ты носил голову? Я не запомнил.
Хастред, движимый любопытством, попытался заглянуть в ворот мага, чтобы увидеть, где заклинание невидимости кончается, и как выглядит место перехода невидимого в видимое — неужели там будет срез шеи с позвоночником и всеми этими трахеями? Однако стукнулся лбом о невидимый, но оттого не менее материальный затылок мага, оба ойкнули, Альций утратил концентрацию и невидимость немедленно утратила силу. Сперва из воздуха проступили полупрозрачные, словно изготовленные из дымчатого стекла, контуры его головы. Потом они неторопливо налились цветом и оформились в полноценную башку, сверлящую неосторожного гоблина укоризненными глазами.
- Все равно не помню, - оповестил Напукон злорадно. - По-моему, ты ее только что напялил.
- На лабораторных занятиях у меня много лучше получалось! - посетовал маг, зябко ежась. - Иногда целиком исчезал, а уж по пояс-то почти каждый раз.
- Впервые вижу технику живого стекла, - признался Хастред. - Обычно-то маги, чтобы сделаться невидимыми, ставят Завесы. Конечно, стеклом — элегантнее, но оно ж только по живым объектам стелется, одежду не захватывает.
- Знаю я!
- Так зачем ерундой трясешь? Думаешь, огры тупы настолько, чтоб позволить мимо себя расхаживать трем слоям одежды, потому что из них человечья башка не торчит?
Альций вспыхнул вполне понятным раздражением и собирался уже что-то гулкое озвучить, но тут в него прилетел крошечный камушек откуда-то сверху и враз выбил из потенциального оратора весь запасенный энтузиазм. Кажется, и еще что-то, на предмет чего потом придется и эти штаны перетряхнуть.
- А ну, тихо! - прошипел Чумп, появившийся над головами. Он присел на корточки, чтобы не выдаваться над двумя кустами, между которыми втиснулся, и смотрел вниз глазами очень недобрыми. - Я вам поору, туристы вы беспечные!
Беспечные туристы покладисто смолкли.
- Аккуратно наверх, - велел Чумп брюзгливо. - Вон там, где я лез. Хастред, ты лезь раньше рыцаря, подашь ему топор, чтоб вытянуть. Россыпь щебня больно рыхлая, под ним расползется.
Хастред смерил рыцарские неподъемные латы свирепым взглядом, но спорить не стал — не снимать же с него на каждом препятствии половину этого металлолома. Подпихнул плечом под зад Альция, на четвереньках припустившегося на штурм щебневой пирамиды, и пополз за ним следом сам, загребая сапогами и отчаянно пытаясь ухватиться руками за что-нибудь, что не осыплется. Ничего похожего в груде мелких камешков, естественно, не нашлось, так что половину осыпи книжник перекопал и спустил под себя, поднявшись едва ли на пару шагов из полудюжины. Чумп с пугающим зубовным скрежетом покинул свой контрольный пункт и, выйдя на верхнюю точку подъема, как мог протянул вниз самое длинное, что имел при себе — лук. Хастред свой с силой забросил наверх, а из-за плеча достал и протянул навстречу топор. С большим трудом удалось зацепиться бородой топора за плечо лука, Чумп побурел от натуги, вытягивая на себя, и Хастред вскарабкался по осыпи, незлым тихим словом поминая предков, которым согласно народным сказаниям такие приключения были только в радость. Не то чтобы от пра-гоблинов ожидалось чтение при лучине или там познание тайн вселенной через созерцание звезд, но могли бы хоть на питье пива сосредоточиться вместо того, чтобы скакать по горным оползням. Теперь же вот любой дурак, стоит в горах неаккуратно поворотиться, заводит известную шарманку — а разве ты не гоблин, а разве ты не горный? Нет, уже не горный — редкий подвид городского гоблина, который умеет ориентироваться по уличным указателям, способен не теряя скорости пробраться через многолюдную площадь, на слух определяет количественный и качественный состав засады в переулке, на запах — породу кошки, из которой за два квартала готовится шаурма, способен дать щелбана карманнику за пять стуков до того, как тот полезет за твоим кошельком, и способен прикинуть, как раскроен городской бюджет и сколько из него крадут советники, просто посозерцав полчасика пару улиц, усевшись с пивом на их перекрестке. А вот такие примитивно-первобытные усилия можно бы оставить и кому попроще.
Неизвестно, чем перед собой оправдывался рыцарь, но успехи в залезании на груду сыпучих камушков у него оказались еще хуже. Это не монолитная гороподобная лошадь, на которой можно повисать, цепляться, опираться на всякие услужливо развешенные стремена; щебень разбегался из-под стальных сабатонов быстрее, чем незадачливый карабкун успевал перенести на ногу вес тела и хоть немного продвинуться. Чумп шипел как гадюка, которой подобный укомплектованный джентльмин присел на хвост. Альций от растерянности снова сотворил свою радужную сферу, на этот раз размазал ее по рукам и теперь в немом восторге созерцал собственные рукава, из которых ничего более не торчало. Хастред с тихим рыком свесился насколько мог вниз по щебню и простер топор в сторону рыцаря. Напукон после пары безуспешных попыток дотянуться или допрыгнуть до предлагаемой помощи выволок из петли при поясе меч, ухватил его за конец лезвия и наконец сцепился его перекрестием с лезвием топора. Хастред тащил его что есть мочи, безо всякого стеснения портя воздух и потея во всех натруженных местах, щебневый склон под буксующим рыцарем изменил угол наклона до буквально пологого, яркие образы того, как огр тихохонько нарисовывается за плечом и участливо предлагает свою помощь, прошивали чрезмерно грамотного гоблина как молнии. Меланхоличный же голос внутреннего всезнайки гнусил с гномским акцентом, что нормальные герои всегда идут в обход, а не лезут куда не надо, и называл при этом Хастреда шлимазлом, а рыцаря шломиэлем. Надо будет при возможности посмотреть в словаре, что это значит, хотя самое общее представление об этих терминах Хастред сумел получить из интонации внутреннего голоса.
Наконец, выволоченный с величайшей натугой стальной марлин тяжко брякнулся грудой гнутых железяк на ровную твердую площадку, а Хастред не менее решительно плюхнулся на зад рядом с ним. В груди горело, по спине струились ручейки пота, грудь ходила ходуном, силясь втянуть воздуха побольше и подпитать надсаженные мускулы.
- С вами только за смертью ходить, - попенял над ухом Чумп. - Вы ж и на ровном месте застрянете.
- А поди-ка сюда, - предложил ему Хастред, как раз доведенный до того порога раздражения, за которым впору бить своих, чтобы чужие боялись. - Я тебя поучу для честных исследователей путь прокладывать.
- Да, друг, поучи его, - поддержал рыцарь, который выдохся еще больше и которому оставшихся сил хватило только на легкий налет ненависти в голосе.
- А ты задостал тащить столько лишнего там, где важна тихая поступь! - рыкнул на него Хастред, чтоб не подмазывался.
- Кабы на