лидирующего положения США – ни реального, ни символического».
Трудности возникали и на других фронтах. После внезапного распада Советского Союза Европа и Россия рассматривали возможность строительства совместной космической станции, но Соединенные Штаты категорически потребовали, чтобы Россия стала партнером станции американской. Несколько раз преграждали путь желающему участвовать Китаю. Чудовищные перерасходы абсурдно низких первоначальных бюджетных оценок приводили к отказу от разработки тех или иных компонентов и даже угрожали одно время ранним закрытием проекта в целом. И, конечно, палки в колеса постоянно ставила земная политика. С другой стороны, разные приятные мелочи быта станции, например веселые обеденные перерывы, когда русские меняют свою аппетитную консервированную тушенку на американское мороженое, регулярно приводили к положительным сдвигам в международных отношениях, по крайней мере в миниатюре.
Давным-давно, в 1950-х, американские разговоры о космической станции были перегружены провокационной риторикой. Рассматриваемая как научная лаборатория и военная база, станция мыслилась как строго внутригосударственное достояние. Первое государство, которое построит такую станцию, будет, конечно, контролировать всю Землю. И, конечно, это будут США – их космическое превосходство было единственной приемлемой возможностью. Такое видение великолепно воплотилось в популярной в 1952–1954 годах восьмичастной серии выпусков иллюстрированного журнала Collier’s, посвященной завоеванию космоса и основанной на нескольких конференциях, прошедших в Нью-Йоркском планетарии Хайдена. На эти конференции съезжались инженеры, ученые, художники, футуристы и журналисты. Но в их разговорах не было пустого прожектерского энтузиазма. Тон задавал патриарх ракетостроения Вернер фон Браун. Уильям Берроуз отмечает, что серия Collier’s также содержит «один из первых и самых влиятельных примеров шаблонной космической риторики эпохи холодной войны. Хотя эти превосходно иллюстрированные статьи давали публике возможность впервые заглянуть в ожидающее всех космическое будущее, включая полеты к Луне, Марсу и еще дальше[505], они были остро приправлены алармизмом:
Безжалостный враг, построивший космическую станцию, сможет, по сути, поработить все народы мира. Вращаясь вокруг Земли по фиксированной орбите, как вторая Луна, этот рукотворный небесный остров сможет использоваться как платформа для запуска управляемых ракет Оснащенные атомными боеголовками, управляемые радарами снаряды можно будет направить на любую цель на поверхности Земли с испепеляющей точностью.
Первоначальная советская концепция космической станции была лишь немногим менее ужасна, чем американская. Там должно иметься достаточно места для трех космонавтов, оборудование для дистанционного зондирования, спускаемые капсулы для отправки полученных изображений на Землю и артиллерия для обороны от американской атаки. К счастью, обе стороны в конце концов отказались от смертоносных версий своих космических станций.
Затем на арене появился президент Рональд Рейган. В произнесенной в январе 1984 года речи «О положении в стране», в которой слова «свободный» и «свобода» встречаются 25 раз, Рейган сказал Конгрессу:
Сегодня я отдал распоряжение NASA разработать постоянно действующую пилотируемую космическую станцию, и совершить это в течение десятилетия.
Космическая станция позволит сделать огромный шаг вперед в наших исследованиях в области науки, средств связи, в физике металлов, в создании важнейших лекарственных средств, которые могут производиться только в космосе. Мы хотим, чтобы наши друзья помогли нам справиться с трудностями на этом пути и разделить плоды этого предприятия. NASA пригласит участвовать в этом проекте другие страны, и таким образом мы сможем укрепить мир, добиться процветания и свободы для всех, кто разделяет наши цели[506].
Проект должен был развиваться под американским руководством; избранные второстепенные участники могли внести какой-то вклад, но это было далеко от равноправного партнерства. Предложенный во времена эскалации холодной войны, он, по крайней мере отчасти, имел корыстные политические мотивы. Как предполагает политолог Майкл Шин, «Рейган пытался обанкротить СССР, не только вновь разжигая гонку вооружений посредством СОИ, но и заново начиная космическую гонку проектом космической станции».
Скоро мы построим станцию и назовем ее «Свобода». Понадобятся заоблачные суммы, Конгресс начнет возражать, будут писаться горы отчетов, планы станут пересматриваться, процент отказов отдельных компонент будет неуклонно метастазировать и предсказываемое количество часов, проведенных астронавтами в открытом космосе для работ по техническому обслуживанию станции, будет расти. В 1984 году оценка полной стоимости проекта составляла 8 миллиардов долларов; через пару лет Национальный совет по научным исследованиям поднял ее до 28 миллиардов долларов. В конце строительства количество миллиардов выражалось уже трехзначным числом[507].
На проект обрушились потоки критики; NASA и его подрядчики в ответ сулили бесчисленные научные достижения и десятки тысяч рабочих мест. Вслед за окончанием холодной войны космическая станция получила свое откровенно описательное современное название. Первым ее компонентом, запущенным в космос в ноябре 1998 года, стал построенный в России служебный модуль. Первый компонент американского производства присоединился к российскому через месяц. Робот Canadarm2 был доставлен на стройку в 2001 году. Лаборатория Европейского космического агентства «Колумб» пристыковалась к станции в феврале 2008 года, за ней, в марте – первый японский сегмент, лаборатория «Кибо». Соединенным Штатам неоднократно приходилось выручать Россию деньгами, чтобы та могла выполнить взятые на себя обязательства по проекту. Сегодня запутанная сеть межправительственных соглашений, меморандумов о взаимопонимании, передач прав на использование тех или иных компонентов и прав на интеллектуальную собственность, бартерных соглашений, субподрядов, договоров об обязанностях и пропагандистских кампаний в большей или меньшей степени управляет тем, что находится на Международной космической станции, летает к ней, от нее и вокруг нее. Весь этот хаос одушевляется, по мнению Джоан Джонсон-Фриз, принятыми американцами двумя основными принципами: нераспространения оружия массового поражения и создания рабочих мест. «Если бы не рабочие места на рынке труда США и не международная политика», писала она в 2007 году, «не было бы никакой МКС».
Если говорить правду, то многие – ив том числе известные американские ученые – предпочли бы, чтобы ее и не было. Им нужна наука о космосе, а не всяческое космическое оборудование и уж точно не астронавты, которые возятся с ним.
В сентябре 2007 года Стивен Вайнберг, лауреат Нобелевской премии по физике, на конференции в Научном институте космического телескопа в Балтиморе заявил: «Международная космическая станция – это пустое место на орбите». И это было только начало. Он продолжал:
Никаких важных научных результатов на ней не получено. Я бы даже сказал, что едва ли на ней получены хоть какие-то научные результаты. И, знаете, я пошел бы еще дальше и сказал бы, что вся чудовищно дорогая программа пилотируемых космических полетов не произвела ничего, что имело бы научное значение.
И в тоже время бюджет NASA растет, ив основе этого роста – инфантильная фиксация президента и администрации NASA на идее посылки человека в космос[508].
Эти настроения – не новость. Их разделяют многие именитые академики, на которых в детстве произвели глубокое впечатление полеты американских астронавтов на Луну. Похожая неудовлетворенность недооценкой науки