Читать интересную книгу Яковлев А. Сумерки - Неизвестно

Напряжение нарастало. Крючков направляет Горбачеву пространное письмо «О политической обстановке в стране». Он упрекает президента, что «политика умиротворения аг­рессивного крыла «демократических движений»... позволяет псевдодемократам беспрепятственно реализовать свои за­мыслы по захвату власти и изменению природы обществен­ного строя». Перечислив «ужасы», которые идут от демо­кратов, Крючков предложил: «Учитывая глубину кризиса и вероятность осложнения обстановки, нельзя исключать воз­можность образования в соответствующий момент времен­ных структур в рамках осуществления чрезвычайных мер, предоставленных президенту Верховным Советом СССР».

Практически это письмо являлось политической програм­мой мятежников августа 1991 года, подготовкой к введению чрезвычайного положения, ко всему тому, что уже практиче­ски готовилось в КГБ. Будущие путчисты и большевистская печать под руководством группы Крючкова все громче и громче голосили о кознях империализма, деятельности ЦРУ, «агентах влияния» и т. д. Мне до сих пор представляется очень странным, что Горбачев никак не реагировал на подоб­ные действия людей из его «команды». Видимо, он надеялся, что заключение Союзного договора положит конец антире- форматорской активности, уберет их вдохновителей с поли­тической арены. Трагический просчет.

17 июня в Ново-Огареве завершал работу подготовитель­ный комитет по подготовке проекта Союзного договора. В тот же день состоялось закрытое заседание Верховного Совета СССР. На нем выступили премьер-министр Павлов, министр обороны Язов, министр внутренних дел Пуго, пред­седатель КГБ Крючков. Они уже знали о том, что не будут в составе нового правительства, поскольку Крючков подслу­шивал ход заседания президентов союзных республик в Но- во-Огареве, на котором обсуждались и кадровые вопросы.

Я не пошел на это заседание Верховного Совета, посколь­ку ничего интересного не ожидал. Но ошибся. Кто-то из дру­зей позвонил мне и сообщил, что, судя по выступлениям, пахнет переворотом. Я тут же позвонил Горбачеву и расска­зал ему о содержании выступлений. Горбачев ответил, что он дал санкцию на выступление только Павлову и удивлен, что оно сделано в таком духе. Добавил, что о выступлениях «си­ловиков» он слышит впервые.

Ораторы фактически обвинили президента в действиях, противоречащих интересам СССР. Язов сказал, что совет­ские войска в результате политики Горбачева и Шеварднадзе выводятся из Германии, Венгрии, Польши «в чистое поле», что из-за намерения Горбачева сократить армию на 500 ты­сяч человек из Вооруженных сил уволено 100 тысяч офице­ров, многие из которых не выслужили пенсию. Он заявил, что если дело пойдет так и дальше, то «Вооруженных сил у нас скоро не будет». Пуго сообщил депутатам о росте пре­ступности, усилении межнациональных конфликтов, о том, что только за год — с 1 августа 1990 года — МВД изъяло свы­ше 50 тысяч единиц огнестрельного оружия, тонны взрыв­чатки. Ответственность за это Пуго возлагал на политиче­ское руководство страны. О своей ответственности и ответ­ственности руководства армии за разбазаривание оружия он даже не упомянул.

Крючков зачитал депутатам письмо Андропова, направ­ленное в Политбюро еще 24 января 1977 года, которое назы­валось «О планах ЦРУ по приобретению агентуры среди со­ветских граждан». В письме, в частности, говорилось:

«Американская разведка ставит задачу осуществлять вербовку агентуры влияния из числа советских граждан, про­водить их обучение и в дальнейшем продвигать в сферу уп­равления политикой, экономикой и наукой... Руководство аме­риканской разведки планирует целенаправленно и настойчи­во, не считаясь с затратами, вести поиск лиц, способных по своим личным и деловым качествам в перспективе занять административные должности в аппарате управления и вы­полнять сформулированные противником задачи».

Известно, что Генеральная прокуратура в свое время официально запрашивала службу внешней разведки о том, какими данными она располагает об «агентах влияния». Эта служба ответила, что подобных фактов не обнаружено. Да и сочинители этого тезиса отлично знали, что они грубо бле­фуют. Им надо было внедрить в общественное сознание те­зис, что российские преобразования — дело рук Запада, особенно его спецслужб. Сейчас этот тезис порядком изно­сился, однако политические спекулянты продолжают обли­зывать его.Будущих мятежников активно поддержала фракция «Со­юз». Таксист из Харькова кричал: «Долой Горбачева и мафи­озную группу, которая его окружает». В эту группу, по его мнению, входили Яковлев, Шеварднадзе, Аганбегян. Сажи Умалатова потребовала лишить президента дополнительных полномочий и передать их правительству. У вице-президента Янаева спросили: знает ли о сути дискуссии Горбачев? Янаев заверил, что Горбачев «в курсе вопроса и не видит здесь ни­какого политического подтекста».

