Даже начальник управления похвалил:
— Правильно сделал, что самое сложное дело взял себе. Самое важное должно быть у начальника и Москва спокойна, что дело ведет сам начальник отдела.
Как быть, что делать? Учителя я не спасу, но можно подвести под осуждение по статье и выжить в лагере вместо того, чтобы приговор был немедленно приведен в исполнение.
Хотя лагерь — это та же смерть, только растянутая на долгие годы. Отдать дело кому-то, это сразу подписать приговор учителю и бросить тень подозрения на себя. Нужно поговорить с глазу на глаз. Это я мог сделать и приказал привести задержанного из внутренней тюрьмы к себе в кабинет.
Техника прослушивания и звукозаписи была не сильно развита, тем боле у нас в России. Никаких протоколов на первой встрече вестись не будет. Просто следователь знакомится с арестованным.
Я не буду подробно рассказывать, как я открыл дело, сверил фото задержанного с личностью присутствующего, задал вопросы анкетного характера. Сначала я так и сделал. У меня угловой кабинет, только одна стенка соприкасается с кабинетом одного из сотрудников. Стена толстая, капитальная. Сорок пять сантиметров толщины, кирпич красный, сырец, пушкой не пробивается с первого выстрела. На стенах дубовые панели в человеческий рост по моде того времени. Звукоизоляция как в студии радио.
Первым заговорил учитель:
— Я приехал, чтобы забрать тебя с собой. Что-то у меня здоровье стало шалить, поэтому все хочу передать из рук в руки. На всякий случай возьми бумагу и запиши, а потом мы все обговорим. Банк в Ницце, банковская ячейка номер…, ключ от ячейки в автоматической камере хранения на вокзале, код замка… В ячейке хранится мое завещание и инструкции тебе.
— Я все записал, — тихо сказал я учителю. — Нам нужно выработать линию поведения, которая нас может спасти. Меня видел один человек на съезде учителей, но он покончил жизнь самоубийством. Вас начнут проверять на принадлежность к учителям, потому что один где-то все еще существует.
— Я знаю, что мой розыск все еще продолжается и буду выступать под легендой инициативника, который специально прибыл сюда, чтобы доложить о существовании международного фашистского заговора против СССР, создании фашистских организаций в Англии и о том, что Коминтерн практически ничего не делает в защиту СССР, — сказал мой наставник. — Я должен заинтересовать руководство НКВД своими разведывательными возможностями.
— Я тоже буду докладывать, что вас нужно использовать в интересах разведки и вызовусь быть вашим куратором за границей, чтобы в случае чего ликвидировать вас, — сказал я. — Это единственная линия, которая может спасти вас. Если это не пройдет, то я даже не берусь предсказать последствия.
— Данные будут, — сказал учитель. — Главное — не переборщить. Если не получится, не жалей меня, выплыви сам. Кто-то должен быть хранителем информации учителей.
— Неужели это такая важная информация? — спросил я.
— Лучше бы тебе об этом не знать, — сказал мой товарищ. — Из тебя будут вытягивать нерв за нервом, чтобы узнать, где она спрятана. Это бомба для всего большевистского руководства. Не будет ни одного руководителя страны, у которого нет скелетов в шкафу. Еще никто по-честному не приходил к власти в России и не уходил от власти чистым. Да и не только в России. У каждого человека рыльце в пушку. Все, отправляй меня в камеру, иначе это будет выглядеть подозрительным.
Глава 37
Позиции советской разведки в Англии были достаточно слабыми, поэтому информация и предложение учителя было встречено с сильно скрываемым интересом.
В этот период СССР и Германия активно сотрудничали, как бы забыв свое противостояние и встречу на ринге в Испании.
Фашизация Англии была делом фантастическим, но в условиях конституционной монархии, когда вся власть принадлежит парламенту и премьер-министру, стоило кому-то из видных деятелей английской политики занять профашистскую позицию и это, несомненно, сразу бы повлияло на отношения Англии с СССР.
Отношения Англии и СССР были всегда натянутыми. Они были натянутыми еще с 1854 года, когда Англия стала одним из организаторов международной интервенции в Севастополь. В 1917 году Англия, грубо говоря, намекнула низложенному русскому царю, что не горит желанием принять его у себя, хотя Николай Второй имел звание и мундир фельдмаршала английской армии.
Архангельское сидение англичан показало, что Англия пускает все дела в России на самотек, выжидая момента, когда можно будет поживиться шкурой убитого медведя. Но медведь остался жив и достаточно окреп, чтобы оплатить своему врагу той же монетой. И фашистские элементы в Англии могли бы помочь СССР достигнуть реванша за яростный антисоветизм англичан. Личное знакомство учителя с лидером английских фашистов лордом М. сыграло решающую роль.
Моего подследственного перевели в подразделение политической разведки НКВД для подготовки к возвращению, а мне, как инициатору использования его в игре против англичан, было поручено осуществлять контроль за ним в Англии под видом сотрудника государственной организации «Внешторг».
Для этого мы с Катей переехали в Москву, где поселились в общежитии для ответственных работников. Общежитие это так для проформы, большой дом с благоустроенными квартирами, которые будут дожидаться нашего возвращения из командировки.
По утрам мы уходили на занятия. Катя — на женские, я — на мужские, то есть на тайную квартиру НКВД в центре города, где проводилась спецподготовка по использованию тайнописи, средств радиосвязи, фотографии, выведыванию информации, проведению вербовки русских эмигрантов, ликвидации провокаторов, организации связи с резидентурой в посольстве, изучению английского языка.
Возвращался поздно вечером, выжатый как лимон, проглядывал заголовки газет, пил чай и падал в постель, чтобы утром снова ехать на занятия. Примерно те же предметы преподавались и Кате.
Однажды ночью, прижавшись ко мне, Катя шепотом сказала, что немало сотрудников с семьями остаются за границей и не возвращаются в СССР.
— Они враги? — спросила она.
— Враги, враги, спи, — ответил я, задумываясь о том, сколько сотрудников разведки и просто органов НКВД попали в жернова репрессий.
На совещаниях в главке нам доводили показатели работы управлений по всему Союзу и цифры были очень внушительными. Создавалось ощущение, что одна половина населения враги, а другая половина населения — подследственные, чья вина еще не доказана. С этими тяжелыми мыслями я и уснул.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});