– Этот маркиз… Кто он?
– Маркиз Альфред Бауэр. Секретарь имперского Совета. Очень интересная личность. Как вам показалось?
– Если честно, мне он показался надменным индюком. И еще он смотрел на посла так, будто тот ему, ну, в суп червей наложил.
– Все верно. Маркиз терпеть не может эльфов. Да, собственно, так же как и всех остальных, включая людей.
Сам себя маркиз называет патриотом Империи. Однако я бы предпочел, чтобы он был патриотом чего-нибудь другого. Вреда от него значительно больше, чем пользы. Увы. Вам ничего в нем не показалось странным?
И Лакруа посмотрел на своего оруженосца так, что у Леона по спине прокатились мурашки. Будто вдруг каким-то волшебным образом он снова оказался рядом с тем опасным, жутким монстром, что гнал его через ночь.
Но теперь этот монстр оказался рядом. На расстоянии вытянутой руки.
Мысли Леона лихорадочно заметались.
Почему так изменился тон наставника? Что-то упущено? Но что?
И вдруг сложилось, как кусочки мозаики!
Маркиз, посол, ночь, дом Лансье, разговор за неплотно закрытыми дверями. Вот оно!
Лакруа проверял его. Сможет ли Леон удержаться от соблазна и не разболтать?!
Леон покачал головой и сказал как можно более спокойным тоном:
– Нет, ничего особенного. Надменный индюк и, когда вошел посол, скривил такую физиономию, будто лимон проглотил.
– Это верно, верно… – Лакруа откинулся на спинку сиденья.
– А что говорил этот… Салаан? Что-то про дружбу…
– Анда'ра Салаан, посол эльфийского альянса. – Лакруа обхватил колено ладонями. – Это фигура сложная. Помните, я говорил о деревьях?
– Да.
– Так вот, то, что сад превратился в крепость, не его заслуга. Нет. Посол проявляет исключительно лояльные Империи настроения. В отличие от некоторых его советников и секретарей. Но пока Анда'ра Салаан держит эту банду лесных разбойников в руках, можно быть спокойным. Я понимаю ваши чувства, но то, что произошло с вашей деревней, это просто… мелкое недоразумение по сравнению с тем, что может случиться. Вы внимательно слушали его речь?
– Да. – Леон постарался вспомнить. – Он говорил о Лаклаане. И о его воплощениях… Из краткого курса ксеномифологии я знаю, что Лаклаан – это эльфийское божество. Один из создателей нашего мира. Но разве возможно его телесное воплощение?
– Видимо, на этих уроках вы плохо слушали. – В тоне Лакруа сквозила ехидца. – Божество эльфов – Галлеан. Его воплощение и пророк – Лаклаан. Когда вы сказали, что последний – это и есть бог, вы в принципе не погрешили против истины, но все же ошиблись. Видите ли, эльфы особый народ. Они не родственны людям, хотя и внешне похожи. Мы долго не могли понять ход их мыслей. В этом деле, кстати, большую роль сыграл Анда'ра Салаан. Очень заметная фигура. Так вот, в их лесах возможно все. В том числе и воплощение их божества. Телесное. Бог на земле. Понимаете?
– С трудом, – признался Леон.
– Это потому что вы человек. Человеческая природа изначально порочна. Люди были созданы Бетрезеном. Но отреклись от своего создателя за его грехи. И мы несем в себе часть ответственности за его деяния. Поэтому людской бог не может получить воплощения. Точнее, может, но наш долг – не допустить этого. Понимаете? Тут есть пара сложных моментов. Если быть до конца честным, я и сам не понимаю многого. Эти вопросы скорее удел теологов. И если вам захочется узнать больше, я порекомендую вам хорошего преподавателя из инквизиторской коллегии.
– Буду признателен.
– Будете, будете. – Наставник махнул рукой. – Так вот, люди почитают Всевышнего. Бога, стоящего выше всех остальных. Бетрезена, Вотана, Мортис, Галлеана. Это большая честь служить ему, но и вместе с тем люди обречены на одиночество. Заботы Всеотца таковы, что получить телесное воплощение в мире людей он не может. Этот мир слишком мал для него. И только император – это наместник бога на земле людей. Хотя, например, те же эльфы этого не признают. Вот поэтому вам трудно поверить в то, что где-то далеко-далеко в лесах живет воплощение эльфийского бога Галлеана. Для людей подобное невозможно.
