— И еще одно, друг мой Эдик, — сказал Чарли, когда мы подошли к моей лаборатории. — Повелитель Демонов вчера работал с Жанной, она принесла изготовленные ею пластинки для сепараторов молекул. Он позвонил мне вечером очень обрадованный. Пластинки отличного качества, но обрадовали не они, а сама Жанна. Она оправилась от потрясения, выглядела сносно, говорила если и не весело, то и без скорби. В общем, опасения, что она не переживет гибели Павла, можно считать неосновательными. Значит, не надо бояться, что любое упоминание о Павле вызовет новый взрыв отчаяния. Молодой организм берет свое не только на Земле, но и на Урании, не так ли? Учти это, когда будешь касаться весьма болезненных для нее вещей. Почему ты молчишь?
— Учту все, — пообещал я.
Говорят, последняя капля переполняет чашу терпения. Я чувствовал себя чашей, в которую слишком много налили. Я готов был пролиться — какой-нибудь безобразной вспышкой гнева, каким-нибудь нелепым поступком. Входя в лабораторию, я впервые понял, почему Антон в ярости бьет кулаком по приборам. Но мои приборы работали исправно, кулачная расправа с безукоризненными механизмами не дала бы выхода раздражению. «Возьми себя в руки», — приказал я себе. Эту странную формулу успокоения — «взять себя в руки» — внушил мне Павел. Сам он знал только одно душевное состояние — вдохновение, был то исступленно, то просто восторженно озаренным. В иных состояниях я его не видел. А мне со смехом советовал: «Остановись, Эдуард, ты уже готов выпрыгнуть из себя!» И я «брал себя в руки», то есть присаживался на стол или подоконник, минуту молчал, две минуты что-нибудь песенное бормотал — и неистовство утихало, гнев усмирялся.
— Возьми себя в руки, Эдуард, — вслух сказал я себе, сел в кресло и закрыл глаза.
Меня стало клонить ко сну. Я не спал уже пятые сутки.
— Ты меня звал, Эдик? — услышал я голос Жанны и открыл глаза.
Жанна хмуро глядела со стереоэкрана.
— Приходи, — сказал я. — Или я к тебе приду. Нужно поговорить.
— Жди. — Экран погас.
Теперь надо было быстро подготовиться к ее приходу. Я задал аппаратам код ее психополя, проверил точность настройки. Жанна вошла, когда я подгонял программу командного устройства.
— Брось! — приказала Жанна. — Мне надоела роль подопытного кролика. Садись, Эдуард.
— Все мы теперь подопытные кролики, Жанна, — возразил я, но отошел от механизмов.
Она внимательно осматривала меня. То же делал и я — выискивал в ее лице, фигуре, движениях, в звуках ее голоса что-либо неизвестное. Жанна сидела в кресле похудевшая, побледневшая, усталая, нового в этом не было, она и раньше бывала такой — не все эксперименты проходили удачно, результат каждого отчетливо выпечатывался на ней. Но в каком бы она ни была физическом и духовном состоянии, всегда оставалась красивой. Красивой она была и сейчас, измученная, почти больная. Я привык доверять прозорливости Антона. То, что он сказал об улучшившемся состоянии Жанны, тревожило. Ни он, ни Чарли не догадывались, какую информацию несла мне невинная, казалось бы, фраза: «К Жанне возвратилось хорошее настроение». Она тоже не могла этого знать.
— Ты раньше боялся на меня смотреть, — грустно сказала она. — Взглянешь и потупишь глаза. И при каждом взгляде краснел. А сейчас…
— Раньше я был влюблен в тебя.
— Сейчас уже не влюблен?
— Сейчас меня терзают чувства гораздо сильней любви. Можешь не страшиться других признаний. Гибель Павла ничего не изменила в наших с тобой отношениях, так я считаю.
— Я тоже. Ну, давай ближе к делу. Для начала устанавливаю: внешне ты не изменился. Что скажешь обо мне?
— Ты выглядишь нездоровой. После всех терзаний такой вид естественен. Больше ничего сказать не могу.
— На этом закончится наша беседа?
— Она еще не начиналась. К нам вылетела с Земли следственная комиссия. Правда, в составе одного человека, зато такого, что стоит десяти.
Я рассказал Жанне о Рое Васильеве. Она поморщилась.
— Опросы, расспросы, допросы… Он очень въедливый человек, этот Рой.
— Ты его знаешь?
— В отличие от вас с Павлом, занятых только своими работами, я интересуюсь и знаменитыми современниками. Рой и его брат Генрих очень известны на Земле.
— Известность Роя и его брата на Земле имеет значение для нас?
— Непосредственное, Эдуард. Рой доискивается истины в ситуациях, где другие пасуют. Приготовься к откровенности с ним.
— Именно это и советует нам Чарли. Быть с Роем предельно откровенными, помочь ему установить истину. Под истиной Чарли понимает свою теорию взрыва: поворот времени на обратный ход.
— Ты придерживаешься иного мнения?
— Чарли абсолютно прав. Но его теории недостаточно, чтобы объяснить все… И в это нельзя посвящать Роя. Во всяком случае, пока.
— Не понимаю, — хмуро сказала Жанна. — Хитрости в тебе еще не наблюдала. Лукавство и ты — категории несовместимые. Ты краснеешь при каждом неточном, не говорю уж лживом, слове. И собираешься обманывать изощренного в распутывании немыслимых хитросплетений Роя Васильева?
— Должен это сделать.
— Объясни, почему?
— Жанна, это же просто. Чарли считает, что совершил великое открытие, указав на обратный ход времени. Гипотеза его парадоксальна, но убедительна. Она вполне может устроить самую придирчивую комиссию. Чарли хочет, чтобы Рой Васильев пришел именно к такому выводу.
— И это будет правильный вывод.
— Да, если это будет только выводом.
— Опять не понимаю тебя.
— Жанна, вдумайся в мою аргументацию. Ты сама считаешь этого Роя проницательным исследователем. Вообрази себе и такую возможность. Рой приходит к гипотезе Чарльза Гриценко не в конце долгого пути розысков, а принимает ее сразу. Тогда она будет не выводом, а предпосылкой. На выводах останавливаются, от предпосылок отталкиваются. Рой неизбежно двинется дальше. Он поставит перед собой вопрос: как стал возможен поворот времени на обратный ход?
— Тебя это страшит?
— Мы должны завершить исследования! Павел погиб, но расчеты его подтверждены. Они должны из набора формул стать реальным физическим процессом. Не прощу себе, если этого не сделаю! Чарльз пока не догадывается о наших экспериментах, но Рой может догадаться…
Я видел, что в ней происходит борьба. И знал заранее, какое продолжение сейчас последует. Павел незадолго до гибели предупреждал, что все наши секреты не для Жанны, она постепенно сгибается под их тяжестью. Он советовал даже кое от чего ее отстранить для нашего общего спокойствия.
— Эдуард, мне надоело скрываться, — сказала она то, чего я ждал. — Давай объявим, чем занимаемся, и попросим официального разрешения на эксперименты.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});