придерживали вопросы – в том числе и в собственном уме – до того момента, пока на них не смогут ответить напрямую. Этот язык вовсе не сложен. Я сам выучил основы, когда решил, что это не так уж трудно. Когда я впервые попробовал выучить его, мне подкинули множество сбивающих с толку данных – фальшивых! Например, на самом деле в нем не больше вариативности в названиях предметов, чем в английском или турецком! Как только я отсеял ложную информацию…
– Но зачем? Зачем они это делают? Что надеются получить?
– Планету, разумеется. Если мы вернемся домой и сообщим, что здесь есть высоко цивилизованные аборигены, Земля потеряет интерес к Троаде, и их собственный народ сможет массово сюда переселиться. Тогда для нас будет слишком поздно, они захватят планету, и мы не сможем их выгнать.
Гуммус-лугиль поднялся. Его лицо было мрачным; его точка зрения по многим вопросам изменилась за несколько минут.
– Хорошая работа, Джон! Я практически не сомневаюсь, что ты прав. Но… думаешь, они собираются нас убить?
– Нет. Вспомни, они спасли Иоава и Фридриха, которых вполне могли бросить умирать. Я не думаю, что они убьют нас – если только не заподозрят, что мы знаем правду. Наш неблагоприятный отчет дома будет иметь для них большую ценность, чем наше исчезновение.
– Что ж… – Гуммус-лугиль ухмыльнулся, его белые зубы яростно сверкнули на широком смуглом лице. – Тогда все просто. Будем подыгрывать им, пока не вернемся в лагерь, а там расскажем…
– Все не так просто, Кемаль! Эвери с ними заодно!
Глава 16
На этот раз инженер промолчал, ожидая продолжения, но его рука опустилась к пистолету на поясе.
– Эвери… милый старина Эд Эвери, – сказал Лоренцен с болезненной усмешкой. – Он подделал все эти языковые данные. Он давал ответы на наши вопросы. Он выучил рорванский и сидел по ночам, болтая с ними… – Астроном пересказал разговор, который подслушал.
– Хочешь сказать, случай с «Да Гамой»… имеет отношение к нам? – сиплым голосом спросил Гуммус-лугиль.
– Это логично, разве нет? Первая экспедиция исчезает. Вторая сталкивается с чередой проблем, которые заставили бы отказаться от всей затеи кого угодно, кроме фанатиков вроде директоров Института. Правительство помогает набрать членов экспедиции – и мы получаем самую скверно отобранную, конфликтную и недееспособную команду, что когда-либо выходила на корабле в космос. Эвери выполняет функции психмена – и не делает ничего, чтобы сгладить конфликты. Эвери также занимает официальный пост, является одним из советников, на которых все больше полагаются люди и парламент… А когда мы, вопреки всему, справляемся с неприятностями, появляются рорваны. И если мы вернемся домой, и наш отчет о Троаде не будет неблагоприятным… остается исчезновение «Да Гамы»!
Они стояли друг напротив друга, их лица блестели от пота. Оба тяжело дышали, Лоренцен снова начал дрожать.
– Но правительство… – почти простонал Гуммус-лугиль.
– Это не официальное правительство. Парламент действует у всех на виду. Но психократы, советники, тихая, неприметная сила за троном… их люди повсюду. Одного патрульного корабля, команда которого целиком и полностью предана своему делу, было бы вполне достаточно, чтобы разделаться с «Да Гамой». И с нами.
– Но почему? Господь Всемогущий, почему?
– Я не знаю. И, быть может, никогда не узнаю. Но можно представить себе цивилизацию старше нашей… быть может, рорваны – истинные повелители галактики, может, земные психократы – их инструменты, а может, и те и другие – марионетки какой-то другой планеты. Они не хотят, чтобы человек летал к звездам.
Вновь повисла тишина: они думали о миллиардах солнц и великой ледяной темноте между ними.
– Ладно, – сказал Гуммус-лугиль. – Что мы можем сделать? Сейчас?
– Я не знаю, – потерянно ответил Лоренцен. – Может, нам следует выждать, выиграть время, пока не удастся застать капитана Гамильтона одного и поговорить с ним. С другой стороны, времени нам могут не дать.
– Верно. Может произойти что угодно. Если кто-то – что-то – узнает, что мы догадались… А может, рорваны не дадут нам шанса, может, они решат не рисковать – вдруг мы догадаемся по пути домой – и нанесут удар, пока Гамильтон ничего не подозревает. – Гуммус-лугиль посмотрел на приемопередатчик, стоявший в углу. – Сомневаюсь, что нам удастся связаться с ним отсюда. Вероятно, в этих пещерах достаточно металла, чтобы нас экранировать. Придется выйти наружу.
– Хорошо. – Лоренцен взял свою винтовку. – Сейчас – вполне подходящий момент.
Робомониторы в лагере запускали сигнал тревоги и начинали запись, когда приходил сигнал от переносной установки.
Астроном снова выглянул на улицу. Ничто не двигалось; царило молчание, кладбищенская тишина. Под яростный стук своего сердца он гадал, смогут ли они выйти, связаться с лагерем и вернуться незамеченными.
Но если и нет… придется рискнуть. Рискнуть получить пулю в живот, как бы он ни боялся. Запах собственного пота забивал ему ноздри, он с трудом сдерживал дрожь, но некоторые дела надо было делать. Речь шла не только о владении Троадой. Солнечная система, все человечество должно узнать своих тайных хозяев – иначе Джону Лоренцену не найти покоя до конца жизни.
Гуммус-лугиль просунул руки в наплечные ремни приемопередатчика и, крякнув, выпрямился. В руке он держал винтовку, из-за пояса торчал нож. С приготовлениями было покончено, теперь игра шла всерьез.
Они вышли на улицу. Посмотрели на занавешенный вход в соседнюю квартиру: там был Эвери. Хорошо было бы захватить с собой Торнтона и фон Остена, но они не могли рисковать разбудить человека, или существо, или тварь, называвшую себя Эдвардом Эвери.
Мимо длинного ряда дверных проемов, приглушенные шаги кажутся оглушительными; из главной пещеры, медленно вверх, по безмолвному пустому туннелю, к открытому небу.
Из бокового коридора вышел рорван. У него был мушкет, и он прицелился в землян. Желтые глаза вспыхнули внезапной тревогой, и он выпалил вопрос:
– Куда вы направляетесь?
Лоренцен хотел было ответить, но сдержался; предполагалось, что он не знает языка. Он улыбнулся, раскинув руки, и шагнул к рорвану. Мушкет дрогнул. Если они были ничего не подозревающими гостями… Затем рорван принял решение и жестом велел им идти назад.
– Ну конечно, – с горечью прошептал Гуммус-лугиль. – А завтра нам скажут, что это было для нашего же блага, что снаружи водятся опасные животные… Подойди к нему, Джон. Не угрожай, но поспорь с ним.
Лоренцен кивнул. Он подошел совсем близко, так, что мушкет едва не уперся ему в живот.
– Послушай, – терпеливо сказал он, – мы просто хотим прогуляться. Ты что-то имеешь против? Мы хотим пройтись, ты, блохастое отродье приблудного бродячего кота.
– Нет! – рявкнул часовой и попытался оттолкнуть его.
Потом Гуммус-лугиль оказался за спиной Лоренцена. Он протянул руку, схватил