– Это чудо, – серьезно сказал Леон. – Но, как мне показалось, посол говорил с грустью. И даже с сожалением.
– Конечно. Эльфы сложный народ. Они разделены на множество кланов, племен. Есть эльфы Дикие и эльфы Благородные. Сейчас их объединяет вместе только божественная сила Лаклаана. Однако внутренние противоречия разрывают альянс изнутри. Обострились, крайне обострились отношения с соседями. То есть с нами. Вот поэтому деревья в саду выглядят так. Они чувствуют. Живут. Как в окружении. В осаде. Все людское кажется им враждебным. Этот сад – самый лучший барометр политической погоды. – По губам Лакруа мелькнула улыбка. Мелькнула и погасла. – Сейчас он предвещает грозу. И это страшно.
– Но что мы можем сделать? Готовиться к войне?
– Это мы и делаем. – Наставник пожал плечами. – Мы увеличили армию. Мы заказали у гномов новейшие орудия. И это само по себе плохо, потому что эльфы ненавидят подземный народец. Но зато нет лучшего оружия против леса, чем гномьи катапульты. Впрочем, вы это знаете и без меня.
Он замолчал.
Карета неторопливо катилась через ночь.
– Будет война? – глухо спросил Леон.
Наставник посмотрел на него исподлобья.
– Хочется повоевать?
– Не знаю. – Леон ответил честно. – Я точно хочу одного: чтобы в пограничных деревнях люди не просыпались от криков, что доносятся из чащи. Чтобы дети не пропадали. Чтобы зима не превращалась в кошмар. Если есть какой-то способ добиться этого, кроме войны, я согласен, это прекрасно! Но если нет…
Лакруа молча смотрел в окно.
Глава 17
Во флигеле было душно. В камине горели дрова. Жак рассудил, что помещение, которым долго не пользовались, хорошо бы протопить, прогнать сырость и затаившийся в углах холодок. Решение верное, однако погода стояла жаркая, и дышать в доме было совершенно невозможно. Леон распахнул окна.
Пахло травами, летним садом.
Встревоженный разговорами с наставником, он сразу же вспомнил деревню. Поля. Запахи свежей земли. И то, как когда-то носил обеды отцу. Пыльная дорога…
– Ах, как это романтично, – насмешливо засмеялся кто-то в темноте. – Юноша в окне!
Леон вздрогнул, огляделся. Но в темноте сада никого не увидел.
– Но погодите, – продолжал голосок. – Разве не должно быть наоборот? Это девушка должна быть в окне, а юноша тайком вздыхать в саду! Куда катится мир?!
Голос был девичий. И Леон догадался.
– Кира?
– Он еще и слепой, – резюмировала девушка. – Слепая, лишенная малейшего романтизма деревенщина.
Она засмеялась.
– Что вы тут делаете? И где вы? – Леон высунулся из окна и тут же получил в лоб шишкой. Не больно, но обидно.
Кира залилась смехом.
– Я открою дверь, – пробормотал Леон.
– Нет-нет! – сказала девушка торопливо. – Неужели вы полагаете, что я ночью войду в дом к незнакомому человеку? Как самонадеянно! Какая наглость и нахальство!
Она снова фыркнула и сменила тон на заговорщицкий:
– Лучше вы выходите в сад.
– Я? Я… хорошо, сейчас.
Леон направился было вниз, но в открытое окно влетела еще одна шишка. Юноша снова высунулся.
– Не через дверь, – сказала Кира громким шепотом. – Прыгайте в окно! Какой вы глупый.
Леон, чувствуя, как гулко бьется сердце, перемахнул через подоконник. Приземлился на траву, ноги подкосились, он перекатился через голову. Встал, огляделся. Освещенные окна дворца давали слабый свет, который лишь подчеркивал темные силуэты деревьев.
– Кира? Где вы? – прошептал Леон.
Но девушка молчала.
Леон сделал несколько шагов, наткнулся на ветки. Чертыхнулся вполголоса.
Слева в темноте прозвенел серебряными колокольцами девичий смех.
– Какой вы неуклюжий.
Леон услышал ее шаги. Двинулся было за ней, но Кира остановила его:
– Нет-нет! Не ходите за мной… Вдруг я не одета!