Затем мое сердце расплавилось от мысли, что он обеспечил такое удивительное место, чтобы Клара нашла покой. Он думал о ней, даже когда ушел.
— Спасибо тебе, — сказала я, когда Фокс так нежно расположил меня в дорогой машине и пристегнул ремнем. Меня захватил приятный запах шоколада от его волос, в моем желудке запорхали бабочки от того, каким внимательным и заботливым он был.
— За что? — он выпрямился, серые облака обрамляли его одетое в черное тело.
— За это. — Я кивнула на поле и лошадей. — За то, что позаботился обо всем. Подарил ей кусочек себя.
Он повел плечами и хмыкнул. Избегая моего взгляда, он сказал:
— Я хотел воплотить ее мечты в жизнь. Я подумал, что если она будет здесь, она в конечном итоге станет частью лошадей, эволюционирует в... большее. Станет тем, кем больше всего хотела.
В моем горле застрял комок, и я опустила глаза. Кто был этот мужчина? Этот поврежденный, со шрамами, загадочный мужчина? Мне нравилась мысль, что Клара изменится — будет всегда счастливой. Мне нравились причины, почему он выбрал это место.
Я не отводила взгляда от Фокса, когда он спереди обошел машину и забрался на водительское сиденье. Он двигался с тяжелым покровом печали вокруг его плеч — приглушенным и мрачным.
Двигатель взревел, затем издал гул, когда он повернул ключ. Он посмотрел на меня.
— Готова?
Никогда.
Паника вернулась и потребовалась вся моя сила воли, чтобы остаться в машине.
Комок застрял в моем горле, но я кивнула.
— Настолько готова, насколько могу быть.
Лицо Фокса исказила гримаса, и он поставил машину на передачу.
Мы не сказали ни слова, когда он ехал по грязной дороге. С каждым метром мое сердце задыхалось все больше и больше. Я оставляла ее позади!
Черт, это было сложно. Очень сложно.
В конце поля Фокс вышел и открыл ворота. Его спина согнулась, когда он тащил заграждение по грязи. Вернувшись в машину, он поехал, закрыв большие ворота позади нас, и свернул налево на шоссе.
Слезы образовались в моих глазах, когда солнце снова показалось из-за облаков, освещая холм позади нас. Я не хотела уезжать. Никогда не хотела думать, что Клара останется одна в поле без убежища. Я должна была построить палатку, гробницу, что-то, чтобы обеспечить ее безопасность.
Она ни в чем не нуждается. Она ушла.
Слезы снова нахлынули. Так же, как это убивало меня — я должна была помнить, что она была выше физических потребностей. Она была свободна.
Фокс улыбался мне, но мы не проронили ни слова. Оба слишком чувствительные, нам было слишком больно осознавать, что маленькая душа, что свела нас вместе, больше не с нами.
Когда мы мчались в цивилизацию, я сжала свои руки и пыталась свести нервозность до минимума. С каждым километром я глубже и глубже погружалась в свое сиденье. Я не хотела возвращаться в «Обсидиан». Я не думала, что смогу ходить по дому, где Клара испустила свой последний вдох. Я больше и шагу не хотела делать в это место.
Напряжение в машине нарастало, и моя кожа была гиперчувствительной к его прикосновениям. После того как я посмотрела в лицо смерти, мне нужно было напоминание о жизни. Мне нужно было поверить, что Клу была права и что существовала такая штука как реинкарнация или лучшая жизнь. Мне было необходимо, чтобы Фокс напомнил мне, что я не могу сдаться.
Фокс замедлился на светофоре. Его рука исчезла в его кармане и вытащила ожерелье Клары со звездочкой.
Я сделала глубокий вдох. Мое сердце забилось сильнее, когда он благоговейно застегнул его вокруг шеи. Он погладил серебро, на его лице отражалась любовь и печаль.
Я посмотрела в сторону, не в состоянии вынести острые стрелы печали, что вонзились мне в душу. Боль от ее смерти была поделена — вторая половина досталась мужчине, который знал ее такой короткий срок. Мужчине, которого я все еще по-настоящему не знала.
Загорелся зеленый, и Фокс тяжело вздохнул. Поставив машину на передачу, он мчался по дороге и пригороду, который я не знала.
Километр за километром мы проводили в тишине. Либо слишком озабоченные смертью Клары, чтобы рисковать говорить, либо выяснять, исчерпан ли наш спор в достаточной мере, чтобы переходить к чему-то новому.
Он выглядел таким странным, таким сильным, когда носил серебряную цепочку. До этого момента, единственные украшения, которые он носил, были шрамы и татуировки, но глубоко в своем сердце я знала, что он никогда не снимет это. Каждый раз, когда я буду смотреть, как он носит ожерелье, это будет напоминать мне о ней. Я буду помнить ее. Так как это и должно быть.
— Куда ты ездил? — спросила я, когда мы ехали дальше по дороге через город.
Он посмотрел на меня, костяшки его пальцев побелели вокруг руля.
— Мне нужно было покончить с одним делом.
Из-за холода моя спина покрылась мурашками.
— Ты был на еще одной битве.
— Почему ты так думаешь?
Я пожала плечами. Я не могла объяснить изменения в нем, когда он дрался — легкость или освобождение от демонов, которыми он страдал. Да, в этот раз, казалось, что ему было легче — он был более стабильнее, чем когда-либо.
— Ты кажешься другим. — Он был... нежнее. Его серо-белые глаза не были населены призраками, как будто он решил оставить свое прошлое позади.
— Ты знаешь, почему я дрался? Ты можешь представить потребность найти выход от внутренней боли? — он быстро на меня посмотрел, прежде чем снова сфокусировался на дороге.
— Да. Я могу понять это.
— Ты понимаешь, когда я говорю, что бой для меня — это лекарство? Но эта боль мое спасение. Я наношу себе повреждения, потому что не могу найти другой способ освободить темноту внутри меня.
Он потянулся и взял мою правую руку, сильно сжимая.
— Я долгое время наносил себе повреждения. Это наполняло меня стыдом, но, несмотря на то, что я так сильно хотел остановиться, я не мог. Я не могу пообещать, что смогу отказаться от этого полностью, но с этого момента, я буду пытаться и найду другой способ. — Он улыбнулся. — Клара помогла и с этим тоже.
— Как? — я едва шептала, слишком увлеченная тем, чтобы узнать больше того, что скрывалось под его маской.
— Потому что ее смерть обеспечила меня неограниченной болью. Мне только нужно подумать о ней, и желание калечить себя исчезает.
Я не знала, как ответить. Я ненавидела мысль, что он использует память о Кларе, чтобы избежать желания ранить себя. Он загрязнял память о ней, используя для таких эгоистичных целей? Но с другой стороны, я была рада, что она продолжала помогать, даже из могилы.
— Не ругайся. Он нуждается в тебе.