– Салюткин, твою мать! – рявнул майор. – Ты что себе позволяешь?
– Да, я… Нет… Товарищ майор…
– Рот закройте, лейтенант. У вас у обоих во взводах срач, бардак и дедовщина. Вам мало? Так вы решили к моему писарю прицепиться? У него образования на вас обоих хватит. Если еще раз кто-то Назарчука тронет… Бегом к личному составу. Бегом, я сказал!!
И лейтенанты, придерживая на ходу фуражки, бросились в казарму как нашкодившие мальчишки.
В шесть часов все наряды частей дивизии стояли на большом плацу.
Проходил ежедневный развод нарядов. Проверяющий полковник из штаба дивизии ходил вдоль рядов и время от времени задавал кому-то из солдат вопрос по уставу или действиям.
– Солдат, кругом! Почему у тебя сапоги сзади не почищены? Крема нет? Какая рота? Бегом за старшиной. Всем стоять!
Через пять минут солдат бежал в обратном направлении, дыша в спину старшине по плацу.
– Товарищ полковник…
– Прапорщик, у вас гуталина в роте нет? За чем Вы смотрите? Если сапоги не начищены, значит, солдат устава не знает. Где ротный? Ко мне его. Не надо солдата посылать. Сам! И начальника штаба батальона. И командира батальона. И начальника штаба полка. Всех.
Бегом.
– Сейчас всех отымеет, – прокомментировал кто-то из солдат.
– Без мыла и вазелина.
Офицеры шли один за другим по узкой дорожке.
– Я тут долго торчать должен? – рявкнул полковник. – Бегом.
И офицеры, соблюдая субординацию, побежали бодрой рысцой по выложенной красным и белым кирпичом дорожке. Первым бежал майор
Егерин, за ним командир батальона, тучный начштаба батальона, командир роты и замыкал строй прапорщик. Выглядело это очень смешно.
"Старшие офицеры", – как говорил сам Егерин, – "бегать не должны, ибо в военное время это вызывает панику, а в мирное – смех".
– Вот так всю жизнь. Двадцать пять лет или дольше гоняют их все, кто звездочкой или должность старше. Это не жизнь.
Полковник не стеснялся в выражения.
– Вы чем тут занимаетесь? Что за бардак? Солдат простого вопроса не понимает. А на этого дневального посмотрите. Дежурный, почему дневальный не стрижен? На ушах висит. Чему вы его учите? Я вас спрашиваю! Молчать, когда я молчу. Вам никто не позволял там, когда я тут. Вы еще хотите, что-то сказать?
Ответы проверяющему и впрямь были не нужны. Прооравшись для проформы минут пять, полковник распустил наряды, и мы вернулись в казармы.
В восемь часов наряд по столовой стоял переодетый в замасленные, грязные, вонючие, уже не отстирывающиеся хэбэ.
– Наряд, – Денискин стоял перед солдатами, уперев руки в бока. -
Сегодня у нас должен быть крутой наряд. Если будет где срач – устрою самолично. К приемке наряда приступить.
– Мы грибов насобирали, надо будет поджарить попозже, – сказал я.
– Сегодня футбольный матч в девять. Давай, я уйду на матч – ты ведь справишься сами. А утром я буду в столовой один. Лады?
– Нет проблем. Я все равно не люблю футбол, а ты у нас фанат.
Магомедов, Эльмурзаев, Арсанов, ко мне! – позвал я двух здоровых чеченов и Имрама. – Вы оба поступаете в личное распоряжение
Магомедова. Вы не убираете, вы не моете и не таскаете мешки, вы его личные телохранители.
Чечены сразу стали выпячивать грудь вперед.
– Его приказы – это мои приказы. Его слово – это мое слово. Что он сказал, то должно быть выполнено. Но он роста маленького, могут и послать. Вот вы и будете помогать ему объяснять мирными языком всем тем, у кого появились проблемы со слухом, как надо выполнять приказы. Уяснили?
– Так точно, – хором ответили солдаты.
– Имрам. Порядок на втором этаже. Посуда, столы, пол. Сам все знаешь. Если что – не стесняйся – я тут, на первом сижу.
Сидя за столом, я дочитал "Сто дней до приказа", отложил журнал, потянулся и позвал Арсанова – крепкого солдата, который, чувствуя большую ответственность, ходил между этажами столовой, залезая во всевозможные подсобные помещения, выгоняя оттуда прячущихся лентяев.
– На кухне капусту режут. Пусть мне кочерыжек начистят.
Арсанов ушел и вернулся с полной миской чистых, свежих кочерыжек.
– Вы с этого прикалываетесь? – поставил он миску передо мной.
– Почему прикалываюсь? Я их ем. Спасибо. Посмотри, что на втором этаже делается. Не уснули там бойцы?
Арсанов поднялся наверх. Через минуту я вскочил из-за стола, услышав грохот, который отдавался эхом в пустом помещении солдатской столовой. Взлетев по лестнице я сразу направился к открытой двери в середине зала, откуда раздавался шум. В дверях "дискотеки", как называли место мойки посуды, стояло с десяток узбеков, Магомедов и чечены.
– Что за шум, а все живые? – сунулся я внутрь.
Эльмурзаев держал на вытянутой руке кого-то из азиатов.
– Саджикеев, смирно! – гаркнул я. – Ты почему драться лезешь?
– Не я лезу. Он лезет. Я посуду мыл? Мыл. Зачем он на пол кинул?
Две стойки с чистыми металлическими мисками были перевернуты.
Миски валялись на полу в грязной, безостановочно месимой сапогами солдат, воде.
– Эльмурзаев, ты перевернул?
– Посуда грязная. Я чего, должен из такой грязной тарелки есть? – и он провел пальцем по дну миски. – Чурка.
– Сам чурка.
– Я? – Эльмурзаев готов был зарезать возражавшего ему узбека.
– Всем стоять. Эльмурзаев и Арсанов, проверить, сколько начистили картошки на завтрак. И мне два бочка отдельно. "Дискотека" – перемыть посуду все равно надо. НАДО!! Она на полу в грязи лежит. И сделайте это так, чтобы я мог, увидев в каждой тарелке свое отражение, утром побриться. Раньше сделаете, раньше спать уйдете.
Спустившись вниз, я позвал повара.
– Тигран-джан, у меня полбачка свежих, чищеных грибов есть.
Солдаты картошки начистили. Поджаришь нам? Ты в доле.
– А чего не поджарить, дорогой? Конечно, поджарим.
Половину бачка на отделение я отправил в роту, чтобы ребята, которые смотрели футбол, могли порадоваться жизни. Полный бачок
Магомедов отнес в караулку. Да и себя мы не обделили. Жареная картошка с грибами, да еще полный чайник компота – что еще нужно от жизни "почти дедушке советской армии".
Когда я вернулся с нарядом в казарму и разогнал уставших после трудового вечера солдат по койкам, футбол уже закончился. Спать никто из сержантов идти не собирался. После матча советское телевидение решило показать нашумевший американский фильм про последствия атомной войны. Фильм показывали явно из-за улучшающихся взаимоотношений между Америкой и СССР, так сказать, в условиях гласности и зарождающейся демократии.
Проблема просмотра фильма заключалась в том, что мы, увлеченные сюжетом, не заметили вошедшего в расположение роты комбата.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});