– Пойдем в кабинет, Христофор Антонович, выпьем водочки да побеседуем тихонько! – Петр приобнял фельдмаршала за плечи, ласково направив того к двери. – А там и солнышко сядет, и мы в Петергоф отправимся. Женушка ждет – в тягости она, надеюсь, что еще одного сына мне подарит!
– А так и будет, государь! – громко обнадежил Миних, покорно направившись к двери, а Петр последовал за ним и ощутил дежавю – ему на секунду показалось, что в зале их встретит гомон голштинцев и клубы табачного дыма, как в тот день, когда он так же пошел вслед за старым фельдмаршалом. Наваждение тут же схлынуло – их встретил пустой зал, только у лестницы замер часовой, рядом с ним вытянулся адъютант да в поклоне склонился верный арап.
– Нарцисс! Нам закусить на один зуб.
Отдав распоряжение, Петр зашел в кабинет и снова потряс головой – то же самое убранство, шкаф с выдвижными ящиками, в котором он нашел бумаги Катюши, те самые, что спасли ей жизнь, а ему позволили обрести любовь и семью. Это надо было отметить, и император шагнул к поставцу, достал солидный графинчик водки и щедро плеснул в хрустальные стаканчики.
– Ну что, фельдмаршал, вздрогнули?!
– Можно и выпить, государь!
Тройной очистки водка, вернее, хорошей выделки самогон из сконструированного им же самим аппарата, настоянный на травах, проскочил соколом, сивушного запаха не ощущалось совсем.
– Шнапс зер гут! – пророкотал Миних, совсем по-русски выдохнув воздух. Ему бы еще обшлагом занюхать. А если в фуфайку приодеть – вылитый колхозный механизатор после уборочной.
– Гарная горилка! – согласился Петр, нахватавшийся от графа Разумовского малороссийских словечек. – Нарцисс! Розу тебе в задницу – нам закусить треба, а ты где ходишь?
– Вот, государь!
Арап поставил на стол сервированный поднос. За эти годы камердинер выучил несколько изменившиеся вкусы своего царственного хозяина и всегда держал все нужное под рукой. Хоть и немного было закуски, но доброй, куда там студенческим трапезам в той, почти забытой жизни.
Тонкие пластинки сыра со «слезой», довольно толстые ломтики ветчины, что просто таяла во рту, запеченные в золе яйца под майонезом, холодные вареные раки на блюде, посыпанные зеленью, к ним ломти ржаного хлеба, малосольные тепличные огурчики да неизменный кувшин сока.
– Между первой и второй перерывчик небольшой! – Миних с улыбкой процитировал любимую поговорку императора, пока тот старательно наливал водку в стопки.
– Здрав будь, боярин! – Петр усмехнулся, слова донеслись из т о й жизни, и забытым студенческим способом лихо выцедил водку. Отломил кусочек хлеба, понюхал – ржаной запах начисто перебил водочный дух. А зажевав ветчины, почувствовал себя совсем хорошо.
Из раскрытой коробки достал папиросу с длинным мундштуком, чиркнул спичкой. Закурил, пыхнув дымком, расплылся улыбкой.
– Что-то припомнили? – поинтересовался Миних – сам он был некурящим и табаком не баловался, но к дурной привычке императора относился снисходительно, как к забаве.
– Да так, есть немного, – пожал плечами Петр, и фельдмаршал переспрашивать не стал, уделив свое внимание хлебу с ветчиной.
Улыбку императора вызвала картонная коробка папирос его собственного измышления и производства. У жены оказалась предприимчивая жилка, а иначе переворот бы не устроила семь лет назад, и железная хватка, недаром чистокровная немка Екатерина Алексеевна, или Софья Ангальт-Цербстская, которую домашние звали принцессой Фике. Папиросы носили гордое именование «гвардейские», картонная нашлепка рисовалась такими же яркими цветами, как те, п р е ж н и е.
Этот бизнес супруги процветал, другого слова и не найдешь. Табак закупали в Англии, изготовление папирос велось в столице. И хотя Петра последний год грызла совесть, что вслед за дедом Россию на это зелье подсадил и приохотил, но слишком поздно он это понял – его папиросами в Петербурге дымили все, начиная от знати и гвардейцев и кончая мастеровыми с их узаконенными «перекурами». Зато доходы стали такими, что хватало с избытком на строительство Петергофа и обустройство Зимнего дворца.
Но денег в казне не прибавлялось, несмотря на все старания. Военная реформа, перевооружение армии и флота не только съедали изрядную толику государственного бюджета, но и наносили ощутимые бреши в его личной кубышке. Экономить приходилось на многом, и зачастую такое шло отнюдь не во вред. Особенно в армии…
На нем и Минихе сейчас была надета новая военная форма, не свойственная этому времени. Где пенистая белизна кружев за сотни рублей, где галстуки с золотыми заколками, украшенные крупными бриллиантами? А золотое шитье с позументами? А шляпы с плюмажами из страусовых перьев, что по стоимости полевой пушке соответствуют?! А точеные ботинки с золотыми пряжками и чулками лучшего шелка?!
Их сменили строгие и непривычные мундиры темно-зеленого сукна с добрыми, но неказистыми на вид сапогами. Золотое шитье лишь на обшлагах и воротнике, и то у генералов. Офицерам полагалось серебряное шитье. Ну и галунные эполеты, конечно. Вместо дорогих шляп дешевые кожаные каски с железными вставками. Практично, в бою голову защитят от сабли или осколка, и красивые – мишура женой подобрана со вкусом.
И пусть амуниция резала глаз знатным и богатым, зато новое обмундирование оказалось чуть ли не на порядок дешевле и, главное, гораздо более приспособленным и к походам, и к реалиям боя, а не только к парадам и праздникам.
Дабы дворянство в излишество и траты не входило, Петр издал строжайший указ – всем, находящимся на военной службе, носить форменное платье постоянно, а кто ослушается и честью государственной пренебрежет – увольнять без промедления. Пусть дома халаты носят, но на глаза не показываются. Дураков в армии почти не нашлось – все знали мнение императора о лентяях и бездельниках, а также суровость к ним отношения.
Иностранные послы, сиречь официальные шпионы, практичности нововведений пока не осознали, и Петр со смешками читал перлюстрированные в «черном кабинете» их письма и депеши.
Иноземцы красочно описывали его скупое на праздники и веселье царствование. Иной раз проскальзывало осуждение императора в скаредности, особенно доставалось Като за скромность двора. Еще бы – жена чисто по-немецки была бережливой.
Он поначалу недоумевал – ведь в исторических трудах постоянно писалось чуть ли не о мотовстве Екатерины Великой, которая сверх меры одаряла своих любовников и вельмож. Но вскоре, хорошо изучив характер жены, понял – она просто от них откупалась, непрочно чувствуя себя на престоле. Сейчас, ощутив защиту крепкого плеча мужа, усвоив его отношение к казенным тратам, Като крепко взяла дворцовое хозяйство в свои руки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});