Читать интересную книгу Отчий дом. Семейная хроника - Евгений Чириков

Если бы молодой царь обладал необходимыми для самодержца талантами, он умел бы, пользуясь советами этих двух мудрецов, взаимно отрицающих друг друга, найти свой собственный путь и утверждать свою самодержавную волю. Но такими талантами, при наличии всяческих человеческих добродетелей, молодой царь не обладал…

И самодержавный скипетр выпал из его рук и сделался игрушкой придворных партий, придворных льстецов и карьеристов, дворянской камарильи, прикрывшихся щитом патриотизма и верноподданничества аферистов. Два полученных в наследство от отца мудреца, Победоносцев и Витте, ценность которых в глазах молодого царя была уже взвешена в прошлое славное царствование, давали совершенно различные несовместимые советы. Значит, кто-то из двух мудрецов неправ, вводит в ошибку и заблуждение, кто-то из двух толкает на ложный шаг, может быть, сам того не ведая, а может быть, и с каким-нибудь умыслом… Душа царя, как вода в взбаламученном источнике, темнеет… А в мутной воде так удобно ловить рыбку! А рыбаков таких вокруг трона великое множество…

Всякому овощу свое время. Вероятно, и Победоносцев был когда-то весьма нужным и полезным государственным человеком. Но это время уже давно прошло. Победоносцев уже пережил самого себя, напоминал государственного старьевщика, государственного Плюшкина, собирающего и хранящего всю отжитую рухлядь прошлого столетия. Историки называли его «злым гением России». А между тем этот живой покойник не терял своего влияния на царя, его решения и поступки. В побуждениях своих, однако, этот первейший из «бегемотов» Его Величества был всегда чист и искренен и тем сильнее действовал своими советами на царя. «Золотой век» России для этого старца был в прошлом, и туда он упрямо направлял государственный корабль. Но колесо истории не вертится в обратную сторону, и этот «золотой век» Победоносцева и его ставленников был такой же утопией, как «социалистический рай» революционеров.

Другой царский советник, Витте, был чужд всяких утопий, как крайне правых, так и крайне левых. Это был человек большого государственного размаха и прозрения, человек европейской культуры. Как человек, он, конечно, был подвержен всем человеческим слабостям, и нет ничего мудреного, если ему, одинокому в душной придворной атмосфере из льстецов и карьеристов, нередко и самому приходилось в борьбе с ними прибегать к лисьей хитрости, менять «маски», двуличничать, чтобы не слопали враги, чтобы не утратить необходимого ему влияния на царя, чтобы если не прямо, то обходными путями вывести государственный корабль в открытое европейское плавание…

Друзей у него не было, а врагов — много, и надо удивляться, как при всех этих неблагоприятных для государственного творчества условиях этот умный человек так долго оставался непобедимым и не терял ни своего влияния на подозрительного царя, ни своего государственного значения…

Враги добились того, что царь охладел к нему, но обойтись без него он все-таки не мог: царь инстинктивно угадывал, что как бы там ни было, а все-таки этот подозрительный министр умнее всех его окружающих верноподданных!..

Поэтому нет ничего удивительного в том, что, как только революционный подъем в центрах и волна крестьянских бунтов, разливающихся по всему югу, стали снова угрожать государственному спокойствию и порядку, царь вспомнил письмо Витте о роли и значении крестьянского сословия в мужицком царстве и сделал Витте председателем «Особого совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности», в программу которого должен был войти и «крестьянский вопрос»…

Это было огромной государственной победой министра Витте.

Весть об этой победе с быстротой молнии облетела всю Россию, взволновала все классы и сословия, всю интеллигенцию и лицом к лицу поставила закоренелых врагов: ликующих либералов и омраченных консерваторов, передовую интеллигенцию из дворян и дворянскую «опору трона»…

В задачу Витте вовсе не входило тайных желаний угодить либеральной партии или подпакостить дворянской. Но вышло так, что он перенес праздник с дворянской улицы на широкую интеллигентскую. Передовые земцы особенно торжествовали и простили Витте его грех перед земским самоуправлением: его доклад царю о несовместимости самоуправления с самодержавием. Дворянская камарилья и ее ставленники с пеной бешенства на устах произносили имя Витте.

