Струи дождевой воды бежали по его лицу и стекали за поднятый воротник. Уэсли посмотрел на нее с сочувствием, нахмурив темные брови.
— Очень печально, что Уилла больше нет.
— Спасибо вам за то, что вы сказали о нем, — произнесла Кларри, кивнув. — Ваши слова стали для меня большим утешением.
— Для меня было честью их произнести, — пробормотал Уэсли.
Немного помолчав, он добавил:
— Как вы?
Кларри хотелось сказать, что после смерти Уилла ее терзает такая боль, как будто ей в кровь разодрали тело. Что она не знает, как жить дальше без него. Что она совершенно раздавлена и измотана войной.
— Ничего, потихоньку, — вместо этого ответила Кларри. — У меня есть надежные друзья.
— Да, я вижу, — сказал Уэсли, взглянув на Джонни, укрывающего ее от дождя под своим зонтом.
Кларри представила их друг другу.
— Не хотите пойти с нами в чайную? — вдруг спросила она, не желая отпускать Уэсли.
У нее было так много вопросов об Уилле, на которые он мог бы ответить! Но Уэсли с сожалением улыбнулся.
— Боюсь, я не могу. У меня поезд через полчаса.
— Возвращаетесь в Лондон?
— Да. Завтра я должен присутствовать на биржевых торгах. С трудом верится, что жизнь может снова стать такой, как прежде.
У Кларри заныло сердце.
— Она никогда не будет такой, как прежде, — произнесла она тихо.
— Да, не будет.
Они посмотрели друг другу прямо в глаза.
— Вы были с Уиллом… до самого конца? — заставила себя спросить Кларри.
Лицо Уэсли помрачнело. Он покачал головой.
— У меня было несколько дней отпуска, я отдыхал в тылу. Уилл умер в полевом госпитале.
— Как случилось, что он получил заражение крови?
Уэсли пристально взглянул на нее.
— А вы разве не знаете?
Кларри покачала головой.
— Мне ничего не сказали, — ответила она с горечью.
Заметив жалость в его взгляде, она раскаялась в том, что заговорила об этом.
— Уилл порезал ногу какой-то железкой. Он никому ничего не сказал. Он был не из тех, кто устраивает панику по пустякам. Произошло заражение. Ему собирались ампутировать ногу, но он умер раньше, чем они смогли провести операцию.
Кларри застонала, вдруг почувствовав слабость. Джонни обхватил ее за талию, поддерживая.
— Кларри, пойдемте, вам нужно присесть, — сказал он.
Вежливо, но торопливо Уэсли откланялся и вернулся к своим сослуживцам. Кларри, поддерживаемая Джонни и Лекси, позволила увести себя прочь.
Глава тридцать восьмая
1919 год
В последующие месяцы «Чайная Герберта» стала для Кларри смыслом жизни. Она не позволяла себе загадывать надолго вперед и строила планы только на текущую неделю, исходя из насущных потребностей своего заведения. Постепенно она возвращала чайную к нормальной жизни после лишений военного времени. Олив помогла Кларри заново оформить интерьер в более современном, египетском стиле.
Благодаря упорному труду мистера Мильнера и его непоколебимой решимости преодолеть все трудности, его чайный бизнес удержался на плаву и при деятельном участии Джека снова пошел в гору. Они предоставили Кларри выгодный кредит, и она снова смогла предложить посетителям высококачественный чай. К ее радости, «Стэйбл трейдинг» не стала вмешиваться в управление заведением даже после смерти Уилла. Они установили низкую арендную плату и оставили ведение дел на усмотрение Кларри, запрашивая только бухгалтерские отчеты в конце каждого месяца, которые она отправляла им по почте в Норт-Шилдз. Уиллу каким-то образом удалось устроить все так, чтобы Берти не мог прибрать компанию к рукам, ибо Кларри не сомневалась, что, если бы это было в его власти, этот алчный человек не упустил бы случая снова подмять ее под себя.
Циркулировали упорные слухи о финансовых затруднениях Берти. Сара, сестра Лекси, когда-то работавшая у Вэрити, слышала, что дом в Танкервилле выставлен на продажу. У дома в Саммерхилле также поменялись хозяева. Еще в феврале Джейред видел в газете заметку о том, что он продан с аукциона. По слухам, дошедшим до чайной, Берти рассорился с Клайвом Ландсдоуном из-за каких-то инвестиций, и Стоки более не вхожи в Рокэм Тауэрз. Долли слышала, что Берти и Вэрити теперь живут в городе, в маленьком доме в Южном Госфорте с одной-единственной служанкой. Кларри трудно было представить, как избалованная Вэрити сможет мириться с такими непривычными для нее условиями. Правда, было много богачей, лишившихся гораздо большего — их довоенные акции и паи значительно снизились в цене по сравнению со своей прежней стоимостью.
Кларри была решительно настроена не дать своему делу пойти ко дну и выкладывалась на работе до изнеможения, пока Лекси не заставляла ее сделать перерыв для сна. К лету они вновь открыли залы для собраний в смежном помещении, и заведение вернуло себе славу недорогой, но приличной чайной, а также очага вольнодумства.
Самыми тяжелыми часами для Кларри были те, когда чайная была закрыта и она лежала без сна, несмотря на смертельную усталость, горюя об Уилле и размышляя о том, что принесет ей будущее. Счастливые Олив и Джек растили детей. Айна поговаривала о пенсии и собиралась переехать к сыну в Каллеркоутс. Джейред, к всеобщему удивлению, вдруг начал оказывать Лекси знаки внимания, приглашая ее в кино на дневные сеансы по средам. Еще большее удивление вызывало то, что Лекси поощряла его ухаживания.
— Он добр ко мне, — сказала она Кларри. — Мне важно, чтобы у человека была добрая душа, а не привлекательная внешность.
Кларри радовалась за них, но ее не покидало беспокойство, и она иногда думала: неужели ей суждено управлять чайной всю оставшуюся жизнь? И если это так, будет ли ей этого достаточно? Ей тридцать три года, она вдова, бездетна и живет в стране, которая не была ей родной, но которую она полюбила.
Олив, ощущая скрытую тоску сестры, пыталась вовлечь ее в жизнь своего семейства, постоянно приглашая ее к себе домой. Когда Кларри гостила у них в одно из воскресений, Олив обернулась к Джеку и сказала:
— Расскажи нашей Кларри, чего хочет мистер Мильнер.
Кивнув, Джек заговорил:
— Босс спрашивал, не сможешь ли ты помочь ему с лошадьми.
— С лошадьми? — переспросила Кларри.
— Да, с теми, что уже не пригодны для работы. Их использовали во время войны, а теперь они слишком стары, чтобы ходить в упряжке. Мистеру Мильнеру жалко отправлять их на живодерню, и он держит их на ферме недалеко от Ньюкасла, в Вилеме. Там не то три, не то четыре лошади.