Отражения в стекле дрогнули, и Магнус увидел Золотой Трон, окутанный множеством молний. А на троне отчаянно вопил обгоревший и истерзанный труп некогда могущественного существа.
— Вот какая судьба была тебе уготована, — сказало зеркало. — Навеки быть прикованным к машине, в которой заключена душа Императора, и испытывать невыносимые мучения ради его эгоистичных целей. Смотри и познай истину.
Магнус попытался отвести взгляд, но не сумел превозмочь ужас от увиденной картины.
— Почему я должен верить каждому твоему слову?
— Твоя судьба и так тебе известна. И зачем мне что-то приукрашивать? Загляни в варп и поищи своего врага. Он и его боевые псы уже в пути. Если не веришь мне, поверь себе.
Магнус закрыл глаз и бросил свой разум в потоки Великого Океана. Его волнение сегодня было особенно сильным, и ревущие валы вздымались с отчаянной яростью. Повсюду царил хаос, и лишь один узкий проход оставался спокойным. В нем Магнус уловил отзвуки множества душ.
Он сосредоточился на этой жизненной силе и увидел, в каком обличье идет к нему судьба.
В душе закипел неудержимый гнев. Глаз открылся, и под действием этой примитивной и прозаической ярости руки Магнуса окутались ослепительно-белым пламенем, вся комната мгновенно заполнилась огнем, превращая любые предметы в золу. Ярость примарха испепеляла не только дерево и бумагу; все, что осталось после недавнего приступа отчаяния, уничтожил его гнев.
Над вершиной пирамиды взметнулся столб ревущего огня, и на землю посыпались осколки лопнувших стекол. Огненная колонна, затмившая светильник на вершине пирамиды Пирридов, приковала к себе все взгляды в Тизке.
Только «Книга Магнуса» осталась нетронутой, и ее страницы не пострадали от смертоносного жара.
От зеркала тоже ничего не осталось, кроме пузырящейся лужицы расплавившегося стекла.
— Ты можешь его уничтожить, — сказало исчезающее отражение в жидком стекле. — Скажи только слово, и я разбросаю их корабли, так что они никогда не отыщут друг друга.
— Нет! — крикнул Магнус и упал на колени, уронив голову на руки. — Никогда!
Магнус не помнил, сколько прошло времени, но вдруг услышал, как дверь в его покои распахнулась настежь. Подняв голову, он увидел в дверях Утизаара, ошеломленного видом разгромленной комнаты. За спиной Утизаара выстроился отряд Тайных Скарабеев. Визор каждого воина пересекала вертикальная полоса, закрывавшая правую линзу шлема.
Магнус слышал об этой традиции, появившейся после Совета в Никее, но видеть перед собой свидетельство их преданности было непереносимо больно.
— Утизаар, — сквозь слезы заговорил Магнус, — убирайся отсюда!
— Мой лорд! — воскликнул Утизаар, бросаясь к Магнусу.
Магнус предостерегающим жестом поднял руку. После всего, что он увидел, после всего, что сказал ему чудовищный бог варпа, он боялся, что не сдержит своего горя.
Его мрачные мысли сокрушительным ударом обрушились на Утизаара. Магнус старался скрыть их от молодого телепата, но было слишком поздно. Утизаар все узнал.
— Нет! — крикнул Утизаар, содрогаясь от мучительной агонии предательства. — Этого не может быть! Ты... Это правда? Скажи, что это не так. Что ты сделал... Что теперь будет...
Магнус ощутил тяжесть на сердце и проклял себя за такую непростительную оплошность.
— Это правда, сын мой. Все правда.
Он видел, как взглядом Утизаар умоляет его сказать, что это была шутка или какое-то жуткое испытание. Как бы ни хотел Магнус уберечь своих сыновей от грехов их отца, он ничего не мог поделать. Он так долго обманывал себя и своих воинов, что не мог пренебречь этим последним шансом открыть истину.
И не важно, какими будут последствия.
— Надо предупредить Легион, — прошептал Утизаар. Развернувшись на месте, он принялся отдавать приказы Тайным Скарабеям: — Мобилизовать Гвардию Шпилей Просперо и перевести флотилию на военное положение. Объявить призыв среди гражданского населения, не способных воевать срочно эвакуировать в Отражающие пещеры.
Магнус тряхнул головой, и перед Утизааром и его воинами возникла непреодолимая стена, преградившая выход из обгоревших покоев примарха.
— Мне жаль, Утизаар, очень жаль, — сказал Магнус. — Но я не могу позволить тебе этого сделать.
Утизаар начал поворачиваться к нему, но Магнус, не дожидаясь, пока сын посмотрит ему в глаза, лишил его жизни.
Глава 26
ХОРОШИЙ УЧЕНИК
МОЯ СУДЬБА В МОИХ РУКАХ
РАССРЕДОТОЧЕНИЕ
В воздухе ощущался сильный привкус соли. Устойчивый бриз приносил его с моря, и Лемюэль, вспомнив о просторных побережьях Нордафрики, ощутил резкий укол ностальгии. Вода давным-давно ушла от его дома, но обнажившееся дно и запахи долго еще напоминали о море.
Он тряхнул головой, прогоняя воспоминания. Сегодня ему потребуется концентрация всех сил.
В порту Тизки было полно народу: потные грузчики, водители, сервиторы и механики подъемников. До старта «Киприа Селена» с орбиты оставалось четыре часа, и последние приготовления к отправке корабля шли полным ходом. Грузовики, танкеры с водой и горючим, тележки с багажом осторожно передвигались по многолюдной площадке, и звуковые сигналы едва не заглушали гул двигателей.
Пассажирские и грузовые шаттлы, доставлявшие последние партии грузов, пассажиров и членов экипажа, с пронзительным воем взмывали вверх и наполняли воздух запахом раскаленного металла. На поверхности Просперо осталось лишь несколько мелких судов, и предстартовое волнение достигло предела.
Нервы Лемюэля натянулись, как тетива лука. По всей территории порта расхаживали патрули Гвардии Шпилей Просперо, а дежурные администраторы проверяли и перепроверяли пропуска и разрешения.
Рядом с Лемюэлем, скромно сложив перед собой руки, шла Камилла в длинном изумрудном платье с низким вырезом и черным кружевом по рукавам и корсажу. Она долго отказывалась надевать наряд аристократки, но Лемюэль сумел ее убедить, что спутница пожилого патриция не может появиться в другой одежде.
А пожилой патриций в этот момент полулежал в своем паланкине, украшенном шелковой парчой и бархатными занавесями, украденными в доме, где они жили. Махавасту Каллимак, одетый в изысканный костюм, печально опустив голову, постукивал эбонитовой тростью по витым стокам паланкина и совершенно не был похож на высокомерного аристократа с Терры.
Только Лемюэль был избавлен от необходимости прибегать к маскировке. Он остался в одежде летописца и представлялся личным писцом Махавасту и евнухом Камиллы. При планировании проникновения на борт «Киприа Селена» эта последняя деталь вызвала у друзей немало насмешек, правда, самому Лемюэлю было не до смеха.