Читать интересную книгу Лучшее юмористическое фэнтези. Антология - Нил Гейман

По пути я рассказал Маккаби, как собираюсь обучить аборигенов основам современного туземного протестантизма. Я прочитал австралийцу отрывок из книги сэра Джеймса Фрэзера, в котором говорилось о вызывании дождя. Отрывок завершался словами: «Теперь остается лишь пропеть заклинание над змеей и имитацией радуги…»

— Всего лишь! — Маккаби прыснул.

— «…чтобы дождь рано или поздно выпал». — Я закрыл книгу. — И вот тут я возьмусь за дело. Если дождь не начнется, аборигены увидят, что их магические ритуалы не действуют, и я обращу их взор к христианству. Если дождь все-таки пойдет, я просто объясню, что на самом деле они молились истинному Богу протестантов, хотя сами того не сознавали, а «дождевая птица» не имеет к этому никакого отношения.

— А как вы уговорите их провести этот обряд с дождевой птицей?

— Господи, да они, наверное, постоянно этим занимаются. Бог знает, как им нужен дождь. В этих краях солнце палит так, что все вокруг иссохло и сгорело.

— Если дождь взаправду пойдет, — хмуро пробормотал Маккаби, — клянусь, я и сам преклоню колени.

Что он имел в виду, я (к сожалению) тогда не догадался.

На этот раз в лагере анула нас ждал совсем другой прием. Туземцы сгрудились, чтобы приветствовать Маккаби. Особенно радовались его приезду три девушки.

— Ах вы мои черные курочки, — ласково промолвил мой спутник. Потом, коротко посовещавшись со старейшинами, он сообщил:

— Они и вам хотят предложить любру, преподобный. Любра — это женщина, и, будучи знаком с обычаями

анула, я ожидал подобного проявления гостеприимства. Я попросил Маккаби объяснить местным жителям, что мои религиозные взгляды вынуждают меня отказаться, и пошел ставить палатку на холме, возвышавшемся над стоянкой племени. Когда я заполз в палатку, Маккаби полюбопытствовал:

— Вы так рано отправляетесь на боковую?

— Я просто хочу снять одежду, — пояснил я. — Вы же знаете поговорку: «Когда ты в Риме…» Узнайте, пожалуйста, не могу ли я позаимствовать волосяную веревку у местных жителей.

— Вы будете проповедовать голым? — потрясенно спросил мой спутник.

— Наша церковь учит, что тело ничто, — заметил я. — Это всего лишь средство передвижения для души. Кроме того, я считаю, что истинный миссионер не должен ставить себя над паствой с точки зрения одежды и поведения.

— У истинных миссионеров, — сухо сказал Маккаби, — кожа не такая толстая, как у этих проглотов.

Однако он принес мне веревку из конского волоса. Я повязал ее вокруг пояса, запихнув под нее Новый Завет, карманную расческу и футляр для очков.

Закончив приготовления, я почувствовал себя крайне беззащитным. К тому же у меня возникли некоторые сомнения насчет благопристойности моего вида. Такому скромному и застенчивому человеку, как я, нелегко было выставить напоказ свое нагое белое тело — тем более что снаружи меня ждали не только мужчины, но и женщины. Но потом меня утешила мысль, что в отличие от моей паствы я буду не совсем голым. Сиднейский доктор распорядился, чтобы я носил бандаж недели две.

Я на четвереньках выбрался из палатки и встал, осторожно переступая с ноги на ногу, поскольку сухая трава больно колола мои босые ноги. Боже, я никогда не забуду эти выпученные белки глаз на черных лицах! Маккаби разглядывал меня так же внимательно и недоверчиво, как туземцы. Некоторое время он не мог произнести ни слова, потом наконец выдавил из себя:

— Дьявол! Неудивительно, что ты виргинец, бедняжка.

Аборигены столпились вокруг меня, тыча пальцами и что-то лепеча. Некоторые пытались замерить приспособление, словно собирались сделать себе такое же. В конце концов мне все это надоело, и я спросил своего переводчика, который все еще ошеломленно таращился на меня, из-за чего поднялась такая суматоха.

— Они никак не могут решить, кто вы: хвастун или мошенник. Признаться честно, и я тоже.

Тогда я рассказал ему об операции, которую мне пришлось сделать, чтобы соблюсти обычаи анула. Маккаби перевел мои слова членам племени. Туземцы понимающе кивнули друг другу, затараторили еще громче, а потом один за другим стали подходить ко мне и гладить меня по голове.

— Они одобряют мой поступок? — удовлетворенно поинтересовался я.

— Они считают, что вы сумасшедший, как кукабарра,[213] — откровенно заявил Маккаби. — По их поверьям, тому, кто приласкает дурака, непременно повезет.

— Что?

— Посмотрите внимательно на своих овечек, — посоветовал мой спутник. — И вы увидите, что обрезание у них давным-давно вышло из моды.

