то время как ослабевший организм Учителя уводил его в физическое небытие.
Ныне, после бесчисленных «художеств» антисталинских, а потом и антиленинских кампаний требуется, по сути, заново рассмотреть наследие Сталина в его отношении к ленинизму. Обширная старая (вышедшая до середины 50-х годов) литература декларативна и апологетична, а сменившая ее писанина, как правило, воспроизводит эту «методологию» с точностью до наоборот и, главное, силится как можно дальше оттащить Сталина от Ленина, нарисовать картину всевозможных отклонений, нарушений и отходов первого, сшибить их между собой. Разумеется, вакуум не образуется. Освободившееся место тут же заполняют Троцкий и братия «советологов», которым несть числа.
Раскроем работу Сталина «Об основах ленинизма». С первых же страниц автор берет быка за рога, дает определение предмета. «Ленинизм есть марксизм эпохи империализма и пролетарской революции, — чеканит он. — Точнее: ленинизм есть теория и тактика пролетарской революции вообще, теория и тактика диктатуры пролетариата в особенности» (Сб. 71). С этими положениями можно спорить, их не запрещено уточнять или же заменять более совершенными, но с ними и можно работать.
А вот что пишет Троцкий: «Ленинизм, как система революционного действия, предполагает воспитанное размышлением и опытом революционное чутье, которое в области общественной — то же самое, что мышечное ощущение в физическом труде» (К истории… С. 191). Ленинизм — это «внешнее сгущение марксизма для непосредственного революционного действия в эпоху империалистической агонии буржуазного общества» (Военная доктрина или мнимо-военное доктринерство. Пг, 1922. С. 28) и т. п. Согласитесь, ни спорить, ни работать с этими «сгущениями» златословия просто нельзя. У Троцкого десятки прекрасных, завораживающих страниц о Ленине, его учении, поступках и т. д. Он увлекает своими рассказами о виденном, но у него нечему поучиться. Даже любимую свою и единственную теорию перманентной революции он излагает на редкость назойливо и невнятно. Сталин сух, логичен, порой схематичен, но сразу видно, чего он хочет и куда ведет. Из текстов Троцкого обычно выпирает собственная гордыня, своеобразное «во-что-бы-то-ни-стало-из-кожи-вон-вылезание», позерство в стиле якобинского клуба, автоматически предопределенной «избранности». В отличие от беллетристического парения Льва Давидовича Сталин (по Троцкому, «организатор без кругозора») клонит к деловитости и безличности, не подражает даже Ленину, проявляет органическое ощущение ведомой массы и говорит с нею на ее обычном языке.
Общая черта руководителей послеленинского периода советской истории состояла в том, что все они без исключения претендовали на то, что живут, трудятся, управляют «по Ленину». Но никто из них, исключая одного Сталина, не проделывал соответственной работы. Только Сталин превратил имя предшественника в святыню, тогда как Хрущев устроил вокруг памяти Сталина несусветный шабаш, Брежнев придумал для Хрущева псевдоним «волюнтаризм», Горбачев, и вовсе как дикарь, променял социалистическое первородство на звание «лучшего немца года», херши-колу и пипцу-хат. Еще до войны ходила легенда, что Сталин глубокой ночью приходит в Мавзолей и часами просиживает, глядя на светлый профиль Ильича. О чем он думал, какие принимал решения? Имели ли его преемники такую же потребность в мысленном совете со своим Учителем, в духовной опоре на кого-либо вообще? Не в этой ли тяге к высокому наиболее сокровенный источник успеха деятеля, которого и с восторгом и с содроганием вспоминает мир? Как-то Кутузов получил от поэтессы А. П. Буниной оду, где чаша весов с кровью воинов перевешивает чашу с Москвой. «…Я «весил Москву не с кровью воинов», — сердито отозвался Михаил Илларионович, — а с целой Россией и с спасением Петербурга и с свободою Европы» (Письма, записки. М., 1989. С. 448). Сталину приходилось производить такое «взвешивание» чуть ли не каждый день.
«Фарисеи буржуазии, — писал Ленин в 1910 году, — любят изречение: de mortuis aut bene aut nihil (о мертвых либо молчать, либо говорить хорошее). Пролетариату нужна правда и о живых политических деятелях и о мертвых, ибо те, кто действительно заслуживают имя политического деятеля, не умирают для политики, когда наступает их физическая смерть» (Л20. 89). Фарисеи буржуазии к концу века безнадежно измельчали, Пораженные хроническим спидоумием, не будучи в состоянии предложить сколько-нибудь привлекательную, зовущую идею живым, они изменили своему старому правилу и без конца ворошат и перемывают кости мертвых. Мусор продолжает сыпаться на могилу Сталина, но сдувается теперь ветром истории быстрее, чем накапливается. Время правды о нем только еще наступает. Надо сделать все, чтобы этому никто не помешал.
Р. Косолапов.
Осень-99.
«ТО ЛЕНИН, А ТО Я»,
ИЛИ СТАЛИН И ЕГО ИДЕОЛОГИ
1. Слово составителя
В мае 1998 года, разбирая бумаги историка В. Д. Мочалова (1902–1970), я обнаружил его собственноручные записи двух совещаний у И. В. Сталина.
Рукописи, пролежавшие без движения в личном архиве ученого более полувека, хорошо сохранились. Часть из них — это беглые заметки автора, сделанные в ходе бесед 28 декабря 1945-го и 23 декабря 1946 года, другая часть — фактически готовые очерки. Судя по многим признакам, Василий Дмитриевич писал их для себя и не думал о публикации. С профессиональной добросовестностью он фиксировал то, что видел и слышал, как потому, что это было необходимо ему для дальнейшей работы, так и потому, что являлось моментом Большой Истории, вторгшейся в его собственную жизнь.
Мне уже приходилось отмечать, что тот феномен, который поныне именуется «культом личности Сталина», не был его личным (или, вернее, прежде всего был не его личным) творением. «Культ» активно лепили — и очень часто вопреки Сталину — многочисленные «ваятели» от аппарата.
Текст бесед, о которых пойдет речь в предлагаемых очерках, в этом смысле особенно показателен. Он вводит нашего современника в плотные слои идеологической атмосферы послевоенного времени. Речь идет о наиболее, пожалуй, чувствительном нерве «культа» — выпуске Собрания сочинений и краткой биографии самого Сталина. Читатель попадает в святая святых пропагандистской мастерской, в ее горнило, и выносит оттуда далеко не однозначное мнение. Сталин, оказывается, воюет с вульгарными аллилуйщиками, воюет непритворно, разбирая многие их фокусы задним числом и явно досадуя, что они вообще имели место.
Теперь, когда опубликована правка Сталина в макете второго издания его краткой биографии, отчетливо видно, как лукавил Н. С. Хрущев, доказывая, «что сам Сталин всячески поощрял и поддерживал возвеличивание его персоны». В качестве примера на дополнительном заседании XX съезда КПСС 25 февраля 1956 года Хрущев привел «некоторые характеристики деятельности Сталина, вписанные рукою самого Сталина» в его краткую биографию. Хрущев цитирует одно место из книги, где говорится, что в «борьбе с маловерами и капитулянтами, троцкистами и зиновьевцами, бухариными и Каменевыми окончательно сложилось после выхода Ленина из строя то руководящее ядро нашей партии… которое