После нескольких минут молчания она развернулась, продолжая лежать рядом с ним. Гонорий сел.
— Как тебя зовут? — спросил он.
Она пожала плечами, уверенная в том, что имя не имеет большого значения, важно лишь одно место на ее теле, которым все распоряжаются на свой лад.
— Наис, — неуверенно произнесла она.
— А как зовут того, кто хотел убить Палфурния?
— Он сказал мне, что его зовут Сатурий.
— Как ты с ним встретилась? — продолжал молодой адвокат.
— Меня продавали в Геркулануме. Он пришел на рынок, увидел меня, посмотрел зубы, захотел увидеть, как я сложена (она указала рукой на низ живота), потом он поговорил с торговцами. Он им сказал, что ищет очень красивую девушку. Но не купил меня. Вернулся на следующий день, осмотрел других девушек, тоже их пощупал и уже начал надоедать торговцам. Но в конце концов взял меня... Я провела несколько дней вместе с ним в Геркулануме, в маленьком домике. Потом он мне объяснил, что мы будем одновременно доставлять удовольствие одному богачу: пока этот тип будет заниматься мной, он сам поимеет его сзади. И если я понравлюсь клиенту и все пройдет хорошо, он купит мне золотой браслет.
— Вы так и оставались в Геркулануме?
— Да.
— Ты не выходила из дома?
— Нет, несколько раз он брал меня с собой.
— Ты знаешь, что кто-то дал ему много денег за то, чтобы он убил Палфурния?
Она пожала плечами:
— Да, конечно, я знаю об этом. После той взбучки, которую я получила у него в подвале, я не могу об этом не знать.
— Видела ли ты того человека, который дал ему деньги?
— Два раза я видела какого-то типа. Сначала он пришел в дом. В тот день Сатурий велел мне выйти во двор. Там был маленький дворик, где стояла цистерна и лохань. Пока они разговаривали, я стирала белье.
— Ты не слышала, о чем они говорили?
— Нет.
— А в другой раз?
— Это было в таверне на берегу моря. Мы там завтракали.
— Так он хорошо с тобой обращался? Он водил тебя завтракать?
— Да, ему было скучно. Он никого не знал в Геркулануме.
— И что же, тот же человек пришел в таверну? Как все происходило? Он пришел или приехал?
— Он приехал на лошади.
— На лошади! А ты не помнишь, как выглядела эта лошадь?
— Помню, потому что, когда тот тип подъезжал, Сатурий увидел его издалека и сказал мне: «Пойди подержи его лошадь, пока я буду с ним разговаривать». Как и в тот первый раз в доме, когда он отправил меня во двор, чтобы я не слышала, о чем они говорят.
— На лошади! — повторил Гонорий. — Это очень любопытно...
Девушка не поняла, почему это показалось ему любопытным, к тому же ей это было все равно.
— А не можешь ли ты вспомнить, в какой день это было?
— Это было приблизительно месяц назад...
— Понятно, а точнее?
— Ну, это трудно сказать.
Она задумалась, пытаясь припомнить точнее.
— Не случилось ли чего-нибудь необычного в этот день? — продолжал задавать вопросы Гонорий.
— Как это?
— Не происходило ли чего-нибудь на улицах? Какого-нибудь праздника, например. В это время обычно проходит праздник Нептуна...
— А! — сказала она. — Было что-то похожее. Накануне люди бросали в море цветы и все такое, на пляже принесли в жертву быка, потому что, когда мы подходили к таверне, на пляже убирали то место, где происходило жертвоприношение. Народ все затоптал и набросал полно мусора, и все было испачкано бычьей кровью.
— Это лучше, — сказал Гонорий. — Ты хорошая девушка. Я понял, в какой день это происходило: на следующий после поднесения даров Нептуну...
Он погладил ее по руке, но она сделала вид, что не заметила этого жеста, хорошо зная из своего опыта, что он предназначался не ей. Ею только обладали, и все.
— А лошадь того человека? — продолжил Гонорий. — Как по-твоему, это животное взяли напрокат или он был ее хозяином?
Тут она принялась смеяться:
— Ну, ты действительно неподражаем! Да какая разница, его это лошадь или нет?
Гонорий опять погладил ее руку, взял в свою, она не сопротивлялась, но постаралась, чтобы рука ее лежала неподвижно.
— От этого многое зависит, — сказал он. — Постарайся вспомнить. Может быть, ты поила лошадь? Это ведь был полдень. Ей, вероятно, хотелось пить.
— Да, конечно. Она была вся в поту. Там около таверны был фонтан с поилкой для скота, лошадь тянула меня туда. Тогда я отвела ее к поилке.
— Не было ли чего-нибудь примечательного на сбруе лошади? На голову обычно надевается кожаная упряжь. Вспоминай!
Девушка опять задумалась.
— Ты прав. На лбу лошади на кожаном ремешке была прикреплена красная лента.
— Ну, тогда ясно, что это была наемная лошадь. Не было ли чего-нибудь другого, например пластинки или медного медальона с номером? Все наемные лошади имеют номера...
— Да, — сказала она. — Была круглая пластинка.
— С выгравированной цифрой?
— Да. Там была цифра...
— Если бы ты могла вспомнить эту цифру, — сказал он, — было бы совсем замечательно. Ты тогда бы получила по золотому браслету на каждую ногу...
На ее лице появилась недовольная гримаса.
— Мне не нужны золотые браслеты.
— А что тебе нужно?
— Кто-то, кто бы содержал меня и не перепродал через три месяца. Кто-то, у кого был бы дом, где я смогла бы остаться жить, и чтобы он не отвел меня на базар для продажи, как поступают с животными... — Она посмотрела на него своим безмятежным взглядом и спросила: — А у тебя есть дом?
— Сейчас нет. Но я смогу скоро его купить. Если только ты скажешь мне, какая цифра была выгравирована на медной пластинке у лошади, это будет лучше всего.
Он подождал немного, и тут она на ладони своей руки нарисовала пальцем одну цифру "X", а потом рядом и другую "X".
— Десять и десять? — переспросил Гонорий.
— Да, я думаю, что так. Я помню, потому что было две одинаковых. Нетрудно запомнить.
— Ты умеешь считать?
Она пожала плечами:
— Не стоит преувеличивать.
— Умеешь читать?
— Очень немного.
— Кто тебя научил?
— Один старик, который купил меня, когда я была маленькой.
— Он с тобой спал?
— Конечно. Он тискал и лизал меня. Он учил меня читать и писать. Но так как он был стар, это не могло продолжаться долго.
— Ты вспоминаешь его?
— Да, иногда. Я думаю, что он дорожил мной и сохранил бы меня. Но самое печальное в том, что старые люди умирают.
Он поднялся, собираясь переодеться.
— Подождешь меня здесь. Когда я вернусь, принесу тебе поесть. — Он наклонился над ней, как бы собираясь поцеловать. — Так ты уверена, что это двадцать? — спросил он еще раз.
— Да, совершенно.
Он прижался к ее губам. Она спокойно посмотрела на него.
— Не надо так стараться, — сказала она. — Не считай себя обязанным.