Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Mies[ięcznik] Literacki» присудил мне премию за 70 год за «Фантаст[ику] и футурологию». Что касается рецензий на «Абс[олютную] пустоту», то меня разбирает неудержимый смех, фактически кроме странной этой «ни к селу, ни к городу» г. Кжечк[овского] в «Tyg[odnik] Pow[szechny]» вообще ни одной не было, впрочем, это меня нисколько не удивило. Зато я получил пару ксерокопий весьма доброжелательных рецензий из США («Солярис»), даже называющих роман неотъемлимой частью мировой классики в области всемирной фантастики (Джеймс Блиш так написал[274]).
То, что я писал о нашей культ[урной] прессе, по-прежнему поддерживаю в полном объеме (несогласие № 2), но только по отношению к действительно культурным и литературным вопросам, так как в критической публицистике, признаю честно, в течение последних недель МНОГОЕ изменилось в положительную сторону. Если я правильно понял ваши слова, то большой процент моей души является женским? Ну-ну, такого меня еще никто не удостоивал! Конечно, я беру pars pro toto[275], поскольку три четверти наших еженед[ельников] не читаю, а именно: ничего, кроме «Twоrczos», «Mies[ięcznik] Lit[eracki]» (хотя это именно ежемесячники), «Kultura», и только иногда «Zycie Lit[erackie]». Но я читаю западные аналоги и разницу, к сожалению, вижу. Слепой бы ее заметил. Впрочем, я повторяю в этом случае мнение таких компетентных и ученых полонистов, как доц. доктор наук Ян Блоньский, который является моим соседом, живет на Клинах (а сейчас после экз[аменационной] сессии проклинает молодежь, то есть уровень подготовки к вступительным экз[аменам] по полонистике).
Коллапс. Ну да, эффект Шварцшильда теоретически известен издавна, но сейчас появились интересные концепции (модели) внутреннего строения ядра очень плотных звезд. Странно, как меня всегда занимали эти звезды, немецкий во время оккупации я учил по книге «Innerer Aufbau der Sterne»[276] Эддингтона, ибо в такой версии достал эту вовсе не научно-популярную работу. Если гравитация – это попросту волны, то здесь в самом деле есть загвоздка, ибо звезда в принципе может быть тотально «ослеплена», – но во всем этом столько неизвестного! Мне кажется, если спросить пару известнейших физиков-теоретиков, ответы были бы совершенно разными. Альгирдас Будрис написал, что «Солярис» бессмысленный, нудный, скучный и т.п. в том же духе. Пани Возьницкая с паном Гженевским прикончила «Астронавтов» в 51 году, сразу после выхода книги, в «Nowa Kultura» (идейно фальшивые, полит[ически] вредные и вообще ненужные). Где-то я сохранил этот номер на память. Это был «Диалог об „Астронавтах“ – каждый из них колотил меня разной палкой[277].
Жена моя благодарит вас за память и за поздравления. Я вчера получил приглашение ак[адемии] наук на междунар[одную] конф[еренцию] о космических цив[илизациях] в Бюракане, Армения, на 5 IX, из Польши я единственный приглашенный, а там цвет мировой науки – Фейнманы, Саганы, Дайсон и т.п. – и вообще я единственный непрофессор. Приглашение подписал Шкловский. Только хук: просят, чтобы меня послал през[идиум] польской АН. Как же я с этим пойду в АН? Уж лучше промолчу, а русским пошлю дипломатичный отказ. (Представляете, как бы обиделись наши специалисты?) Так же «уладил отказом» пригл[ашения] в Индию и в Будапешт... А о лотерейной проблеме очень прошу бедному мне, темному, написать.
Сердечно приветствую и шлю поклоны
Станислав Лем
Адресат неизвестен
Краков, 16 ноября 1971 года
Дорогой пан,
примите мое сочувствие в св[язи] с несчастным случаем. Если я правильно понимаю, выбрались вы из этого – после долгих больничных возлежаний – целым умом и телом? И то хорошо. «Бессонница»[278] как название относится скорее не к поре возникновения книги, сплю я не так уж плохо, а к состоянию, в которое могут ввести размышления о неожиданностях будущего. Что касается определения музыки, то: а) я в музыке не разбираюсь; б) главным недостатком Вашей идеи является ее неустойчивость, потому что каким экспериментом можно было бы проверить, действительно ли музыка «поддерживает» в «переходе» от человека «естественного» к такому, который преображается в кого-то иного? Прошу заметить, кроме того, что такой тип мышления, пусть и широко распространенный, отмечен фатальной ошибкой, приводящей к импликации, якобы то, что, МОЖЕТ БЫТЬ, когда-нибудь будет, каким-то образом придает смысл, ценность тому, что теперь ЕСТЬ фактически. Эта импликация лежит в основе пагубных концепций, типа «посвятим живущее поколение добру будущих», или проявлялась в некоторых заключениях Маркса, типа, что «империализм действительно натворил в Индии много плохого, тем не менее, проникнув туда, уже тем, что свалил феодализм и установил капитализм, ПРИБЛИЗИЛ райское состояние социализма, ergo, в исторической перспективе это было ХОРОШО». Такое мышление, prima face, рационалистское, secunda face, просто бессмысленное, даже убийственное, поскольку таким способом можно в диахронии все всем «оправдывать». Конечно, говоря о музыке, Вы не подразумевали такие аберрации, но направление обобщения приближено к этому, отсюда и мое предостережение. Ведь автобус ни в каком смысле не является «вознаграждением» за то, что испытывали поколения, ходя пешком или передвигаясь на ослах, как не является вакцина «рекомпенсацией» за то, что веками раньше люди без эффективного лечения гибли от холеры и прочих тифов. Впрочем, возможно, я сел на слишком высокого коня.
