Вскрикнув, Володя скатился с дивана, уронил на пол подушку и кинулся к окну. София возмущенно мявкнула, извернулась в воздухе и изящно приземлилась на все четыре лапы.
Дрожащими руками Володя рванул занавеску.
Все прежнее, знакомое. Ни облупленных стен, ни дырявого асфальта, ни автомобилей, которые в давешнем сне-видении громоздились один на другой, по очереди газуя в открытые окна.
Стены были выкрашены; подогреваемые дорожки чисто вымыты; личные машины ждали вызовов в гаражах, что, впрочем, бывало нечасто. Уж если даже заслуженные старики из дома напротив – выборный князь Арбузов и потомственный граф Румянцев ездили на работу в свои министерства на велосипедах, молодежи было бы неловко от них отставать. А для ленивых или желающих прокатиться далеко, вполне хватало воздушных и подземных трамваев, которые хоть иногда, в силу обычной русской расхлябанности, и опаздывали на одну-две минуты, в отличие от швейцарских, но зато ходили часто.
Дворник Семеныч сидел на лавочке и что-то выговаривал Витюше-пылесосу. Витюша, повесив манипуляторы, виновато моргал лампочками. Потом послушно чирикнул и покатился выполнять новую программу. Семеныч поднялся, огляделся по-хозяйски, видно, размышляя, кому из подчиненных еще устроить разбор полетов.
Володя перевел дыхание, задернул штору. Задумавшись, уселся обратно на кровать, обмотав ноги одеялом и размышляя, поспать пару часов до будильника, или ну его? Софья плюхнулась ему на колени, сперва настороженно косилась – не выкинет ли хозяин еще чего странное? – а потом успокоилась и замурлыкала, прижмурив блестящие зеленые глаза.
– А вот ты какая умница, – придумал вдруг Володя, почесывая ей пушистый подбородок. – И, правда, София!
Кошка дернула ухом, подозрительно приоткрыла глаз.
– Сейчас сразу все запишу, и начнем! – сообщил Володя.
* * *
На рассвете пили чай. Чай был скверный, одно название, остатки старого запаса, бережно собранные по уголкам жестяной царапанной коробки. Соломинки, труха и пыль, разве что только с запахом бывшей роскоши. Но хотя бы запахом прежней, нормальной жизни нужно было запить эту страшную ночь, чтобы не сойти с ума.
Старик Васильев высыпал на обрывок газеты горсть сухарей. Долго отряхивал от крошек костлявые узловатые пальцы. Его руки сильно дрожали, и поневоле зацепившись за них взглядом, Валериан тоже вздрогнул – под криво стрижеными ногтями чернели полоски земли. Конечно, это была не та самая земля, но все равно ему стало не по себе. А потом он заметил, что мальчик тоже смотрит на руки Васильева.
– Алеша, – позвал он ласково, чувствуя, как фальшиво звучит голос. – Ты чего все молчишь, а?
Мальчик не ответил. Он так и не произнес ни слова со вчерашнего вечера.
– А ну-ка, выпей горяченького, – Валериан протянул ему жестяную кружку, подождал ответного движения, потом насильно разжал маленькие кулаки и втиснул кружку в безвольные ладони. – Ну, гляди, ты холодный совсем, простынешь.
Пальцы у мальчика, и правда, были ледяными. Они послушно сжались на горячей кружке, но безучастный взгляд – будто сквозь стариков – не изменился.
Вздохнув, Валериан взял свою кружку, шумно хлебнул, захрустел сухарем. Некоторое время старики пили чай молча, потом Васильев сказал:
– Дождь-то вроде кончился, ась?
– Не стучит, – согласился Валериан.
– Только света все не видать.
– Не видать, – подтвердил Валериан.
И кашлянул, вдруг почему-то смутившись под взглядом мальчика.
– А пойдем-ка, покурим, Артем Васильич, – предложил он Васильеву. – Нечего нам тут на мальца дымом дышать, он вон какой бледный.
Они вышли из сторожки, прикрыли дверь.
– Он за нами ходил, – тихо сказал Валериан. – Я видал.
– Вот беда, – охнул Васильев. – Беда…
– Тише ты, Васильич. Молчи теперь. Я велел ему ждать, а он… Что я мог?
Васильев повертел самокрутку в дрожащих пальцах, покачал кудлатой седой головой.
– Темно было, – неуверенно сказал Валериан. – Что он видел? А? Может…
– А ты спроси.
– А если видел? Если он сам меня спросит, что я скажу?
Васильев вздохнул, опять покачал головой. Отвернулся, сгорбив худые плечи, прикурил. Пробормотал очень тихо:
– Не годится такое детям видеть. И молодым – не годится. Нам, старикам, кладбищенским псам, и то – не годится. Сколько мы с тобой уже на свете живем, ась? И не видали. И лучше нам бы с тобой помереть было раньше, чтоб не видать этой ночи.
– Что же это такое творится, Васильич, – беспомощно спросил Валериан, – такое, что никому не годится видеть? Как же они это самое делают, а?
– Время такое, – пожал плечами старик. – Поганое время, Валера.
– Да будет ли теперь другое? После того, что сейчас, может разве быть что другое?
Они замолчали, вдыхая едкий густой дым, смаргивая слезы и глядя мимо друг друга. Старые, слабые и беспомощные, случайно, по прихоти судьбы угодившие на излом времени – в рваную воспаленную рану, полную крови, грязи и боли.
– Мальчика жалко, – тихо сказал Валериан.
– Откуда он у тебя взялся-то, Валера? Все хотел спросить, да как-то…
– Не знаю. Пришел, – вдруг улыбнулся Валериан. – Слышу как-то ночью – шаги. Я дверь открыл, а он стоит вон там, на дорожке. И смотрит на меня. Я сперва испугался даже.
– Да ладно.
– Ну. Мальчик, на кладбище, среди ночи. Чистенький такой, в костюмчике. Луна светит, лицо бледное.
– Да ладно, – хмыкнул Васильевич.
Но ему вдруг самому стало жутковато. В призраков он верил твердо, хотя ни разу их не видал, несмотря на двадцать лет работы кладбищенским сторожем. Он считал, что призраки являются исключительно по делу, а не для баловства. А потому честному человеку, который перед покойниками ни в чем не виноват, бояться их не следует. Разве что покойник сам по недомыслию и незнанию чего перепутает, но, понятно, это тоже дело крайне маловероятное.
– И вот. А он мне взял и улыбнулся. И я понял, что ничего он мне худого не сделает, раз так улыбается. Я у него спросил – мол, ты чего тут? Заблудился? А он так вроде подумал и кивнул. А я ему – тебя как звать, Алеша? Он опять так вроде подумал и кивнул.
– Почему Алеша?
– Ну… – Валериан почему-то смутился. – Да внук у меня был. Помер. И я…
– А ведь похож, – вдруг перебил его Васильев, который ни разу не видел сгинувшего внука своего приятеля. – И правда похож…
* * *
– Ну, Володя, ты давай покороче. И по существу, – велел князь Туманов своему приятелю и подчиненному. – Ты у нас гейм-дизайнер или я?
– Игровед, – обиделся Володя, не терпевший новомодные иностранные словечки.
– Ну, игровед. Поведай, что ты там наведал.
– Вот, значит. Я проработал негативный сценарий.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});