Читать интересную книгу Жаворонок Теклы (СИ) - Семенова Людмила

Потом он чаще всего дремал, читал газеты и книги, наводил порядок в семейной библиотеке. В ней обнаружилось много ценных изданий, а главное, забытых и утерянных реликвий вроде фотографий, открыток, театральных программ какого-нибудь далекого года.

В остальное время Айвар в ожидании приезда жены просто подолгу сидел в саду — наблюдал за порхающими меж цветов бабочками, слушал птичий щебет. И вспоминал, что когда-то давно, на другой земле, было нечто похожее — долгожданное северное солнце прогревало влажную, болотистую почву, подсвечивало полупрозрачные сиреневые лепестки иван-чая и играло с причудливыми тенями на асфальте.

Потом возвращалась Налия, и после ужина супруги немного гуляли, а потом любили посидеть на крыльце дома и обсудить минувший день. В эти моменты они, несмотря на седые волосы Айвара, казались обычной молодой парой, как много лет назад, когда любовались Аддис-Абебой с крыши. Правда, Айвар постепенно уставал говорить из-за сухости во рту и горле, но Налия всегда это замечала вовремя и сразу спрашивала:

— Ну что, принести попить? Или мороженого?

Он не любил доставлять жене хлопот, зная, что она устает на работе, и старался ни о чем не просить, однако Налия оказывалась на шаг впереди и безошибочно угадывала, когда у него что-то болело или беспокоило. Иногда Айвару сразу после прогулки хотелось прилечь, и она заваривала ему чай, подолгу читала вслух или ставила диски с какими-нибудь фильмами на стареньком проигрывателе.

Потом подходила ночь и Налия помогала ему подняться на второй этаж, но после этого он, приняв таблетки, настаивал, чтобы она позвала к нему Кемаля и шла отдыхать. Она со временем привыкла к этому порядку и была безмерно благодарна за него мужу: возможность хотя бы немного полежать в ванне, почитать книжку и просто поразмыслить перед сном очень укрепляла душевное состояние. Тревога за Айвара никогда ее не оставляла, но наедине с собой все-таки становилось чуть легче.

В канун новогоднего торжества Энкутаташ, когда в центре Аддис-Абебы шли шумные гуляния, а глава государства зажигал огромный костер, Айвар с Налией поехали на праздник в деревенскую церковь, которая уже была им почти родной. Селяне, одетые в народные костюмы и накрывающие на свежем воздухе столы с тушеным мясом, инджерой и медовым вином, встретили их с радостью, особенно дети, которые по традиции украсили себя веночками из желтых цветов и распевали задорные песни.

Возвратившись с праздника домой, Айвар был в приподнятом настроении, и Налия заметила в его глазах давно не виденный блеск. Он посмотрел на свое отражение в большом зеркале. Одной из самых трогательных просьб родителей Налии было сохранить их любимые личные вещи, и теперь супруги нарядились в их парадную одежду старой, но благородной моды. Правда, ее пришлось чуть подгонять: Айвар, хоть он и был всегда ширококостным, все же уступал в габаритах грузному тестю, а Налия была выше и крупнее в плечах, чем ее изящная мать.

И сейчас Айвар был одет в бежевый костюм и светло-сиреневый жилет поверх белой рубашки, в который был заправлен шейный платок из элегантного серого шелка. Волосы у него поседели еще больше, к тому же впервые в жизни он стал носить усы, придавшие лицу умудренный и бесстрастный вид. И хотя в нем почти ничего не осталось от прежнего хулиганского облика, сейчас он вспомнил о детстве, когда их с закадычным другом Даниэлем считали похожими на героев индийского фильма «Сангам».

«Интересно, помнит ли его сейчас кто-нибудь в России?» — подумал Айвар. Странный, путаный, алогичный и печальный фильм, совсем не похожий на другие индийские мелодрамы. Его, возможно, нельзя понять, не пережив такого же переплетения судеб, чувств и мировоззрений.

Сейчас он с удивлением понял, что стал еще больше похож на обаятельного, порывистого и слегка сумасшедшего Сундара Кханну, любившего самолеты и одну-единственную женщину. Его сыграл великий Радж Капур, который в этом фильме выглядел зрелым и усталым, хоть и не утратил своего редкого благородства. Правда, у него, в отличие от Айвара, была светлая кожа и серые глаза, но сейчас, при обнаружении какой-то мистической общности с героем, это уже не казалось очень существенным.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

«Должно быть, и Даниэль за эти годы стал еще ближе к преуспевающему и благоразумному Гопалу Верме» — сказал себе Айвар и улыбнулся собственному отражению.

