«Кстати, о декадансе. Было бы любопытно проследить всякого рода футуризм в теперешних событиях. Между прочим, недавно в „Речи“ приводили заявление Всев. Эмил. Мейерхольда в беседе О-ва „Искусство для всех“:
Г. Мейерхольд очень удивляется, почему солдаты не приходят в театр и, молча, не освобождают его от „партерной“ публики… Г. Мейерхольд восклицает: „Довольно партера! Интеллигенцию выгонят туда, где процветают эпигоны Островского“.
Интересно, что Мейерхольд рассчитывает, будто демократические вкусы совпадают с его футуристическими кривляньями».
Как видим, взгляды «монархиста» Булгакова и «демократа» Короленко в отношении «биомеханики» и «кривляний» Мейерхольда были одинаковы.
…клоун Лазаренко ошеломляет… — Лазаренко Виталий Ефимович (1890–1939), талантливейший цирковой актер-сатирик, мастер клоунады и прыжковой акробатики. Булгаков восхищался его мастерством.
…артист оперетки Ярон… — Ярон Григорий Маркович (1893–1963), артист оперетты, народный артист РСФСР (1940). Булгаков мгновенно, как это было ему свойственно, угадал в молодом актере большой талант.
…из воздуха соткался милиционер. — Вот они, «зачатки» будущего «закатного романа». Ср.: «И тут знойный воздух сгустился над ним, и соткался из этого воздуха прозрачный гражданин престранного вида» («Мастер и Маргарита», гл. I).
Фридрихштрасской уверенности, что Россия прикончилась, я не разделяю… — Булгаков в данном случае полемизирует с теми органами печати русского зарубежья (прежде всего берлинскими), которые на России уже поставили большой черный крест. Булгаков в то время еще верил в здравомыслие и национальное самосознание русского народа, а также в силу сохранившейся белой армии за рубежом. Писатель еще жил надеждой на возрождение России.
Сорок сороков*
Фельетон написан в марте 1923 г. Впервые опубликован в газете «Накануне». 1923. 15 апреля. С подписью: «Михаил Булгаков».
Печатается по тексту газеты «Накануне».
Булгаков продолжает публиковать свои московские наблюдения, не забывая и мытарств, которые он испытал и продолжал испытывать в столице. Но «личное» у него органически вплетено в общую московскую панораму. И эта панорама не могла быть полноценной без «сорока сороков». Конечно, многие храмы были уже в запустении, часть из них была разрушена, но все-таки не настало еще время массового уничтожения церквей, монастырей, часовен. Еще действовали многие из более 800 храмов и часовен, включавших до 1917 г. более 1600 престолов (то есть «сорок сороков»). Несмотря на все трудности, разруху и запустение, Булгаков любил Москву, ее великолепные храмы, ее историческую часть. В дневнике (запись 23 декабря 1924 г.) есть такие слова: «Сегодня по новому стилю 23, значит, завтра сочельник. У Храма Христа продаются зеленые елки… Для меня всегда наслаждение видеть Кремль. Утешил меня Кремль. Он мутноват. Сейчас зимний день. Он всегда мне мил…» В это время у Булгакова еще не было предчувствия скорого уничтожения Храма Христа Спасителя, оно появится у него через пять-шесть лет и отразится в черновых рукописях фантастического романа.
Решительно скажу: едва… — Булгаков в своих эпиграфах к произведениям очень часто использует тексты классиков, иногда по памяти, иногда «подправляя» их для своих конкретных целей. В данном случае использована и «подправлена» цитата из «Горя от ума» А. С. Грибоедова:
«А, батюшка, признайтесь, что едваГде сыщется столица как Москва».
Категорически заявляю, что я не герой. — Конечно, в этом саркастическом заявлении заложен прежде всего смысл политический. Но и «житейского» в нем немало. Об этом говорят многие дневниковые записи Булгакова. Приведем некоторые из них (19 и 26 октября 1923 г.):
«Итак, будем надеяться на Бога и жить. Это единственный и лучший способ…
В минуты нездоровья и одиночества предаюсь печальным и завистливым мыслям. Горько раскаиваюсь, что бросил медицину и обрек себя на неверное существование. Но, видит Бог, одна только любовь к литературе и была причиной этого.
