нельзя.
Поэтому основным методом пополнения партийно-политической бюрократии сделались вводимые постановлением ЦК от 2 августа партийные школы.
Наряду с Высшей партийной школой при ЦК (вместе с курсами переподготовки при ней — ежегодный прием 900 человек) и Академией общественных наук при Управлении пропаганды и агитации ЦК (Первый прием Высшей партийной школы и Академии вместе с курсами был около 900 человек) в 50 больших городах создавались республиканские, краевые и областные двухгодичные партийные школы, а при них в свою очередь шестимесячные курсы переподготовки для:
«а) руководящих районных партийных и советских работников — секретарей, заведующих отделами, инструкторов и пропагандистов райкомов, горкомов, укомов и окружкомов партии; председателей, заместителей председателей и заведующих отделами исполкомов районных, городских, уездных и окружных Советов депутатов трудящихся; секретарей райкомов и горкомов комсомола; редакторов районных и городских газет; б) низовых партийных и советских работников — секретарей первичных партийных организаций и председателей сельских Советов, волпарторгов и председателей волисполкомов (в прибалтийских советских республиках)»[519].
Мы видим, что если взять даже низшую ступень партийных школ — курсы, — то они охватывают весь низовой аппарат партийно-политической бюрократии.
Школы и курсы должны были по замыслу высшего партийного руководства охватить всех так называемых «номенклатурных» членов партии. Самый отбор в партийные школы, как подчеркивало постановление, проводился «… по командировкам райкомов, горкомов ВКП(б) и в порядке отбора на учебу работников непосредственно обкомами, крайкомами, ЦК компартий союзных республик …»[520].
Контроль и проверка как при приеме, так и в ходе обучения на курсах и в школах были положены в основу отбора «номенклатурной» части партии.
Постановление от 2 августа 1946 года декларирует разделение партии на две части — «номенклатурных партийных работников» и просто членов партии, совершенно официально выделяя членов партии, не входящих «в перечисленную выше номенклатуру партийных и советских работников …»[521].
Таким образом массовая партия, допущенная Сталиным во время войны в силу необходимости, была сразу после войны разделена на две части: «номенклатурная», куда были отобраны представители высшего и низшего аппарата властвования, и остальная часть, где оказались «пассивные» по формулировке резолюции XVIII съезда партийцы, не имеющие никаких прав и несущие лишь формальную ответственность за деяния коммунистической диктатуры.
Следовательно, в составе примерно шестимиллионной послевоенной партии на каждого номенклатурного партработника приходилось примерно 8 «пассивных» членов партии.
Несмотря на тщательный отбор и даже формальное отделение партийного руководства от рядовых членов партии, оно в лице секретарей не только низовых парторганизаций, но по большей части и обкомов превратилось при Сталине и Жданове, по выражению писателя Валентина Овечкина, в «перевалочные пункты для директив и только»[522]. Но в то же время материальные привилегии этой части работников партии, равно как и небольшой части партийных работников, конечно, «номенклатурного ранга», в госаппарате и в армии быстро росли. Вместе с привилегированными представителями нужной власти верхушки интеллигенции эта часть партии начала складываться в правящий слой. Хотя подавляющее большинство этого слоя и было слепым исполнителем воли диктатора и его окружения, «перевалочным пунктом» для его директив, тем не менее в целом этот слой партии нес функции управления в условиях коммунистической диктатуры, приспособляясь к ее методам.
Созданию этого сравнительно замкнутого слоя способствовала система отбора в партию, о которой мы говорили выше. Наличие этого нового социального явления в условиях коммунистического государства позволило Джиласу выступить с точкой зрения о формировании «нового класса» в СССР. В связи с вопросом партийной структуры и состава партии на работе Джиласа следует остановиться.
Глава 38
Партийно-политическая бюрократия и правящий слой
Работа Джиласа написана более чем 30 лет после цитированной нами выше статьи Бухарина «Пролетарская революция и культура». И Джилас как бы заканчивает, обосновывает и проверяет на опыте формулировки и выводы Бухарина. То, что Бухарин видел лишь как будущие опасности, Джилас считает свершившимися, исторически неопровержимыми фактами. Он указывает, что формирование «нового класса» есть завершенный процесс, более того, он считает, что этот процесс необратим. Говоря, что нет гарантии против вырождения, возможность которого так беспокоила Бухарина, Джилас утверждает: «Бывшие сыновья рабочего класса стали наиболее убежденными приверженцами нового класса»[523].
Социальная группа, которую Джилас на наш взгляд неверно называет «новым классом», является в действительности хорошо известным слоем подлинных носителей партийной диктатуры — правящим слоем. Этот правящий слой в различные периоды коммунистического государства то несколько расширялся, то снова сужался, и лишь после смерти Сталина приобрел совершенно определенную тенденцию к расширению в результате новой фракционной борьбы и распространения ответственности за власть на все более и более широкий круг носителей партийной диктатуры.
Джилас относит к этому слою, который он называет «классом», первоначально всю, без исключения, коммунистическую бюрократию, включая и партийную интеллигенцию. Однако в его книге есть место, где он отказывается от своей собственной, в основе марксистской, схемы о новом «классе» и пишет: «Тем не менее, более детальный анализ показывает, что только специальный слой тех бюрократов, которые не являются лишь административными чиновниками, образует кадр правящей бюрократии или, по моей терминологии, основу нового класса. Это и есть практически партийная или политическая бюрократия»[524].
В этом положении Джилас, на наш взгляд, ближе подходит к действительной оценке социальной структуры коммунистического режима, ибо тут он признает, что действительными носителями партийной диктатуры являются только ответственные освобожденные партийные работники, не связанные непосредственно с технической и административной стороной жизни государства, — иными словами, политическая бюрократия. Другая административно-техническая часть коммунистического аппарата, как правильно отмечает Джилас, находится под контролем этой «политической бюрократии». Джилас указывает, и в этом он также прав, что «социологически возможно провести границу между этими различными типами (партийных. — Н.Р.) бюрократов, но в практике жизни они фактически неразличимы»[525].
Джилас, верно подойдя к вопросу о границе, проходящей внутри партии, не замечает того, что, проводя эту границу, он тем самым ломает свою теорию о «новом классе». Пользуясь его терминологией, можно утверждать, что «политическая бюрократия» и есть та часть партии, которая ответственна за осуществление партийной диктатуры в целом и обладает, особенно после смерти Сталина, необходимыми для этого правами, инициативой, доверием высшего руководства. В отличие от нее, партийная масса, состоящая главным образом из технической интеллигенции, огромная по своему количеству, в силу все еще доминирующей централизации в производстве, занимает технические и административно-государственные должности и не несет общей ответственности за действия власти, а является лишь исполнительным аппаратом. Не касаясь многочисленных исключений при определении этой социально-политической границы, можно легко найти и другой критерий, кроме непосредственного соучастия в политической власти. Этот критерий лежит в области культуры и