Читать интересную книгу Тень нестабильности - Анна Назаренко

Ситуация, несомненно, довольно неприятная, но летальным исходом не грозящая. Однако еще ни один пациент не доставлял Райану столько беспокойства: любое ухудшение в состоянии разведчицы грозило ему крупными неприятностями.

Благо, все обошлось... если Директора устроят условия, в которых содержат его дочь. Если он не решит, что ее здоровье восстанавливается слишком медленно... да мало ли, что ему может не понравиться?

Райан беспокойным движением оправил медицинский халат, с трудом удержавшись от искушения вытереть о него вспотевшие ладони.

- Я понимаю. Вы хотели еще что-то сказать?

- Нет, сэр, - поспешил ответить Райан, чувствуя себя крайне неуютно под подозрительным взглядом светло-голубых глаз. - Кроме того, что мы почти пришли. Мадемуазель Айсард находится в этой палате.

Все еще украдкой переводя сбившееся дыхание, главврач подошел к нужной двери. Но не успел он приложить ладонь к контрольной панели, как был остановлен негромкими словами:

- Вы можете идти, доктор. Я предпочел бы поговорить с дочерью наедине.

- Как пожелаете, господин Директор. Если вам что-то понадобится, кнопка вызова персонала находится возле двери.

Райан услужливо склонил голову и, дождавшись короткого кивка, поспешил удалиться - шагом, удивительно быстрым для человека столь преклонных лет.

Все-таки к настолько высокопоставленным посетителям доктор не привык. И очень надеялся, что привыкать не придется.

* * *

Решение лететь на Рутан было принято необдуманно и на эмоциях - чего Арманд не позволял себе уже очень давно. Узнав, что Исанн находится на грани комы из-за исключительного по тяжести нервного срыва, он даже не задумался: а есть ли смысл ее навещать? Впервые за много лет отец в нем оказался сильнее Директора Разведки.

"Стрессовая ситуация, возникшая при выполнении служебных обязанностей", - так в диагнозе была указана предположительная причина срыва. На взгляд Арманда - крайне сомнительная.

Что могло довести до такого состояния оперативницу, у которой служебные обязанности - сплошная стрессовая ситуация? Исанн с куда меньшими последствиями для здоровья переживала задания и потяжелее.

Директор был твердо намерен выяснить, что же произошло с его дочерью - и постараться поддержать ее. Сейчас девочка по-настоящему в этом нуждалась. Арманд понятия не имел, откуда ему это известно - он просто знал. А интуицию не стоило сбрасывать со счетов даже в профессиональной деятельности.

Дверь отъехала в сторону, пропуская его в палату - чистую, опрятную, но достаточно тесную. В помещении едва хватало места для узкой койки, стула возле нее и небольшого столика у дальней стены. Свет, проникавший сквозь затемненные окна, был столь приглушен, что казалось, будто на улице уже сгущаются сумерки.

Исанн полулежала на постели, безучастно глядя в потолок.

- Здравствуй, отец, - произнесла она глухо, едва повернув голову. - Не ожидала тебя здесь увидеть.

Вот так вот. "Не ожидала увидеть" - пустым, лишенным эмоций голосом.

А на что он, собственно, рассчитывал? Не на радостную улыбку и объятия же. Хотя... было бы приятно, что тут отрицать.

Арманд молча опустился на стул, пододвинув его почти вплотную к койке. Вблизи дочь выглядела совсем скверно: кожа бледная до синевы, вокруг глаз залегли глубокие тени, а губы, яркие от природы и неизменно подкрашенные, сейчас казались посеревшими.

- Я должен был удостовериться, что ты здорова, - ответил он и едва не скривился от того, насколько казенно и холодно прозвучали эти слова. - Как ты себя чувствуешь?

"Судя по виду - отвратительно".

Исанн устало прикрыла глаза. Ее лицо едва заметно напряглось - будто вопрос причинил ей несильную, но раздражающую боль.

- Со мной все хорошо. Тебе не стоило беспокоиться.

С каждым произнесенным ею словом Арманд все больше убеждался, что беспокоиться как раз таки стоило. Хотя, может быть, индифферентность дочери - всего лишь побочный эффект седативных препаратов, которыми ее накачали. А возможно - естественная реакция нервной системы на такую перегрузку.

Скорее всего. Но вопрос "что могло эту перегрузку вызвать?" оставался открытым.

Исанн откинула упавшую на лоб прядь волос, и Директор заметил, какими жилистыми стали ее руки. Вены проступали под кожей сильнее обычного, а ногти, всегда ровные и ухоженные, были обломаны под корень.

