствует духовную связь с другим человеком и которым, возможно, буду я, и в его жизни учение, упущенное мной, займет более достойное место наравне с лечением и чтением молитв. И если это произойдет, возможно, Господь возложит на него свое благословение, и, если он будет читать эти строки, он подумает обо мне как о своем духовном брате и друге.
А Иоанн и Розалинда, будет ли у них такая же духовная связь с юными влюбленными будущих поколений? — Без сомнения, да — ведь армия молодых рыцарей, которым в миру приходится пройти через множество испытаний и познаний, неразрывно связана и взаимосвязана, то же самое можно сказать и про молодых девушек, которые долгие годы постигают науку верности и терпения. Другой юноша будет воспевать просторы полей за холмом, как поет их сейчас Джон в зрелом возрасте, и другая женщина с ребенком на руках будет подходить к дверям уютного и теплого дома поздним вечером, прислушиваясь к шагам возвращающегося мужа.
Впервые я увидел Джона в часовне Св. Михаила, и мне становится смешно при воспоминании о том первом столкновении, когда я показался ему сном, а он мне божественным видением. Один, более молодой, думал, что видел сон, другой, постарше, думал, что видел привидение, но на самом деле все было более реально, чем им казалось.
В течение долгих лет у меня была традиция, в канун Рождества Святого Иоанна Крестителя, чье имя я и мой богомолец взяли при отречении от мира, ходить в церковь Св. Михаила и всю ночь проводить в молитвах. По случаю этого знаменательного события я беру с собой две свечи, которые представляются мне двумя душами, и устанавливаю их в две ниши северной стены, и когда молюсь, вокруг меня ярко и светло… Хотя зачастую в короткие ночи под ярким свечением луны и звезд, свет лучин ослабевает.
Это случилось в канун Рождества через несколько лет после роспуска аббатства. Я пошел помолиться, небо было покрыто облаками, и ночь выдалась темная. При входе в часовню меня окутала темнота, и мне пришлось пробираться к нишам ощупью. Добравшись до места, я зажег две свечи, и у меня возникло ощущение, что в часовне я не один. Но так как подобное чувство нередко посещало меня в этом святом месте, я не стал осматриваться, а сразу повернулся к алтарю, сделанному из грубо высеченного камня, припал на колени и начал молиться.
Не помню, как долго я молился, час или более, когда послышалось легкое движение за моей спиной. Резко повернувшись, в отблеске света лучин я увидел милое создание. Это был высокий, стройный юноша, довольно крепкого телосложения, с темными глазами, красивыми чертами лица и всклокоченными темными волосами. Стоял он прямо, не шевелясь, на плечах была накидка из овчины. Да, именно так изображается на многих картинах молодой Святой Иоанн, стоящий за образами Святой Девы с младенцем. Какое-то время мы разглядывали друг друга. Его полные изумления глаза были широко раскрыты.
— Как твое имя, юноша? — спросил я его.