Читать интересную книгу Сёгун - Джеймс Клавелл

На веранду через открытые сёдзи нерешительно вышла служанка и низко поклонилась:

– Конбан ва, Андзин-сан.

– Конбан ва, – ответил он, смутно узнавая девушку, которую видел где-то на корабле.

Он отослал ее.

Раздался шелест шелка. Из глубин дома появились Фудзико и Марико.

– Удалась ли прогулка, Андзин-сан?

– Да, Марико-сан. – Его взгляд, не останавливаясь ни на чем, перебегал от предмета к предмету.

– Не хотите ли чая? Или может быть, саке? Ванну? Вода горячая. – Марико нервно засмеялась, смущаясь его взгляда. – Банный домик еще не совсем отделан, но мы надеемся, что вам будет удобно.

– Саке, пожалуйста. Для начала немного саке, Марико-сан.

Марико пошепталась с Фудзико, которая исчезла в доме. Служанка молча принесла три подушки и удалилась. Марико изящно устроилась на одной из них.

– Садитесь, Андзин-сан. Вы, наверное, устали.

– Спасибо.

Он присел на ступеньки веранды, не сняв сандалий. Фудзико принесла две бутылочки саке и, как приказала Марико, чайную чашку, а не тот крохотный фарфоровый сосуд, которым они обычно пользовались. «Лучше дать ему сразу много саке, – вынесла решение Марико. – Напоить бы его хорошенько, да господин Ябу хочет видеть его сегодня вечером. Ванна и саке немного успокоят Андзин-сана».

Блэкторн опрокинул предложенную ему чашку подогретого напитка, не чувствуя вкуса. Потом другую, третью…

Женщины следили, как он поднимался на холм, через щель в сёдзи.

– Что с ним? – спросила Фудзико, встревожившись.

– Он расстроен тем, что сказал господин Ябу насчет деревни.

– Почему это его должно беспокоить? Его жизнь вне опасности.

– Чужеземцы думают не так, как мы, Фудзико-сан. Например, Андзин-сан считает, что жители деревни такие же люди, как любые другие, как самураи, а некоторые из них даже лучше самураев.

Фудзико рассмеялась:

– Что за вздор? Как крестьян можно равнять с самураями?

Марико не ответила. Она продолжала наблюдать за Андзин-саном.

– Бедный человек, – вздохнула она.

– Бедная деревня! – Верхняя губа Фудзико презрительно изогнулась. – Глупо жертвовать крестьянами и рыбаками. Касиги Ябу-сан – глупец. Как может чужеземец выучить наш язык за полгода? Сколько времени потратил Цукку-сан? Более двадцати лет, не так ли? А разве это не единственный чужеземец, который может свободно изъясняться на японском?

– Нет, не единственный, хотя он и говорит лучше всех, кого я когда-либо слышала. Да, для них это трудно. Но Андзин-сан – умный человек. Господин Торанага уверен, что за полгода вынужденного пребывания вдали от варваров, в гуще нашей жизни, привыкнув есть нашу пищу, пить чай, ходить в баню каждый день, он скоро станет похож на одного из нас.

Лицо Фудзико оставалось неподвижным.

– Посмотрите на него, Марико-сан! Такой некрасивый. Такой чудовищно чужой. Странно, я не выношу варваров, но этот, стоит ему войти в ворота, станет моим супругом и повелителем.

– Он очень смелый человек, Фудзико. Он спас жизнь господину Торанаге и нужен ему.

– Да, я знаю, и это должно бы уменьшить мою неприязнь, но, увы, не уменьшает. Тем не менее я приложу все усилия, чтобы он стал похож на нас. Я молюсь, чтобы Будда помог мне.

«В чем причина такой внезапной перемены? – хотелось спросить Марико. – Почему ты согласилась служить Андзин-сану и безоговорочно подчиняться господину Торанаге? Еще сегодня утром ты отказывалась повиноваться, клялась, что покончишь с собой или убьешь чужеземца, как только он уснет. Что же пообещал тебе Торанага, если ты так резко изменила себе, Фудзико?»

Но Марико знала, что лучше не спрашивать. Торанага не счел нужным ничего рассказывать. От Фудзико тоже ничего не узнаешь. Девушка хорошо воспитана своей матерью, сестрой Бунтаро, которая, в свою очередь, получила достойное воспитание от отца, Хиромацу.

«Интересно, удастся ли господину Хиромацу покинуть Осаку? – задумалась Марико, с большим теплом относившаяся к старому военачальнику, своему свекру. – И что с Кири-сан? С госпожой Садзуко? Где Бунтаро, мой муж? Схватили его или он успел покончить с собой?»

…Марико смотрела, как Фудзико наливает остатки саке. И эта чашка была выпита, как и все остальные, без всякого выражения.

– Додзо. Саке, – произнес Блэкторн. Принесли еще саке. И оно закончилось. – Додзо. Саке.

– Марико-сан, – всполошилась Фудзико, – господину не следует пить так много. Он опьянеет. Спросите его, пожалуйста, не хочет ли он теперь принять ванну. Я пошлю за Суво.

Но Блэкторн не хотел принимать ванну.

