— Мне все это напомнило один особенный день перед войной. Мы с Уиллом и Джонни так же сидели у стены фермы. Мы часто выезжали вместе на прогулки и обсуждали вопросы мироустройства.
— Джонни по-прежнему ваш близкий друг? — спросил Уэсли.
Кларри кивнула:
— Уилл как будто ближе, когда я с ним.
Они помолчали, пока Уэсли не нарушил тишину.
— Юный Уилл, — пробормотал он. — Он так часто говорил о вас.
— Правда? — обомлела Кларри.
— Постоянно.
Уэсли грустно улыбнулся.
— Другие все больше говорили о своих возлюбленных, а он только о вас. Сослуживцы дразнили его, называя вас злой мачехой. Уилл обожал вас, вы и сами это знаете.
На глаза Кларри навернулись слезы.
— Уилл был самым добрым юношей, какого я знала. Он любил всех.
— Но к вам у него было особое отношение.
— Мне так его не хватает, — прошептала Кларри.
Уэсли взял ее ладонь в свою, обхватив ее теплыми сильными пальцами.
— Я знаю. Мне тоже.
Его зеленые глаза взволнованно блеснули.
— Удивительно, что вас свела судьба, — сказала Кларри. — Расскажите, как это произошло.
Не выпуская ее руки, Уэсли начал рассказ об армейских буднях, не о страшных боях, а о повседневной казарменной рутине. Он говорил о том, как они с Уиллом вместе курили и шутили, как читали друг другу письма.
— Он читал вам мои письма? — опешила Кларри.
Уэсли широко улыбнулся.
— Признаюсь, читал. Мне особенно нравились именно ваши — в них вы сообщали гораздо больше интересного, чем Берти или друзья Уилла.
Кларри залилась краской и отдернула руку.
— Он не имел права этого делать.
— Не имел, но это здорово поднимало боевой дух, — шутливо заметил Уэсли.
Рассердившись, Кларри поднялась на ноги, пытаясь вспомнить все те глупости, которые она могла написать Уиллу, чтобы развлечь его. Уэсли тоже вскочил.
— Ну, не сердитесь, — попросил он, поймав ее руку.
— Думаю, нам пора возвращаться, — сказала Кларри, избегая смотреть ему в глаза. — Мне не следует находиться здесь с вами.
— Почему же?
— Вы сами знаете почему, — ответила Кларри, думая о Генриэтте.
Уэсли притянул ее к себе.
— В чем дело, Кларри? Вас огорчило что-то другое, не я, верно? Вы плакали на конюшне.
Она задрожала, чувствуя, как его пальцы сжимают ей запястье.
— Вы не поймете, — прошептала Кларри.
— Все равно расскажите, — настаивал Уэсли.
Кларри тяжело сглотнула.
— На прошлой неделе ко мне приходил посетитель из Индии — внук Камаля.
— Камаля, вашего кхансамы?! — воскликнул Уэсли.
— Да. Вы его помните?
— Конечно, помню. Камаль был лучшим кхансамой, какого я когда-либо встречал.
Глаза Кларри наполнились слезами.
— Он до сих пор жив. Его внук Ариф приехал сюда, чтобы найти меня. Ко мне как будто явился призрак из прошлого. У него такая же улыбка, как и у Камаля. Но еще до того, как он вдруг появился, я все чаще и чаще думала о Белгури, о том, как сильно по нему скучаю. Олив ничего такого не чувствует, только я.
— Индия, — пробормотал Уэсли. — Она западает в душу. Все прочие места кажутся скучными по сравнению с ней.
— Вы тоже это испытали? — спросила Кларри, глядя ему в глаза.
Уэсли кивнул.
— Теперь трудно остановиться где-либо надолго. Но я думал, вы счастливы, занимаясь своей чайной. Уилл рассказывал о том, как много она для вас значит.
— Да, я счастлива, — призналась Кларри. — Правда, в последние годы было очень нелегко. Но теперь все снова пошло на лад. Я не допущу, чтобы все обернулось прахом.
Уэсли улыбнулся.
— Такой воинственный ответ я и ожидал услышать от представительницы рода Белхэйвенов.
— А что же вы? — спросила она. — Вы говорили, что улаживаете какие-то дела.
— Да, у меня появилась возможность получить в свое распоряжение новую чайную плантацию в Восточной Африке. Я отправляюсь туда из Лондона в следующем месяце.
— Восточная Африка! — воскликнула Кларри, опешив от этой новости.
Ее смятение удивило ее саму. Какое значение для нее имеет то, куда он собирается? Но Уэсли уловил ее настроение.
— Значит ли это, что я вам до сих пор не совсем безразличен? — спросил он прямо.
Кларри вспыхнула.
— А почему вы думаете, что так когда-либо было?
Он притянул ее ближе, заглядывая в лицо.
— Вы притворяетесь передо мной даже сейчас, когда я собираюсь уехать навсегда? Кларисса, я вас знаю! Вы чувствуете то же, что и я, может, не так сильно. Но мы оба испытываем влечение друг к другу. Признайтесь, вы не можете забыть тот день, когда мы с вами поцеловались в Белгури! Я помню его до сих пор.
Сердце Кларри билось часто-часто от его близости, от дыхания на ее лице, от пристального взгляда.
— Я не забыла, — прошептала она.
— Если бы вы не были такой упрямой Белхэйвен, а я не был бы Робсоном, — продолжил Уэсли, — мы могли бы стать мужем и женой. Но ваш отец позаботился о том, чтобы этого не произошло. Только его предвзятое отношение ко мне и к моей семье, которое он передал вам по наследству, словно отраву, стоит между нами. Признайте это!
— Нет, это не так, — не согласилась Кларри, пытаясь высвободиться. — Я видела, что вы за человек — самонадеянный, не останавливающийся ни перед чем на пути к своей выгоде. Я никогда не прощу вам смерти Рамши.
— Кто такой Рамша? — резко спросил Уэсли.
— Любимый сын моей няньки Амы, — ответила Кларри. — Он заболел малярией, работая в Оксфорде, и сбежал. Ама спрятала его. Вам об этом было известно. Вы выследили меня в то утро в Белгури и узнали, что мы прячем одного из ваших беглецов.
Уэсли ошеломленно глядел на нее. Кларри, дрожа от злости, продолжала:
— Все так и было, не правда ли? Вы забрали его…
— Прекратите! — Уэсли дернул ее за руку. — Меня не интересовали беглецы. Я знал, что вы, возможно, кого-то укрывали, но, честное слово, мне не было до этого никакого дела. Я искал вас.
Кларри не поверила ему.
— Кто же тогда распорядился утащить Рамшу назад, если не вы? — спросила она. — Не от вас ли исходила инициатива?
Уэсли выпустил ее руку, воскликнув раздраженно:
— Боже мой, Кларисса! Я был не единственным вербовщиком рабочих в Оксфорде и был первым, кто осуждал наем жителей высокогорья. Они неисполнительны и постоянно убегали домой. Мне жаль этого вашего Рамшу, но, поверьте, я никому ничего о нем не говорил.
Чувства Кларри пришли в смятение. Она не знала, что и думать.
— Вы не верите мне, не правда ли? — спросил Уэсли мрачно. — Вы действительно думаете, что я был столь черствым и корыстным? Если вы такого низкого мнения обо мне, тогда, возможно, и хорошо, что мы с вами не поженились.