Лошади оказались довольно резвыми, и за день им удалось сделать почти сто двадцать верст. Ближе к вечеру утомленные дорогой и жарким летним солнцем путники, наконец, добрались до большого осетинского селения Цхинвала, где и остановились на ночлег.
Постоялый двор был большим и шумным. В основном здесь останавливались торговцы, везущие свой товар через Северный Кавказ в Тифлис и дальше в Гори. Заплатив за комнаты, Николай помог ей выбраться из экипажа и проводил в помещение. Остановившись около двери, он нехотя выпустил ее ладонь, темные глаза блеснули в полутьме коридора.
- Я просил ужин в комнаты подать, - тихо произнес, внимательно глядя на нее. – Составите мне компанию, Екатерина Владимировна?
- С удовольствием, - улыбнулась она в ответ, зная, что вовсе не об ужине он ее спрашивает. Здесь их никто не знает, и наконец-то можно остаться наедине, не страшась пересудов.
Душный вечер плавно перетек в жаркую южную ночь. Катя все еще никак не могла поверить тому, что ей не нужно более скрывать свою любовь к нему, за долгие шесть лет она так привыкла прятать свои истинные чувства, что данная ей вдруг свобода пьянила ее сознание. Отставив в сторону бокал с недопитым вином, она поднялась с кресла и, обойдя стол, остановилась подле Николая. Елецкий, обняв за талию, усадил ее к себе на колени. Его руки проворно скользнули ей в волосы, вытаскивая шпильки и массируя уставшую за день кожу головы. Не было ничего приятнее этих легких касаний, и, прикрыв глаза, Катя вся отдалась на волю этих ощущений. Она ощутила, как губы его коснулись ее шеи, скользнули выше, туда, где билась тонкая жилка пульса, обожгли ее поцелуем, ладонь легла на ее затылок и, удерживая ее голову, Ник прикоснулся губами к ее губам. Он целовал ее долго, смакуя каждую минуту, проведенную рядом, кончиками пальцев, касаясь ее лица, поглаживая высокие скулы, пока сама Катрин, желая большего, не прильнула к нему всем телом и не принялась расстегивать пуговицы мундира, желая коснуться ладонью гладкой теплой кожи, ощутить под своей рукой неистовое биение его сердца.
- Полегче, милая, - улыбнулся он, поймав ее пальчики и поднося к губам. – Эдак меня надолго не хватит, а я сегодня не хочу торопиться, - прошептал он. – Хочу любить тебя всю ночь, не торопясь, не оглядываясь.
От этих слов перехватило дыхание. Все тело томилось в предвкушении наслаждения. Поднявшись, Катерина повернулась к нему спиной, безмолвно предлагая помочь ей избавиться от платья. Елецкий слегка нахмурился, вспомнив, как однажды он уже расстегивал вот так пуговицы на ее платье, а она дрожала, как осиновый лист, в его объятьях; и хотя он знал, что в этот раз отнюдь не страхом вызвана эта дрожь, все ж больно кольнуло сердце от мысли о том, сколько времени они потеряли из-за его и ее гордыни. Сколько всего пришлось пережить, чтобы понять, наконец, что вся его жизнь сосредоточена в этой маленькой хрупкой женщине, и не будь ее рядом, и жить будет незачем.
Когда же она успела так глубоко и прочно войти в его сердце, до того никем не занятое? Может, тогда, когда он увидел ее с Волошиным в Александринском сквере, и ему до боли захотелось стиснуть руки на шее Андрея, чтобы он не смел касаться ее? Или, может быть, еще раньше, когда танцевал с ней тот злополучный вальс, и она, бросив его посреди залы, убежала в слезах, - потому что он постарался уязвить ее, не в силах принять того чувства, что распирало грудь, не допуская даже мысли, что сам же и будет страдать после от того, что сделал?
Пальцы его скользили от одной пуговицы к другой, вытаскивая крохотные перламутровые шарики из малюсеньких петель, касаясь ее через тонкую сорочку.
Стащив в нетерпении платье с плеч, Катя позволила ему соскользнуть на пол и, переступив через него, повернулась к Николаю, глядя, как темнеют его глаза, и радужка становится неотличимой от зрачка.
- Вам помочь, Ваше сиятельство? - улыбнулась она.
Стремительно избавившись от одежды, Николай потянул ее за руку к постели, но Катрин шагнула к нему и пальчиком обвела свежий шрам на груди, оставшийся от пули Станислава. Боже! Ведь как же близко он был от смерти! Каким чудом остался жив? Какую боль он пережил, - вздрогнула она. И ведь она едва не потеряла его. Смогла бы она жить дальше с тем, кто забрал у нее самое дорогое? В безотчетном порыве Катя прижалась губами к шраму, ощущая тяжесть его рук, сомкнувшихся на талии.
Все растворилось в душном сумраке ночи, остались только его руки, и губы, и нежность слов, сказанных едва слышным шепотом, и прикосновения, что сводили с ума, заставляя ее прогибаться всем телом ему навстречу.
А после, положив голову ему на плечо, она еще долго лежала в его объятьях, прислушиваясь к его дыханию и наслаждаясь близостью крепкого тела, выписывала указательным пальцем узоры на его груди, касалась губами его шеи и наслаждалась чуть солоноватым вкусом кожи, улыбаясь тому, как он всякий раз тихо шепчет: «еще».
Дорога до Петербурга заняла почти три недели, и каждую ночь Катя проводила в объятьях Николая, совершено уверенная, что это единственное место, где бы ей хотелось находиться бесконечно. Но вот показались пригороды столицы, и настала пора расстаться. Пусть ненадолго, пусть только до того момента, когда будут улажены все их дела, но даже на этот весьма короткий срок Катя не хотела отпускать его от себя.
Ник привез ее в дом брата на Большую Морскую, где в ожидании вестей с Кавказа оставалась Наталья Федоровна с правнуками. И были объятья, и поцелуи, и, прижимая к себе сына и дочь, Катерина не могла удержать слез, что вместе с радостью рвались на волю. Несмотря на то, что почти весь свет выехал вслед за императорской четой на дачи, Катрин, не желая становиться объектом сплетен и пересудов, решила поскорее перебраться в Романцево.
А Николай, памятуя о высочайшем запрете показываться в Петербурге, оставил громоздкий экипаж в конюшнях особняка на Мойке, а в Отрадное отправился верхом. В родовое поместье Елецкий приехал далеко за полночь, и, не желая устраивать переполоха по случаю своего появления, остановился на ночь во флигеле. О его приезде знали только денщик князя и конюх, принявший у него ночью взмыленного жеребца, потому появление его утром в господском доме стало весьма неожиданным и наделало много шуму. Когда улеглись первые волнения и восторги от встречи, а Анна Петровна вместе с Анечкой ушла на прогулку в парк, отец и сын остались наедине. Николай после разрыва с отцом не посвящал родителей в свои дела, и поэтому старшему Елецкому не было даже известно о том, что Ник уже практически усыновил Алексея.
- Чего вдруг решил из Дубровки в Отрадное перебраться? – поинтересовался Сергей Васильевич.