Налия стояла в дверях, со строгой прической, серьгами из бледного жемчуга, в атласном светло-голубом костюме матери. Поверх него был накинут серый кашмирский платок с серебряной вышивкой. Она смотрела на него с такой же загадочной улыбкой.

— О чем ты думаешь весь день? Мне показалось или ты снова начал о чем-то мечтать? — лукаво поинтересовалась женщина, — Только боже упаси, не говори, что это как-то связано с эфиопским здравоохранением.

— Что ты, что ты! И меня боже упаси! — шутливо отозвался Айвар, — Нет уж, этого с меня хватит, надо дать дорогу молодым. И только им решать, пойдут ли они по моим стопам, захотят изменить жизнь на родине, или выберут успешную карьеру и цивилизованный мир. А я сейчас наконец могу думать совсем о другом. Ты права, у меня действительно появилось одно новогоднее желание.

— Ну так поделись со мной, — сказала Налия, глянув в зеркало через плечо мужа.

— Люди в общинном центре говорили мне, что мечтают украсить его какими-нибудь живописными фресками, вот я и хочу этим заняться, благо руки еще хорошо работают, да и голова ясная. Даже знаю, что хотел бы там изобразить. Когда Николай Гумилев стремился исследовать Африку, опередив этнографов, он написал такие слова, — тут Айвар заговорил по-русски, — «У меня есть мечта, живучая при всей трудности ее выполнения. Пройти с юга на север Данакильскую пустыню, лежащую между Абиссинией и Красным морем, исследовать нижнее течение реки Гаваша, узнать рассеянные там неизвестные загадочные племена». Мы с тобой не раз были там по долгу службы, бегом, все в делах, но я все-таки запомнил Данакильскую пустыню, с ее древними тайнами, солеными озерами, дымящимися горами и удивительными племенами. Представляешь, как такие картины понравятся эфиопам?

— Это здорово, — улыбнулась Налия, — Но тебе по силам будет эта работа?

Айвар удивленно посмотрел на жену, по старой привычке трогая себя за мочку уха, хотя сережек давно не носил.

— Да неужели это будет тяжелее, чем жить в той деревне, милая? А я ведь и там каким-то образом уцелел, так что меня еще рано списывать со счетов.

— Уж не в пустыню ли ты ездил, когда исчез почти без объяснений? — вдруг спросила она.

— А почему ты хочешь это знать? — мягко произнес Айвар.

Налия немного помолчала и ответила:

— Не знаю почему, но мне кажется, что однажды ты снова уедешь. Что ты давно уже так решил — сесть в свою родную машину, податься туда, где никто не увидит, выкурить последнюю сигарету и...

— А какая разница, что будет потом, если никто не увидит? — сказал Айвар с прежней решительностью и даже строгостью, — Я еще жив, и это дает не только радости, но и некоторые тяготы, чему я всегда и учил других. Но если я и принял такое решение, то не сейчас, а действительно, как ты заметила, давным-давно. Пока я думаю не о том, сколько мне осталось, а о об этих фресках, о том, есть ли в библиотеке колледжа нужные книги для ребят, о перебоях с интернетом, о ревматизме у Кемаля, о том, что надо еще успеть купить подарки для родственников перед тем, как мы поедем за детьми. Видишь, сколько насущных вопросов? А остальное — к этому просто не надо относиться как к неожиданной катастрофе, сетовать на судьбу, что мы, мол, так не договаривались.

— Спасибо, любимый, — ответила Налия тихо и твердо, — Ты все верно сказал, и я тебе обещаю, что ни в чем не буду мешать.

— Я жалею только об одном, — добавил Айвар и как-то хитро улыбнулся, — что не дал тебе хоть немного побыть слабой женщиной, прячущейся за крепкое мужское плечо.

— Ты смеешься, Айвар? — изумленно спросила жена, заметно повеселев, — Не забывай, что мне, в отличие от многих, не пришлось превращаться в сильную женщину, чтобы выжить, я уже родилась такой! Так что меня никогда не жалели, мне завидовали.