Грегори держал Граубера за горло, но находился под ним, придавленный весом ширококостного эсэсовца, который большими пальцами старался проткнуть англичанину глаза. Боль была невыносимая. Грегори закричал, мотнул головой в сторону, избавляясь от страшной пытки, и вцепился зубами в руку Граубера. Тот закричал от боли.
Дверь распахнулась, на пороге появился Борман и раздраженно крикнул:
— Что здесь, черт возьми, происходит?
Беспомощно разведя руками, фон Белов попытался перекричать шум суматохи:
— Обергруппенфюрер Граубер заявляет, что майор Протце — британский шпион.
— А ну, стоп драться! — рявкнул Борман. — Эй вы, двое, остановитесь!
Подойдя к ним, он для вящей убедительности двинул ногой по извивающемуся на полу клубку тел, попав Грегори по больному бедру. У того сработал условный рефлекс, и он расцепил зубы. Противники откатились друг от друга и, тяжело переводя дыхание, не очень твердо встали на ноги.
Из-за спины Бормана вынырнул Гитлер и тусклыми глазами взирал на беспорядок в своем хозяйстве, а Борман потребовал от обергруппенфюрера Граубера немедленных объяснений.
— Я знаю этого человека, — пронзительным голосом загундел Граубер. — Уже много лет знаю. Его зовут Саллюст, и это один из самых опасных агентов британской разведки.
— Когда вы в последний раз с ним встречались? — спросил Борман.
— Летом сорок второго года, — без запинки отчеканил эсэсовец.
— Но это же, черт возьми, почти три года назад. Какой бы замечательной памятью на лица вы ни обладали, пожалуй, слишком большой срок, чтобы поручиться за то, что вы не обознались. Кто-нибудь еще может подтвердить, что этот человек — английский шпион?
Граубер засомневался, слизывая кровь с укушенной руки, и печально покачал головой:
— Нет. Нет, никто. Но уверяю вас, что я не ошибся. Он тогда еще выдавал себя за французского коллаборациониста. Я на него наткнулся в одном из ночных клубов Будапешта.
Грегори приободрился и запротестовал:
— Наглая ложь. Вообще, здесь какая-то ошибка, недоразумение, причем глупейшее. Я никогда в жизни не бывал в Будапеште.
— А вот это уж точно ложь, — произнес чей-то голос. Это произнес Риббентроп и затем с улыбкой обратился к Гитлеру:
— Обергруппенфюрер прав, мой фюрер. Когда я в первый раз столкнулся с этим человеком здесь, в бункере, я точно знал, что где-то его уже видел, но никак не мог припомнить где. А теперь вспомнил: это было летом сорок второго года, в Будапеште. Он действительно очень талантливый английский шпион, и зовут его Саллюст.
Это был завершающий удар шпагой в дуэли. Если раньше у Грегори оставалась хотя бы какая-то надежда на поддержку и заступничество со стороны фон Белова и генерала Коллера, чтобы выгадать время и скрыться среди руин Берлина, то теперь все рухнуло. Если его арестуют немедленно для предварительного выяснения обстоятельств, то ему необходимо настоять на том, чтобы его оставили в стенах бункера и связались с Герингом. На чью сторону встанет рейхсмаршал, предугадать заранее было невозможно. Единственный глаз обергруппенфюрера Граубера загорелся торжеством, он быстро провел языком по тонким губам и женским фальцетом закричал:
— Благодарю вас, господин рейхсминистр. Теперь, когда вы подтвердили, кто этот человек, я могу позвать своих молодцов, чтобы они забрали этого субчика.
Грегори побледнел. Но он обладал одной замечательной чертой характера истинного британца: лучше всего эта черта проявлялась у него в обороне. Что бы он ни сказал сейчас, ему ничего не поможет, однако он может выторговать себе быструю смерть вместо предлагаемых страшных пыток этих подонков в черных мундирах. Англичанин сделал шаг и обратился к Гитлеру:
— Мой фюрер! Вы человек справедливый, и поэтому я прошу вас учинить справедливый суд. Да, это правда, что я англичанин, но я не британский шпион. Прошло уже много лет, как я пришел к выводу, что любое демократическое правительство, управляемое евреями, должно привести к коррупции и угнетению коренного народа. Я стал фашистом по духу, но скрывал свои убеждения, чтобы проникнуть в британскую секретную службу и подрывать изнутри прогнивший строй. В начале войны мне удалось дважды добиться посылки в Германию, чтобы предложить свои услуги нацистскому Рейху, но каждый раз у меня поперек дороги вставал обергруппенфюрер. Он уже встречался со мной раньше в Лондоне, знал меня как сотрудника секретной службы и не верил в искренность моих намерений. И оба раза у меня опускались руки, и я возвращался в Англию, чтобы меня здесь не забрали в гестапо.
— Наглая ложь! — закричал Граубер. — Все — от первого до последнего слова — все ложь. Никогда он не предлагал нам свои услуги. В Будапеште он плел интриги, чтобы перетянуть венгров на сторону союзников.
— Ничего подобного, — закричал Грегори. — Я убеждал некоторых венгерских лидеров оказывать Германии более активную поддержку. В этом мне помогала баронесса Тузолто. А она, как всем известно, убежденная нацистка.
Внезапно он повернулся к Риббентропу, крикнув:
— Вы можете поручиться за нее, господин рейхсминистр. Разве она стала бы помогать британскому разведчику? Но мстительный характер обергруппенфюрера разрушил все благие намерения. Мне пришлось спасать свою шкуру и ее тоже от этого мясника из окружения господина Гиммлера, мне пришлось взять ее с собой. И ведь именно вы оказали нам неоценимую помощь в этом деле. Разве я говорю неправду?
Тогда Риббентроп дал возможность бежать ему с Сабиной в основном, чтобы насолить Гиммлеру, и теперь он моментально сообразил, что коль Грегори был любовником Сабины, то она, очевидно, займет сторону англичанина, если ее привлекут к этому разбирательству. Ему невозможно было давать шанс, чтобы его обвинили в содействии агенту британской секретной службы. Поэтому он предпочел отмежеваться и от Сабины и от Грегори:
— Я знал только, что он англичанин и что за него поручается баронесса Тузолто, которую я знаю много лет, она вне всяких подозрений. Когда за ними погнался Граубер, я понял, что, помогая этому человеку ускользнуть, я могу одновременно воспользоваться его услугами; поэтому я послал баронессу вместе с ним в Лондон в надежде на то, что она, благодаря своим высоким связям в аристократических кругах, сможет добыть для нас ценную информацию.
— И она добыла, — закончил за него Грегори. — С моей помощью она раздобыла вам план союзников по внедрению в Средиземноморье — операция «Торч».
Вдруг неожиданно заговорил Гитлер. Его феноменальная память на факты, цифры и события почти не пострадала при общем физическом распаде организма. Отрывистым гортанным голосом он произнес:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});