Литература теперь трудное дело. Мне с моими взглядами, волей-неволей выливающимися в произведениях, трудно печататься и жить… Но не будем унывать… Какое обаяние в этом старом сентиментальном Купере! Тип Давида, который все время распевает псалмы, и навел меня на мысль о Боге. Может быть, сильным и смелым Он не нужен, но таким, как я, жить с мыслью о Нем легче. Нездоровье мое осложненное, затяжное. Весь я разбит. Оно может помешать мне работать, вот почему я боюсь его, вот почему я надеюсь на Бога…
Нужно было быть исключительным героем, чтобы молчать в течение четырех лет, молчать без надежды, что удастся открыть рот в будущем. Я, к сожалению, не герой… Но мужества во мне теперь больше, о, гораздо больше, чем в 21-м году…»
…я чуть не умер с голоду. — Первые месяцы 1922 г. были для Булгаковых тяжелейшими. Это время можно охарактеризовать всего двумя словами: голод и холод. Так запомнилось оно Татьяне Николаевне: «Бывало, что по три дня ничего не ели, совсем ничего. Не было ни хлеба, ни картошки. И продавать мне уже было нечего. Я лежала, и все. У меня было острое малокровие…»
Голод и холод поразили практически всю Россию. Даже «Правда» помещала на своих страницах жуткие сообщения. Так, в номере от 27 января 1922 г. можно было прочесть следующее: «В богатых степных уездах Самарской губернии, изобиловавших хлебом и мясом, творятся кошмары и наблюдается небывалое явление людоедства… Тайком родители поедают собственных умерших детей…»
…развил энергию неслыханную, чудовищную. — В самый разгар голода Булгаков не писал писем, сил не было. Но накануне голода и после него в своих письмах он довольно ясно нарисовал картину происходящего. Из письма к матери 17 ноября 1921 г.: «Труден будет конец ноября и декабрь… Но я рассчитываю на огромное количество моих знакомств и теперь уже с полным правом на энергию, которую пришлось проявить volens nolens… Вне такой жизни жить нельзя, иначе погибнешь. В числе погибших быть не желаю…» (выделено нами. — В. Л.).
Буржуи гнали меня при первом же взгляде на мой костюм… — 24 марта 1922 г. Булгаков писал Н. А. Земской в Киев: «Самое характерное, что мне бросилось в глаза: 1) человек плохо одетый — пропал…»
И не выселили. И не выселят. — В письме к другой сестре, Вере Афанасьевне (в тот же день, 24 марта), Булгаков еще не был столь категоричен: «Самый ужасный вопрос в Москве — квартирный. Живу в комнате, оставленной мне по отъезде Андреем Земским… Комната скверная, соседство тоже, оседлым себя не чувствую, устроиться в нее стоило больших хлопот…»
…в драповой дерюге, я шел по Москве… — Из письма к матери 17 ноября 1921 г.: «Я мечтаю только об одном: пережить зиму, не сорваться на декабре… Таськина помощь для меня не поддается учету: при огромных расстояниях, которые мне приходится ежедневно пробегать (буквально) по Москве, она спасает мне массу энергии и сил, кормя меня и оставляя мне лишь то, что уж сама не может сделать… Оба мы носимся по Москве в своих пальтишках. Я поэтому хожу как-то одним боком вперед (продувает почему-то левую сторону)…»
…дома бывшего Нирензее… — Самый высокий в то время в Москве дом (десятиэтажный, с высокими потолками). Построен в 1912 г. по проекту инженера Э. К. Нирензее. С начала 20-х гг. в нем разместился целый ряд советских учреждений и всевозможных заведений, в том числе и редакция газеты «Накануне».
…нэп… Брось ты это чертово слово!.. — Быть может, это наиболее «чувствительная» характеристика, данная Булгаковым нэпу.
У Страстного монастыря… — Страстной монастырь, один из красивейших и древнейших в Москве, был построен в 1654 г. царем Алексеем Михайловичем во имя Страстной иконы Божьей Матери (об истории монастыря см.: «Сорок сороков». Т. 1. М., 1992. С. 209–213). Его история в советское время — это история глумления над Православной Церковью.
…триумф Радамеса. — Радамес — герой оперы Дж. Верди (1813–1901) «Аида» (1870).
…я тоже купил себе лакированные. — Из письма к Н. А. Земской от 24 марта 1922 г.: «Сегодня купил себе английские ботинки желтые на рынке за четыре с четвертью лимона. Страшно спешил, потому что через неделю они будут стоить десять… Сейчас, собравшись запечатывать письмо, узнал: ботинки не английские, а американские и на картонной подошве. Господи, Боже мой! До чего мне все это надоело!»
Над Незлобинским театром… — Театр был создан в 1909 г. антепренером, режиссером и актером К. Н. Незлобиным (1857–1930). В 1917 г. преобразован в Товарищество актеров. В 1922 г. произошло его слияние с театром РСФСР Первым, в результате которого образовался «Театр актера».