К счастью Витте, «мужик» словно почувствовал, что «господа» собираются решать его судьбы, и снова заговорил на своем антигосударственном языке. Едва успели сорганизоваться губернские и уездные комитеты «Особого совещания», как хлынула новая, небывалая еще по своей высоте и силе волна мужицких волнений, беспорядков и бунтов. Саратовская, Пензенская, Симбирская, Тамбовская, Тверская, Псковская, Ковенская, Подольская, Киевская, Херсонская, Черниговская, Воронежская, Полтавская и Харьковская губернии одна за другой или целыми группами загорались пожаром восстаний и грозили слиться в страшный всеобщий «жестокий и бессмысленный бунт»…

Этот грозный мужицкий голос, с одной стороны, обессилил партию Победоносцева, а с другой стороны, явился большим козырем в руках либералов и передовой и революционной интеллигенции…

Предвидел ли Витте рискованность своего предприятия? Вероятно, предвидел и шел на риск. Иного выхода из экономического и политического тупика, в котором очутилось государство, не было. Приходилось идти в атаку и брать позиции врага с бою…

Работа местных комитетов началась под воздействием исключительного общественного возбуждения и нервозности. А тут вдруг оглушительное событие в Петербурге: 2 апреля министр внутренних дел Сипягин убит бывшим студентом Балмашевым, выполнившим приговор Боевой организации революционеров…

Балмашев приехал в помещение комитета министров под видом адъютанта великого князя Сергея Александровича и, дождавшись в вестибюле прибытия министра Сипягина и подавая ему пакет от великого князя, убил из револьвера министра…

Надо сказать правду: передовые крути столичного и провинциального общества не столько испугались этого убийства, сколько втайне возрадовались. Конец рабскому молчанию! Хорошее предостережение зарвавшейся камарилье! Нужно было видеть радостные блуждающие огоньки в глазах оппозиционной интеллигенции, жадно хватавшей и читавшей газеты с описанием подробностей этого политического убийства!

С хорошим настроением отдавали они последний долг покойному министру, веселыми ногами шли на панихиду и на официальных собраниях говорили речи, полные лицемерного возмущения злодеянием преступника, и чтили память убитого вставанием и глубоким молчанием…

Радоваться, однако, было нечему: это политическое убийство дало большой козырь в руки побежденного было Победоносцева, придворным врагам Витте и всей «опоре трона». Они сумели запугать царя, освежить его подозрительность к реформатору и снова потянуть царя к попятному движению, к «золотому веку» невозвратного прошлого.

На место убитого Сипягина был назначен явный враг Витте, ставленник дворянской камарильи Плеве, а в августе того же года царь на маневрах под Курском отнял всякие надежды у передовой интеллигенции и крестьян на «Особое совещание», устроенное подозрительным министром финансов…

Царю представлялись депутации от дворян и крестьян многих бунтовавших губерний, и вот что сказал им царь.

Дворянам:

— Поместное дворянство составляет исконный оплот порядка и нравственной силы России, а потому его укрепление будет моей непрестанной заботой!

Крестьянам в лице волостных старшин и сельских старост:

— Весной во многих губерниях крестьяне разграбили помещичьи экономии. Виновные понесут заслуженное ими наказание, а начальство сумеет не допустить на будущее время подобных беспорядков. Напоминаю вам слова моего покойного батюшки: слушайтесь ваших предводителей дворянства и земских начальников и не верьте вздорным слухам! Помните, что люди богатеют не захватами чужого добра, а от честного труда, бережливости и своей жизни по заповедям Божиим. Передайте в точности, что я сказал, вашим односельчанам!

Губернские комитеты «Особого совещания» возглавились губернаторами, а уездные комитеты — предводителями дворянства.

Верховный председатель «Особого совещания» Витте особым письмом в комитеты предоставил им полный простор в изложении своих взглядов на современное положение сельского хозяйства.

Новый министр Плеве особым циркуляром губернаторам и предводителям дворянства приказал держаться в строго намеченных границах суждений. Сразу два диктатора. А где же самодержавие?

Два диктатора, оба облеченных доверием монарха. Два враждебных друг другу лагеря: один тянет Россию назад, другой — вперед…