Часть души Мэтью манила его вернуться на свое место на краю пирса и наслаждаться соленым бризом и видом на бескрайнее море… и эту часть Мэтью Корбетт — решатель проблем из нью-йоркского агентства «Герральд» — должен был отвергнуть, потому что это была песнь сирен этого острова, убаюкивающая разум, пока тот не умрет. Мэтью отправился в путь, следуя за мужчинами, телегой и корзиной с ракушками. Пока они шли, он заметил, что островитяне, к которым они приближались, замирали, как вкопанные, мужчины отвешивали поклон либо телеге, либо корзине, а женщины делали в воздухе какое-то движение руками, которое Мэтью сначала не мог расшифровать, а затем с содроганием понял, что они очерчивают корабельное колесо и есть шесть спиц. Это движение делалось с молчаливой торжественностью, пока телега проезжала мимо.
Через некоторое время, следуя за процессией в направлении церкви, Мэтью обратил внимание на еще одну особенность: на дверях были мелом написаны цифры — на большинстве дверей их было по две или три: 41… 136… 389… 201… 18 и так далее, без какой-либо закономерности. На одной двери был номер 6, на следующих двух — 204 и 703. Дальше Мэтью наткнулся на двух голгофян, которые делали эту работу: один рисовал мелом, а другой сверялся с книгой в кожаном переплете с пожелтевшими страницами. Книга выглядела такой же старой, как король Фавор. Мэтью начал двигаться в их сторону, чтобы спросить, что они делают, но быстро осадил себя: разговор не выйдет продуктивным, если только эти двое внезапно не заговорят по-английски так же хорошо, как Фрателло или король Фавор. Поэтому он продолжил свой путь вперед и вверх. Наконец в поле зрения появилось высокое строение церкви, а на витражном стекле было изображение чаши, сияющей фиолетовым, синим и зеленым на солнце.
Мэтью остановился в тени под навесом, чтобы посмотреть, как мужчины поднимают корзину и несут ее в церковь под руководством Жанвье. Ракушки в святилище? В корзине их, должно быть, сотни. Почему здешние граждане относятся к корзине так, будто она имеет какое-то религиозное значение? Очевидно, что такой трепет вызывала либо сама корзина, либо ракушки, поскольку телега была лишь способом доставить корзину из гавани. Но ведь и корзина, и ракушки — вещи вполне обыденные, разве нет?
Мэтью задумался и обнаружил, что стоит и почесывает свою зудящую бороду. Он еще никогда не чувствовал себя таким грязным. Его кожа чесалась почти так же сильно, как борода. Идея просто прыгнуть в море и принять соляную ванну его не привлекала. Нужно было найти то место, где побывал Хадсон, и побриться. Он с радостью вычистил бы его после этого в качестве бартера.
Но на данный момент его слишком занимала загадка ракушек в церкви… как там ее назвал Фрателло? О, да… Центр Всего Сущего. Что ж, он решил, что докопается до центра этого конкретного дела и, если, войдя в церковь без приглашения, он нарушит какую-то религиозную церемонию, ему придется держать за это ответ. Но он должен был знать правду.
Он вошел в похожее на пещеру, прохладное и освещенное свечами помещение. Впереди, где висела соломенная фигура на Колесе Фортуны, мужчины доставали ракушки из корзины и горстями складывали их в большую белую урну в человеческий рост. Отверстие в ней находилось примерно на середине поверхности. Жанвье держался слева, наблюдая за процедурой, рядом с каменным пьедесталом, на котором стояла деревянная чаша. Когда Мэтью подошел ближе, он привлек внимание священника, и тот сразу же жестом велел ему выйти, как будто Мэтью действительно прерывал какую-то голгофскую церемонию.
Оставаться было бессмысленно: все равно пообщаться с людьми было невозможно. Мэтью повернулся и вышел, и, когда на него снова попал горячий солнечный свет, его потряс оглушительный треск — как будто молния ударила в опасной близости от него, а гром раздался на секунду позже. Шум заставил его посмотреть вверх, на небо. Он увидел красноватый шлейф, уходящий в синеву над городом. Он поспешил к воротам за церковью, сердце сильно колотилось у него в груди. Над сельскохозяйственными угодьями и лесом он увидел то, о чем и так догадывался, но чего больше всего боялся: вулкан острова проснулся, и из его конуса поднимались и извивались клубящиеся миазмы дыма. Пока он стоял и наблюдал за этим смертоносным зрелищем, он вновь услышал рев зверя с окутанной красный дымкой стороны острова. Рев перешел в яростный вопль, а затем…
Мэтью увидел, как оно приближается.
Это была красная волна, накатывающая с другой стороны острова, несущаяся через деревья, виноградники, фруктовые сады, луга, где мирно паслись овцы и коровы, кукурузные поля, ряды табачных плантаций, конюшни и крыши фермерских домов. Сначала она приближалась бесшумно, но вскоре Мэтью услышал тихое шипение, которое доносилось словно из полного мешка потревоженных змей. А затем облако поглотило его, и он замер в тумане с красными прожилками, пахнущем умирающей осенней листвой. Мэтью не мог ничего видеть даже на расстоянии вытянутой руки, в глаза будто набился песок, и по щекам обильно потекли слезы. Он опустил голову, чтобы защитить лицо, и снова услышал рев голгофа, приближающийся в тумане, через который пробиралась «Немезида», пока плыла сюда.
Туман опускался по склону холма и проходил мимо церкви. Все окрасилось в красный цвет и погрузилось во мрак. Мимо Мэтью двигались какие-то фигуры, но он не мог различить ни одну. Ему пришлось прислониться к стене, силы покидали тело: с каждым вдохом его легкие горели все сильнее. Переведя дух, он, пошатываясь, побрел дальше — как ему казалось, в направлении дворца, — в то время как вокруг него и над его головой город превратился в призрачную туманную абстракцию, потерявшую все краски. Туман, стелящийся по улицам, цеплялся за каждый камень и выпивал из него цвет.
Мэтью продолжил путь, его разум был потрясен этим ужасающим событием.
Внезапно в темноте прямо перед ним возникла чья-то фигура. Она не пошевелилась, когда он приблизился, и не отступила в сторону, когда он замер рядом с ней.
— Теперь у тебя есть идея, не так ли? — раздался голос Слотера, зазвучавший прямо у Мэтью в ушах.
— Что? — К своему ужасу, Мэтью едва заставил