Приглядевшись, я понял, что Маккаби прав. В моем мозгу всплыли недостойные христианина ругательства, которые я с радостью адресовал бы майору Мэшворму. Чтобы взбодриться, я предложил Маккаби еще раз попытать счастья с бусами. Не знаю, что мой переводчик сказал туземцам, но все племя устремилось к грузовику. Возвращаясь, каждый из них тащил по две пригоршни бусин.

Некоторые из них сделали по два или три захода. Я был доволен.

На землю опустились короткие тропические сумерки. Расположившись среди акаций, анула разожгли костры для приготовления пищи. Я понимал, что сегодня больше ничего не добьюсь, поэтому мы с Маккаби тоже развели костер и повесили над ним походный котелок. Едва мы приступили к еде, один из аборигенов подошел ко мне и, улыбаясь, протянул кусок коры, на котором лежала какая-то местная пища. Что бы это ни было, оно неприятно подрагивало, и я тоже содрогнулся от отвращения.

— Жир эму, — пояснил Маккаби. — Их любимое лакомство. Это они так благодарят вас за бусы.

Я был в восторге от его слов, однако из-за тошнотворного вкуса и запаха деликатес не лез мне в горло. Я чувствовал себя так, словно передо мной поставили целую миску слизи.

— На вашем месте я бы поскорее заканчивал с едой, — посоветовал Маккаби, который успел побывать у костров туземцев. — Скоро анула поймут, что бусы ни на что не годятся, и отберут угощение.

— Что?

— Они варят стекляшки уже два часа, но те не стали ни капельки мягче.

— Они едят бусы?

Видя, что я испугался, Маккаби сжалился и заговорил со мной почти ласково:

— Преподобный, эти ребята живут, чтобы набить себе брюхо, потому что лишь так они могут выжить. Они не строят домов, у них нет карманов, они не владеют имуществом. Они знают, что их лица уродливы, как зад вомбата, поэтому им не нужны украшения. В этом жестоком краю невероятно трудно найти пищу. Если им на глаза попадается какой-нибудь незнакомый предмет, они тут же проверяют его на съедобность.

Я слишком устал, чтобы встревожиться. Так что я полез в палатку, чтобы, по выражению Маккаби, «отправиться на боковую». Мне удалось немного вздремнуть, однако большую часть ночи я провел, выпроваживая чернокожих девушек, которые одна за другой приходили ко мне. Очевидно, ими руководило детское желание поспать под крышей для разнообразия.

Я проснулся довольно поздно. Продрав глаза, я обнаружил, что анула корчатся на земле, завернувшись в свои подстилки вагга, и стонут.

— Сегодня вы не увидите никаких плясок в честь демонов дождя, — сообщил мне Маккаби. — Они обожрались вашими бусами и теперь маются животом.

Вот тут я забеспокоился по-настоящему. А что, если все они умрут, как динго?

— Я бы не сделал этого ни для одного паршивого бродяги, кроме вас, преподобный, — объявил Маккаби, роясь в своем мешке. — Но так и быть, я дам им немного сладостей из своих запасов.

— Что?

— Шоколад. Вот что я использую, когда мне нужно договориться с туземцами. Они любят это дерьмо гораздо больше, чем бусы.

— Но это же Экс-Лакс![214] — воскликнул я, когда мой приятель показал мне плитку.

— Как раз это им и нравится. Они получают оба удовольствия сразу.

Последующие события этого дня не поддаются описанию. Главное, ближе к вечеру склоны близлежащих холмов были усеяны небольшими кучками стеклянных горошин, сверкавших в лучах заходившего солнца. А у меня возникли другие проблемы: все мое тело невыносимо зудело. Впрочем, Маккаби ничуть не удивился.

— Мясные муравьи, — предположил он. — Или сахарные муравьи. Это могут быть также белые муравьи, бычьи, болотные или мясные мухи. Я же говорил вам, преподобный, у миссионеров недостаточно прочная шкура, чтобы бегать с голым задом.

Без особых сожалений я оставил свое намерение жить так же примитивно, как моя толстокожая паства, и пошел в палатку одеваться.

Однако нельзя сказать, что этот день прошел совсем впустую. Я напомнил Маккаби, что для выполнения ритуала нужен водоем, и мой переводчик отвел меня в племенной оазис анула.

— Стоит засуха, поэтому от биллабонга[215] мало что осталось, — предупредил он. Яма была довольно широкой и глубокой, но она оказалась пустой, если не считать густой вонючей жижи на дне, сквозь которую сочилась струйка зеленоватой воды шириной с карандаш. — Однако в сезон дождей здесь будет такой потоп, что испугался бы даже Ной. Так или иначе, это, должно быть, тот самый пруд, о котором говорилось в вашем «Золотом»… как бишь его там? Это единственный источник на сотню миль вокруг.