Г. Клоппер не является моим porte parole[279] в чистом виде, потому что культура кроме адаптационных исполняет и антиадаптационные функции, напр., взаимные самоистязания людей. Поэтому я не могу всерьез считать себя приверженцем тезисов этого типа без существенных оговорок.
И далее я не согласен с вами. Стрессы сегодня сильнейшие, дорогой пан, побойтесь Бога, а во времена смертельных танцев, когда половина Европы была обречена на разные черные смерти, оспы, чумы, когда люди буквально сходили с ума, о чем свидетельствуют воспоминания тогдашних современников, стрессы были слабее, чем нынче? Представление, что мы живем в наипаскуднейшие из всех возможных времена, является заблуждением, фальсификацией перспективы по принципу «своя рубашка ближе к телу»... Причин пресыщенности, повышения порога восприимчивости к Произведениям – огромное количество, самых различных, и только разум всегда пытается поймать за хвост ту одну-единственную релевантную, словно других одновременно и быть не может. (Запад: рост предложения, чисто количественный потоп, обескураживающее обилие, взаимное гашение сосуществующих звезд, слишком много мод, слишком быстрая их смена, падение нормативных эстетик трансцендентальной санкции, коммерциализация, прагматизация, падение цензурных барьеров и 100 других факторов. Восток: преобладание социотехнических методов полицейского, провокационного типа, манипуляция сознанием, падение веры в автономию высших и неинструментальных ценностей, знание о легкости слома суверенных качеств духа и опять 100 подобных.)
Тяжелее обстоит дело, когда вы касаетесь вопроса якобы ультимативных ограничений гностики и онтичного горизонта. Способность вербального формулирования якобы – новых – истин и озарений, если такая имеется, разочаровывает при строгом самоанализе, поскольку богато одаренная интеллектуально личность поймет в конце концов, что нет ограничителя ее собственной продуктивности, что она могла бы бесконечно размножать различные альтернативные структуры, улавливающие и понимающие мир, – и что не может быть в их пределах иного критерия правды, кроме эмпиричного (таково мое маньяческое credo). Потому что окончательным мерилом определенной теории функций мозга будет лишь мозг, построенный на основе такой теории, а не только интерпретируемый схемами или толкованиями. Тогда, после изготовления, можно по крайней мере быть уверенным, что теория проверена предиктивно. Никто ничего более солидного еще не придумал, но это касается только гностики. В онтологии вообще ничего доказательного не найдешь.
Гений. Видите ли, в экспедиции моего Одиссея серьезных мыслей, может быть, больше, чем в других частях «Абсолютной пустоты»[280].
Гений является общественным, а не сингулярным фактом, подобно тому, как выстрел из пушки является результатом нескольких процессов, а не одним сингулярным процессом, при этом личность в этом образе следует сравнить с капсюлем. Ничем более, как капсюлем, гений быть не может. В этом смысле собственно гениальность является функцией темпа происходящих перемен и может быть определена дифференциалом: ибо в ситуации медленно протекающего развития (доктрин, систем, понятий, техник, знания и т.п.) ретардация распознания, а тем самым социальной амплификации и утилизации «гениальных» идей, не ликвидирует ценности таковых до нуля. Потому что и через двадцать, а то и через сорок лет после публикации «потенциально гениальной» работы, когда она наконец занимает высокое положение и облучает мозги, и создает новое направление, школу, какое-либо движение, происходит хоть и запоздавшее, но все-таки эффективное распознание. А когда темп перемен возрастает так, что и за 15 лет идея не подхвачена одновременно с ее появлением, не усилена обществом и попросту бесполезно состарилась, так как ее шанс культурного расцвета угас безвозвратно, поскольку развитие уже проложило себе другое русло, тогда и гением вообще невозможно стать, разве что в исключительном случае. Кроме того, огромно влияние количества живущих... слишком большое количество возникающих одновременно оригинальных помыслов, приемов, идей, образцов взаимно уничтожается, ликвидируется, поскольку нет условий для усиливающей кристаллизации, глубокой вспашки, разрастания мысленных молний в большие системы в любой области. (Это, опять же, не единственная причина, их гораздо больше.) Что касается машин, то я стал скептиком, – пока нам еще далеко до по-настоящему разумных, а то, что машина может побить сильного шахматиста, несущественно, способность играть в шахматы не коррелируется положительно и четко с исключительным интеллектом, скорее, это род узкого умения, вот, типа умения нумерологической акробатики гениальных счетчиков, которые могут быть чуть ли не идиотами, то есть акробатики и эквилибристики умственной, эквивалента ловкости циркачей. Наверняка когда-нибудь это изменится, но не следует принимать за чистую монету направленное в далекое будущее предвидение по отношению к сегодняшнему дню.