Что-то странное было в том, как она держала кисть - в полусогнутом состоянии, избегая сжимать или разжимать пальцы.

- Покажи руку, - потребовал Арманд немного резче, чем собирался. Не дожидаясь согласия, взял дочь за запястье и повернул ладонь вверх.

Светлую кожу стягивал пластырь, медленно пропитывающийся кровью. Рана была нанесена максимум пару часов назад.

- И как ты это объяснишь?

Он намеревался спросить это мягче. Однако слова прозвучали, как обвинение.

- Слишком сильно сжала кулак. Непроизвольное сокращение мышц, как мне объяснили.

Исанн равнодушно пожала плечами. Ее взгляд был направлен в сторону затемненного окна, за которым виднелось солнце - буровато-оранжевое пятно на темно-коричневом фоне.

С ней определенно творилось что-то неладное. И переутомление здесь совершенно ни при чем. Переутомление не заставит энергичную, полную сил девушку безучастно лежать на постели, реагируя на происходящее с эмоциональностью дроида. Переутомление не заставит ее разрывать ногтями кожу на руках.

- Что с тобой произошло? - негромко спросил Арманд. В неосознанном порыве он протянул руку, намереваясь погладить дочь по щеке.

- Заработалась.

Это шаачье, бессмысленное упрямство, которое так выводило Арманда из себя, когда Исанн была подростком, вызвало вспышку гнева и сейчас. Он ведь помочь ей хочет, глупой девчонке!

Вместо того, чтобы ласково скользнуть по щеке Исанн, его ладонь тяжело опустилась ей на плечо. Чуть усилив нажим, Директор заставил девушку обернуться...

...и слова застряли у него в горле. Впервые с начала разговора он поймал ее взгляд. Пустой. Мертвый. Будто с той стороны зрачка стояло непрозрачное стекло, непроницаемое для чужого глаза.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. А потом Арманд первым отвел взгляд и разжал хватку на ее плече. Уступив дочери впервые в жизни.

Какое-то время в палате висела вязкая тишина.

- Когда ты сможешь вернуться к работе? - собственный голос Директор услышал будто со стороны.

Он не о том хотел спросить. Не о том и не так.

- А когда нужно?

Голос - холодный и безжизненный, как и ее взгляд.

- Как можно скорее.

- Завтра - подойдет?

- Нереальный срок. Я свяжусь с тобой через два дня, чтобы оценить твое состояние и дать указания.

Он поднялся на ноги. Педантично расправил мундир. Бросил взгляд на дочь. Безжизненная кукла сидела на постели, совершенно безучастная ко всему.

Какая-то часть его разума буквально вопила: уходить нельзя. Оставить Исанн сейчас, наедине со всем, что свалилось на нее - значит, позволить ей безвозвратно измениться. И черт знает, в какую сторону.

Но Арманд лишь сердито отогнал эти абсурдные мысли. Что бы ни произошло, Исанн это пережила. Психических расстройств тесты не выявили. А значит - отойдет от шока и встанет на ноги. Работоспособность она быстро восстановит. Собственно, что еще его должно волновать?

"Ничего. Ровным счетом ничего".

Бросив на прощание какую-то пустую фразу, Директор развернулся и вышел из палаты. Злясь на себя за эту бессмысленную трату времени. И за то, что уходить отчаянно не хотелось - как бы глупо эти ни было.

Эпилог.

Гражданская война на Рутане захлебнулась, не успев начаться. Время от времени на площадях еще раздавались голоса недовольных, но ряды протестующих поредели, а пыл их поубавился. Массовые беспорядки вспыхивали так же легко, как и подавлялись властями. То там, то здесь заявляли о себе мятежники, но их акции значительно потеряли в дерзости и масштабе. Да и само слово "мятеж" очень быстро исчезло из официальной имперской риторики: сперва повстанцев окончательно разжаловали в "террористов", а потом и вовсе в "бандитов".

Империя больше не подавляла восстание - она всего лишь проводила масштабную зачистку. Проявив, тем не менее, неслыханную милость к побежденным: наряду с показательно кровавыми репрессиями в адрес непокорных и "особо отличившихся", власть щедрой рукой раздавала амнистии тем, кто склонил голову и сложил оружие.

Последних оказалось больше, чем можно было ожидать.

Сельвин оказался прав. Своим последним приказом он спас очень многих... но для Бернарда Аларона - человека, оказавшего Империи неоценимую помощь в борьбе с повстанцами - это оказалось неожиданно слабым утешением.

"Так будет лучше для всех".

Эти слова стали для него мантрой. Ведя с имперцами переговоры о капитуляции, он мысленно повторял их в отчаянной попытке сохранить остатки гордости.