Фудзико приказала принести еще саке, а Марико тихонько попросила служанку:

– Принеси немного жареной рыбы.

Новая бутылочка саке была опустошена с той же молчаливой сосредоточенностью. Рыба не соблазнила его.

Подали еще саке, и содержимого двух бутылочек как не бывало.

– Пожалуйста, принесите Андзин-сану мои извинения, – попросила Фудзико. – В доме больше нет саке. Пусть он извинит меня за такое упущение. Я послала служанку достать еще в деревне.

– Хорошо. Он выпил более чем достаточно, хотя и кажется, что это на него совсем не подействовало. Почему бы вам сейчас не уйти, Фудзико? Самое время поговорить с ним о вас.

Фудзико поклонилась и ушла, благословляя обычай вести важные дела через третьих лиц. Таким образом сохранялось достоинство обеих сторон.

Марико объяснила Блэкторну заминку с саке.

– Сколько времени понадобится, чтобы достать еще?

– Немного. Может быть, вам пока стоит принять ванну? Я прослежу, чтобы саке подали сразу, как принесут.

– Торанага ничего не говорил о своих планах касательно меня перед отъездом? О морских делах?

– Нет. Извините, он ничего не говорил об этом. – Марико искала признаки опьянения. Но, к ее удивлению, оно никак не проявлялось: ни легкого оживления, ни сбивчивой речи. От того количества спиртного, что он выпил за столь короткое время, любой японец давно бы уже был пьян. – Вам не нравится саке, Андзин-сан?

– Слишком слабое. Оно не пьянит.

– Вы стремитесь забыться?

– Нет – решить.

– Все будет сделано.

– Мне нужны книги, бумага и перо.

– Завтра я предоставлю вам все это.

– Нет, сегодня же вечером, Марико-сан. Я должен начать сейчас.

– Господин Торанага сказал, что пришлет вам книгу – как вы называете их? – грамматику и словари, составленные святыми отцами.

– Сколько это займет времени?

– Не знаю. Но я проведу здесь три дня. Возможно, за это время смогу быть вам полезной. И Фудзико-сан здесь, чтобы поддержать вас. – Она улыбнулась, радуясь за него. – Мне выпала честь сказать вам, что она будет вашей наложницей, и…

– Что?

– Господин Торанага просил ее быть вашей наложницей, и она согласилась. Она будет…

– Но я не согласен…

– Что вы говорите? Извините, я не понимаю…

– Она не нужна мне. Ни как наложница, ни в любом другом качестве. Я считаю ее безобразной.

Марико уставилась на него:

– Но что же тогда делать?

– Пусть она уезжает.

– Но, Андзин-сан, вы не можете отказаться! Это будет ужасным оскорблением для господина Торанаги, для нее, для всех! Что она вам сделала плохого? Ничего! Усаги Фудзико…

– Слушайте меня! – Слова Блэкторна эхом разносились по веранде и всему дому. – Скажите ей, чтобы уезжала!

– Простите, Андзин-сан, вы не правы, что сердитесь. Вы…

– Я не сержусь, – холодно произнес Блэкторн. – Как вы не можете взять в толк, что я устал быть марионеткой? Я не хочу этой женщины. Я хочу получить обратно мой корабль, команду и забыть все это! Я не останусь здесь на шесть месяцев. Мне не нравятся ваши обычаи. Это ужасно, что один человек угрожает похоронить всю деревню, если я не научусь японскому языку. А что касается наложницы – это хуже, чем рабство. Это чертово оскорбление – замыслить такое, не спросив моего согласия!

«Что же теперь делать? – беспомощно спрашивала себя Марико. – При чем тут безобразие, если речь идет о наложнице? И Фудзико вовсе не безобразна. Как он не понимает?» Потом она вспомнила предупреждение Торанаги: «Марико-сан, вы лично отвечаете за то, чтобы, во-первых, Ябу не помешал моему отъезду, после того как я отдам ему свой меч, и, во-вторых, Андзин-сан согласился остаться в Андзиро». – «Я сделаю все, что смогу, господин. Но боюсь, Андзин-сан доставит мне хлопот». – «Обращайтесь с ним как с соколом. Это ключ к нему. Я приручаю сокола за два дня. Вам даю три».

Она отвернулась от Блэкторна и напрягла весь свой ум. «А он действительно похож на сокола, – подумала она. – Тот же пронзительный клекот, бессмысленная ярость, а когда спокоен – то же высокомерие, тот же немигающий взгляд, та же самоуглубленность и непреходящая, внезапно прорывающаяся злобность».

– Я согласна. С вами обошлись ужасно, и вы вправе рассердиться, – произнесла она примирительно. – Да, конечно же, господину Торанаге следовало спросить вас, но он ведь не знает ваших обычаев. Он только пытался оказать вам честь, как поступил бы в отношении любого заслужившего награды самурая. Он сделал вас хатамото – это почти что рыцарь, Андзин-сан. Во всем Канто их не более тысячи. А что касается госпожи Усаги Фудзико, он только пытался услужить вам. У нас, Андзин-сан, это рассматривается как большая честь.