Читать интересную книгу Петровка, 38. Огарева, 6. Противостояние (сборник) - Юлиан Семенов

– Чего ж удивляться? Он видел меня, а я его глаза, запомнила…

– Он спрашивал вас о Кротовой?

– На этот вопрос я отвечать не буду.

– Почему?

– Не буду – и все.

– О вашей работе спрашивал?

– Чего-то спрашивал… Он о камнях говорил красиво, какой камень какому зодиакальному знаку принадлежит, почему так считают…

– Он вам какие-нибудь камни показывал?

– Да.

– Какие?

– Изумруд.

– Один?

– Да.

– Кольцо?

– Да.

– Дорогой камень?

– В магазине сейчас такие реализуют… Грани хорошие, цвет, глубина, всё при нем.

– Не говорил, откуда он у него?

– Что я, милиционер, такие вопросы задавать?

– На море вам съездить не предлагал?

– Не буду я на такие вопросы отвечать, сказала же!

– Значит, в Адлер он вас все же позвал. Кротову он, впрочем, приглашал в Батуми.

– Не сталкивайте нас лбами, не столкнете…

– Бутылка, которую он принес, осталась?

– Я бутылки не сдаю, я их выбрасываю в мусоропровод.

– Шампанское и водка?

– Я ж сказала – не лезьте в мою личную жизнь. Ее у меня и так слишком мало, чтоб я с другими делилась.

Тадава поднялся:

– Я надеюсь, вам не придется казнить себя за то, что вы не захотели нам помочь обезвредить преступника. Мы постараемся поймать его без вашей помощи. Но если случится горе, оно будет непоправимым. А этого можно избежать, расскажи вы нам все. Я хочу, чтобы вы запомнили эти мои слова. До свиданья, гражданка Евсеева.

С этим и ушел. Дверь прикрыл очень аккуратно, так закрывал дверь своего «жигуля»; очень сердился, когда сильно хлопали, хотя сейчас ему хотелось так рвануть на себя медную, в форме львиной морды ручку, чтобы из-под косяка посыпалась штукатурка.

«ГУВД Исполкома Магарана, майору Жукову. Прошу срочно опросить знакомых Петровой, не было ли у нее кольца с зеленым изумрудом, “хороших граней” – это выражение ювелира прошу перепроверить у соответствующих специалистов, чтобы доходчивее объяснить вопрос свидетелям. Майор Тадава».

«Тадаве по месту нахождения. У Петровой были изумрудные серьги и кольцо. Жуков».

«Майору Тадаве из отдела Управления УГРО МВД СССР. На имя полковника Костенко получены списки лиц, сдавших заявления на поступление в рыбфлот СССР в период с ноября по настоящий день. Ни Милинко, ни Минчакова в списках нет. Однако есть Пинчуков, 1925 года рождения, из Весьегонска, имя и отчество сходятся с именем и отчеством погибшего Минчакова. Проживал по адресу: Весьегонск, Озерная, 3. Но на фотографии, приложенной к делу, лицо человека обезображено шрамом, правый глаз косит. Полковник Кириллов».

«Полковнику Кириллову. Прошу передать фото Пинчукова в НТО для исследования. Отправлена ли справка по месту жительства Пинчукова? Где находится в настоящее время? Прошу сообщить, в какой флот оформлялся. Тадава».

«Майору Тадаве. Фото Пинчукова – по заключению экспертов – в определенных параметрах соответствует фотографии Кротова, которой мы располагаем, однако категорический ответ экспертиза отказывается дать в связи с плохим качеством фото. Пинчуков действительно проживал до января с. г. по указанному адресу, косоглаз, имеет шрам на лице. После принудительного лечения в антиалкогольном диспансере № 12 домой не вернулся из-за жены, которая не хочет, чтобы дети видели отца-алкоголика. Где находится в настоящее время, неизвестно. Сосед Антипов говорит, что Пинчуков выражал желание во время их последней встречи, когда жена не пустила его домой, уехать на лесозаготовки. Пинчуков проходил оформление в Калининградском рыбном флоте. Полковник Кириллов».

Работа-IХ [Берлин, ГДР]

Пауль посадил Костенко за большой стол в библиотеке своего института, разложил перед ним папки:

– Смотреть начинайте слева направо, я подобрал все по порядку: от частного к общему, от Кротова к его хозяевам. По-немецки читаете?

– Со словарем, – ответил Костенко, – я же признавался.

Пауль рассмеялся:

– Понятно. Появятся трудности – я к вашим услугам, Владислав.

Ударение на этот раз он поставил русское, на последнем слоге, а Костенко отчего-то сразу же вспомнил учительницу Александру Егоровну из Адлера и то, как она навязчиво повторяла: «Козел», «Козел» – ни разу не произнесла имени своего ученика – «Гоша». А ведь хорошее имя, Гоша, Георгий…

…В первой папке хранилось уголовное дело по обвинению Николая Ивана Кротова, 1923 года рождения, унтер-офицера «русской освободительной армии» в сожительстве с имперской подданной Греттой Пикеданц, урожденной Эленберг, 1907 года рождения.

