Я старался держать его подальше от стола, все время быть между ним и столом. Я знал, что там находятся кнопки для самозащиты и нападения, я понял это еще в прошлый раз по лихорадочным движениям его рук и стремлению приблизиться к столу.
— А почему Хензег преследует вас? Кто он? Ученый или…
Зибель огляделся. Экраны на стенах молчали. Не было видно контуров тайной двери, ни один звук не проникал в кабинет. Все спали. Зибель знал, что у него есть время. И не спешил. Опять как кошка с мышью. Ну что же, мне нужно просто следить за его руками и не подпускать его к столу.
— Хензег? Ученый, конечно, он много знает. И много может. Но его задача следить за вами, за нами, за всеми. И в случае опасности ликвидировать…
— Но ведь вместе с нами погибнете и вы, доктор Зибель?
Зибель засмеялся, в его смехе было что-то демоническое, у меня по спине забегали мурашки.
— Зибель никогда не погибнет, запомни это! Зибель никогда не раскрывает всех своих карт и всегда держит в запасе путь к отступлению. Свой путь. Знаю, что Хензег следит за мной, но я постоянно ускользаю. Когда мы строили эту базу, Хензег был еще ребенком и мочил пеленки, но уже тогда я знал, что обязательно появится кто-то вроде Хензега, они есть всегда, и я сделал кое-что, известное только мне. Понимаешь? Если я почувствую серьезную угрозу, я выберусь наверх. Возьму с собой одного из вас и начну все сначала. Наша нация терпела поражения и воскресала из пепелища, потому что всегда были такие, как я…
— Возьмите меня с собой! Ведь и я…
— Нет, мой мальчик. Я возьму одну из девушек. Я уже сделал выбор. А ты чересчур много знаешь. Твой отец тоже слишком много знал. И умер. У него были странные представления о науке, он думал обо всем человечестве. А человечество никогда не было чем-то единым. И не будет. Чтобы им властвовать, нужно разделять.
Я ненавидел его.
— Только одного я не могу понять: почему вы не создали новую Елену Зибель? Почему не создали новую Елену? Почему не создали…
Он направился ко мне. Будь у него что-то в руках, он ударил бы меня. Он задыхался, его лицо горело, глаза пронзили меня насквозь, что-то во мне дрогнуло, зазвенело, но я не двигался и не сделал ни шагу назад, я смотрел на него, смотрел в упор на страшного, старого, непобедимого Зибеля, ускользающего отовсюду и при любых обстоятельствах. Мне было его жалко. И вместо того чтобы убить его, раздавить… Вместо того… Его красное лицо извергало пламень.
— Ах ты, наглый, грязный клонинг!
И Зибель сам рухнул на пол у моих ног.
10
Я бросился бежать и остановился только в коридоре. Оставаться здесь было опасно. Нужно как можно скорее смешаться с другими. Доктор Зибель в любую минуту мог прийти в себя. Я глубоко вздохнул и медленно, спокойно зашагал по коридору. Мне навстречу шел Хензег. Он изучающе посмотрел на меня и, посторонившись, дал возможность пройти. Я не выдержал и обернулся. И Хензег обернулся. Понял ли он, что я вышел из кабинета Зибеля? На его глазах я вошел в свою комнату. Когда я снова вышел, в коридоре уже никого не было. Внимательно оглядевшись по сторонам, я проскользнул в комнату напротив.
— Сегодня ночью я жду девушку, но как-то неважно себя чувствую. Если хочешь…
Он хотел, глаза его блестели. Мне было ужасно его жалко, и я задержал его в дверях. Я рассказывал ему о своей работе, расспрашивал о его, а он нетерпеливо посматривал на часы. Я не имел права на жалость. В последний раз я пожал ему руку.
— Спасибо тебе, дружище.
Он не понял, за что я его благодарил. Я увидел в дверях его расправленные плечи, нетерпеливые плечи… И больше ничего.
В эту ночь я не сомкнул глаз. Сидел за столом и читал потихоньку вынесенную из библиотеки книгу: «…одни становятся убийцами, других убивают…»
Послышались шаги девушки. Сквозь щель слегка приоткрытой двери я увидел ее изящную спину, на которую темной волной падали длинные волосы, нежный изгиб локтя, красивую щиколотку.
«…Человек придумывает страшные вещи, чтобы раздавить человека…» Не нужно больше читать. Мне хотелось вскочить, бить кулаками по стене, выкрикнуть правду. Не было смысла. Я продолжал читать…
«Если у людей есть мертвец, они его ценят. Если нету — они стремятся обзавестись мертвецом».
Зажав голову руками, я ходил взад и вперед по чужой комнате, пропитанной чужим присутствием. С этой ночи она станет моей комнатой. Я осмотрелся. Такая же кровать. Такой же стол. Такой же абажур. Такой же книжный шкаф. Даже книги такие же. Такое же одеяло в клетку. У меня не было выбора. У меня на пути стоял Хензег.
Часа через два Вега выскочила из комнаты, растрепанная, испуганная, готовая кричать. Оставив дверь широко распахнутой, она побежала по коридору. Я на цыпочках прокрался в комнату. Все было точно так, как я себе это представлял. Клонинг лежал на спине, глядя в потолок неподвижными мертвыми глазами и сжимая одеревеневшими пальцами покрывало. Я окаменел от его неподвижности: впервые в жизни я видел труп. Дрожащими руками я снял с него браслет с номером и надел ему свой. Имело ли это смысл? Не знаю, просто мне хотелось уничтожить всякое подозрение. Скоро должны за ним прийти. Я незаметно вернулся к себе. Меня била дрожь, пол под ногами раскачивался, в ушах гудели сирены; руки продолжали трястись. В коридоре началось какое-то движение, послышались шаги, шепот, хлопанье дверей, приглушенный разговор, а потом снова наступила тишина. В этой страшной тишине я метался и шептал:
— Мы не должны позволять убивать себя.
Мне казалось, что прошла целая вечность, прежде чем наступил рассвет.
11
На следующий день, несмотря на траурную одежду, Зибель выглядел веселым и уверенным в себе. Не поднимая головы, я наблюдал за ним сквозь опущенные ресницы. Войдя в аудиторию, он скользнул взглядом, в котором ощущалось превосходство победителя, по нашим одинаковым лицам. Повернувшись к нам спиной, он начал раскладывать наглядные пособия, а мне хотелось крикнуть ему: «Не торопитесь, доктор Зибель!», но когда через минуту я встретился с ним взглядом, я опустил глаза. Мне казалось, что мои глаза выдают меня, что в моем взгляде сквозят с трудом скрываемые ненависть, гнев, ярость, а этого никто не должен заметить. Как мучительны были для меня эти занятия! Чужой браслет жег мне запястье, врезаясь в него, ладонь горела от ощущения последнего пожатия, перед глазами у меня стояли неподвижные, остекленевшие глаза покойного. В них было удивление, а в одеревеневших пальцах чувствовалась такая жажда жизни, что я готов был убить Зибеля. Не так я должен был поступить. Стоило мне закрыть глаза, и я видел гигантские пространства, населенные одинаковыми экземплярами, одинаково умными, тщеславными и холодными. Мне становилось страшно. Это может привести к жесточайшей борьбе, какую только знает природа, к борьбе не между видами, а внутри вида. Неужели доктор Зибель этого не понимал?