Глаза Финна смотрели во тьму. Гундар хотел закрыть ему глаза, чтобы уйти от взгляда, но сухая кожа просто порвалась.
Где же остальные? Аэза, так звали дочь. И Тофи, самый младший. Мертвый мальчик смотрел на сани… Гундар судорожно сглотнул. Он боялся того, что найдет там. Колени подгибались, но священник пошел. На скамье валялась яркая попона. Под ней обозначились неясные силуэты.
Он рывком отбросил попону. Под ней оказалась только сбруя. Может быть, дети сумели уйти?
— Аэза! Тофи! Это я, Гундар, священнослужитель из Фирнстайна. Вам больше нечего бояться.
Гундар вслушивался в темноту. Под фронтоном крыши завывала буря. Стучало дерево. Священнослужитель испуганно обернулся. В сарае что-то было!
— Кто там?
Под фронтоном снова взвыл ветер. Где-то на границе слуха родился звук. Шепот!
Было так холодно, что изо рта у Гундара вырывались белые облачка пара. Рука, которой он сжимал ручку масляной лампы, задрожала. На стенах хлева заплясали тени.
Священнослужитель принялся негромко молиться. Шаг за шагом он отступал. Вилка! Она выпала из рук Торфинна. Должно быть, кто-то наткнулся на нее.
— Во имя Ткача Судеб, выходи!
Снова этот шепот. Прямо у него под ногами! Рот Торфинна вздрагивал. Губы высохли и настолько провалились внутрь, что можно было видеть желтые зубы крестьянина. Из его горла вырывались хриплые звуки. Небесно-голубые глаза Торфинна смотрели на Гундара.
— Дет…
Гундар наклонился вперед, чтобы лучше слышать.
— Дети… свет… Я вижу…
— Побереги силы, Торфинн. Я отнесу тебя к огню. — Священнослужитель попытался поднять крестьянина.
Рука Торфинна метнулась вперед. Она обхватила левую руку Гундара. Кожа была тонкой, словно выскобленный пергамент. Гундар почувствовал кости под кожей. Будто его схватила рука из могилы. Священник хотел сбросить ее, но Торфинн изо всех сил пытался удержать гостя.
— Нити жизни… жрать… волк-конь.
— Волк-конь?
— Дверь… Оно проходит… Просто сквозь…
— Где твои дети?
Истощенное тело задрожало.
— Просто сквозь… — По щеке Торфинна скатилась одна слезинка. Лицо его расслабилось. Похоже, он обрел покой. — Они жду…
— Я отнесу тебя в деревню, — беспомощно прошептал Гундар.
Из груди умирающего послышался хрип. Рука разжалась. Глаза перестали блестеть.
— Пусть боги осветят твой путь сквозь тьму, откроют тебе свои чертоги, сделают тебя гостем на вечном пиру, ибо ты был верен им и душа твоя…
Торфинн выгнулся дугой. На лице его снова отразился несказанный ужас, словно в пути сквозь вечную темноту он встретился с кошмаром, посетившим укрепленный двор. Рот его открылся. Крестьянин отчаянно пытался что-то сказать. Истощенное тело напряглось, а затем вдруг обмякло. Жизненный свет Торфинна угас окончательно.
Крохотный огонек масляной лампы начал коптить и меркнуть. Вскоре осталась только крохотная искорка. Гундар попытался прикрыть ее руками от сквозняка. Осторожно поставил лампу на пол. Через щель приоткрытой двери в хлев падал красноватый свет.
Гундар опустился на колени и стал страстно молиться о том, чтобы свет не погас. До двери было всего несколько шагов, но темнота казалась ему бездонной пропастью. Даже в детстве темнота не пугала его так сильно. Священнослужитель был уверен, что там таится волк-конь. Как только станет совсем темно, он заберет его. И только умирающая капля света защищала!
Гундар пытался бороться со страхом. Должно быть, зверь уже ушел, уговаривал он себя. Иначе он уже давно напал бы на него. Но далеко он уйти не мог… Подумалось о подгоревшей каше. Не более получаса прошло с тех пор, как семья бежала из комнаты в хлев. Гундар испуганно обернулся в темноту. Может, оно еще здесь?
Буря утихла. Маленькое пламя больше не трепетало. Оно медленно набирало силу. Круг света, ограждавший его от тьмы, рос с каждым ударом сердца. А затем Гундар увидел их. Обоих детей! Аэза обнимала Тофи, пытаясь защитить. Оба они спрятались под большими санями.
Тофи прижался головой к плечу Аэзы. Из глаз священнослужителя брызнули слезы. Он безмолвно плакал. Беспомощно сжал кулак и укусил его. Зачем нужны боги, если происходит такое?!
Какой-то звук? Тихий скрип шагов по снегу? Неужели убийца вернулся?
— Входи в комнату! — в гневе закричал священнослужитель. — Я жду тебя!
Едва эти слова сорвались с его губ, как он пожалел о них. Что он натворил?! Дрожащими пальцами он нащупал висевший на поясе нож. То был узкий клинок, длиной едва ли с ладонь. Всю свою жизнь он использовал его только для того, чтобы резать мясо и потрошить рыбу. Он никогда не сражался. Он был священнослужителем! Он должен был предотвращать бессмысленные сражения.
Гундар поднялся. Если бестия придет, он, по крайней мере, встретится с ней на свету. В последний раз взглянул на мертвых детей. Прятаться бессмысленно. Он поспешно зашагал к двери, которая вела в комнату. В теплом помещении бросил тонкую веточку в угли, вверх взметнулось яркое пламя.
Из сеней послышались звуки. Что-то возилось там. Тяжелый шерстяной занавес, отделявший сени от комнаты, шевельнулся.
Гундар поднял нож на уровень груди, приготовившись защищаться. Наконец увидеть бестию — в этом было, пожалуй, что-то освобождающее.
Полосы ткани разделились, В комнату вошло существо, маленькое, одетое в белое. В глазах Гундара еще стояли слезы, он заморгал.
То был Ульрик!
— Что ты здесь делаешь? — Гундар опустил нож.
— Я… Я хотел помочь тебе. Я… Ты ведь не прогонишь меня теперь, нет? — Сын Альфадаса говорил торопливо, избегая смотреть в глаза священнослужителю. — На улице совсем темно. Сегодня я уже не могу вернуться в деревню! Я… Я хотел переночевать в хлеву, чтобы ты меня не заметил. Но ты, наверное, слышал мои шаги, да?
Гундар опустился на тяжелую деревянную скамью у стола.
— Почему ты шел за мной?
— Я буду сражаться с чудовищем вместе с тобой, — страстно произнес мальчик. — Когда мы убьем его, с Хальгардой снова все будет в порядке. Так ведь всегда бывает, правда? Когда воины убивают чудовище, все становится хорошо.
Гундар почувствовал, как в горле образовался комок. Что же сказать мальчику? Что с Хальгардой никогда не будет все в порядке? Может, чудеса происходят только тогда, когда в них верят. То, что случилось с девочкой, в конце концов тоже чудо. Пусть и злое.
— Твоя мать знает, что ты здесь?
Ульрик покачал головой.
— Она никогда бы не позволила. Но я должен был…
У сына Альфадаса был плотный плащ с капюшоном из почти белой кожи, изнутри отделанный овчиной. Сапоги тоже из светлой кожи. Неудивительно, что мальчику удавалось так хорошо прятаться в снегу.