Это был, однако, лишь первый пункт обвинения; второй и третий показались Костенко куда как более серьезными: «избиение имперской подданной при попытке ограбления ее ювелирного магазина».

Пауль, поняв недоумение Костенко, помог ему:

– При Гитлере все вывезенные с родины славяне, французы, голландцы, поляки, чехи, сербы давали подписку, что не будут сожительствовать с немецкими женщинами: это запрещалось расовыми законами Гитлера – «разжижение арийской крови грязными недочеловеками». Нарушение обязательства каралось заключением в концлагерь… Объяснение Кротова прочитайте особенно внимательно, это любопытный документ.

Костенко еще раз пролистал страницы, нашел объяснение, потом вернулся к самому началу дела, впился глазами в лицо Кротова: тот улыбался в камеру; формочка пригнана; волосы на пробор; вот какая мне нужна, по ней можно искать; несмотря на возраст, глаза, брови, нос, лоб – неизменны.

В третий уже раз прочитал собственноручное объяснение Кротова:

«Я, Николай Иванов Кротов, унтер-офицер РОА, награжденный великим фюрером германской нации Адольфом Гитлером “Железным крестом” за выполнение особых заданий в тылу большевиков, вынужден заявить, что виновным в предъявленном обвинении себя не признаю, Гретта Пикеданц не была со мною в близких отношениях, она лишь сдавала комнату в своем доме. Невозможность наших близких отношений объясняется тем, что я дал подписку о несожительстве с женщиной высшей расы. При этом фрау Пикеданц старше меня на шестнадцать лет и страдает пороком – хрома на левую ногу. И я ее не бил. Я оборонялся от нее, когда она решила, что я спустился в ее ювелирный магазин со второго этажа (где снимал комнату), чтобы ограбить ее, а я на самом деле лишь рассматривал драгоценности, потому что в России никогда не видал ни золота, ни камней».

Костенко несколько раз провел карандашом по размашистым строчкам объяснения, насчитал двенадцать синтаксических и семь орфографических ошибок.

«А ведь аттестат дали мерзавцу, – зло подумал он. – Демократия, чего там. А если бы чудо? Не было б войны? Или остался б в тылу? Вдруг бы у нас выбился? Ужас ведь…»

Далее шел приговор: три года каторжных работ; справка о транспортировке Кротова в концлагерь «Дора»; вербовка его там службой СД зоны; записка о присвоении новому агенту клички «Кротик»; его папка с четырьмя рапортами унтершарфюреру СС Уго Раушке:

№ 1.

«24 ноября.

Вчера провел доверительную, “дружескую” беседу с пленным полковником Сагадеевым и майором Иваньковским на тему “Создание подпольных антифашистских групп”. Я изложил план, разработанный вами; Сагадеев отнесся к предложению положительно, но Иваньковский сказал, что об этом рано думать, стал расспрашивать про мою историю. Я объяснил, что после “пыток” в так называемых “застенках гестапо” на Александерплаце отправлен сюда, в так называемый “лагерь смерти”, и что если нам не думать о восстании, то так называемые “палачи” всех уничтожат. Иваньковский потребовал, чтобы я назвал имена людей, с которыми сидел в камере, что дает возможность предположить его принадлежность к гепеушникам или же и здесь укрывшиеся от возмездия комиссары велели ему заниматься большевистской контрразведкой и конспирацией. Кротик».

№ 2.

«12 декабря.

Сегодня я сказал Сагадееву, что больше с Иваньковским отношений не поддерживаю, он трус, тормозит работу. Предложил Сагадееву встречу с “Костей”, которого я представил как политрука, вместе с которым я воевал под Киевом, будучи “комсоргом батальона”. Сагадеев уговаривал не сердиться на Иваньковского, говорил, что так называемые “гитлеровские провокаторы” плетут “сеть” против патриотов. Просил подождать принимать какие-нибудь решения, сказал: “Ты горячий, погибнешь зазря, а погибать надо во имя дела”. Кротик».

№ 3.

«29 декабря.

Сагадеев передал мне написанную от руки сводку с фронта, велел передать в третий блок некоему “Игорю” (с рассеченным лбом), назвал пароль и отзыв: “Огонька нет?” – “Ты ж знаешь, курить запрещено”. Встреча назначена назавтра в 6.30 утра, после лагерной переклички. Кротик».

№ 4.

«30 января.

Любимый господин Уго Раушке!

После моей работы ликвидированы важные коммунистические преступники, а, несмотря на это, меня не выпускают, как вы то обещали. Смею напомнить, что я очень долго жду.