Михаил Сергеевич пришел на заседание только на сле­дующий день. Выступил. Остановился на речи Павлова и су­мел дезавуировать ее, но дальше не пошел, хотя у него была прекрасная возможность убрать еще до мятежа эту органи­зованную группу заговорщиков, продемонстрировав тем са­мым, что в стране есть власть и дееспособный президент. Ничего подобного предпринято не было, что и вдохновило сталинократию на активную подготовку к захвату власти.

Глава четырнадцатая

ПОСЛЕДНИЙ СЪЕЗД КПСС

У XXVIII съезда была возможность решительно распрощать­ся со сталинизмом и сталинократией. Но и в новых условиях партии недостало ни здравого смысла, ни предвидения, что­бы влиться в русло реальной жизни. И, в сущности, не выгля­дит парадоксальным, что после съезда партийная элита яв­но поехала в еще более реакционную сторону. В процессе са- мопожирания и одновременно в борьбе за выживание пар­тийная и чекистская номенклатура в 1991 году пошла на антигосударственный мятеж, что привело к хаотическому распаду страны и деформировало процесс эволюционного развития России по пути демократии.

Автор

Последний съезд КПСС уже забыт обще­ственностью, как и многие остальные, кроме, пожалуй, XX съезда и доклада на нем Хрущева. А зря забыт — это был предсмертный съезд партии, многолетнее царствование которой привело к трагедии России, её отсталости. Нет смысла докучать читателю рассказом обо всех съездах, в ко­торых я участвовал, в том числе и в их подготовке. Они в принципе похожи друг на друга. Стоит, пожалуй, упомянуть вкратце только о XXVII съезде и XIX партконференции.

XXVII съезд — первый времен Перестройки. Он работал с 25 февраля по б марта 1986 года. Не прошло и года после того, как состоялся апрельский (1985) Пленум ЦК КПСС, ко­торый был весенней ласточкой, возвестившей начало прак­тических изменений в жизни страны. Но когда сегодня чита­ешь стенограмму XXVII съезда, складывается впечатление, что в стране ничего серьезного еще и не произошло, что по земле гулял лишь легкий ветерок надежд.

Этот упрек отношу и к себе. Дело в том, что именно я воз­главлял рабочую группу по подготовке Отчетного доклада. Михаил Сергеевич решил на этот раз отдохнуть зимой в Пи­цунде, недалеко от Сочи, часто звонил мне, спрашивал, как идут дела с подготовкой доклада. Наконец пригласил к себе на юг. Погода там была прохладная, мы сидели в летней раз­девалке на берегу моря, в домашних одеждах, укрытые пле­дами и... спорили, без конца спорили. Я с улыбкой вспоми­наю те уникальные дни. Хмурая погода, по небу куда-то то­ропятся облака, на берегу плещутся сердитые волны, ветер порой забегает и к нам. И сидят в дощатой постройке люди и маются над каждым словом, каждой фразой, отстаивают свои предложения. Доходило и до мелких ссор. Но все схо­дились в одном — докладу предстоят серьезные испытания. Надо было умудриться пройти по тонкой проволочке слож­нейшего времени, причем без страховки.

Не могу не вспомнить две заключительные строчки из стихотворения Высоцкого «Мой Гамлет»:

...А мы все ставим каверзный ответ. И не находим нужно­го вопроса...

И вопрос, и ответ Перестройка все-таки нащупала в при­знании универсальности общечеловеческих ценностей, вне­ся огромный вклад в демократическую эволюционную рево­люцию.

Свои короткие рассуждения о самом XXVII съезде я нач­ну, пожалуй, с выступления Бориса Ельцина. Оно было похо­же на все другие, но именно его хочу процитировать, чтобы показать образ мышления и настроения верхушки власти то­го времени.

Борис Николаевич начал свою речь со следующих слов: «На одном из съездов партии, где были откровенные докла­ды и острые обсуждения, а затем делегаты выразили под­держку единства, Владимир Ильич Ленин наперекор скепти­кам с воодушевлением воскликнул: «Вот это я понимаю! Это жизнь!» Много лет минуло с тех пор. И с удовлетворением можно отметить: на нашем съезде снова атмосфера того большевистского духа, ленинского оптимизма, призыва к борьбе со старым, отжившим во имя нового. (Аплодисмен­ты.) Апрельский Пленум ЦК КПСС, подготовка к XXVII съез­ду, его работа идут как бы по ленинским конспектам, с опо­рой на лучшие традиции партии. Съезд очень взыскательно анализирует прошлое, честно намечает задачи на 15 лет и дает далекий, но ясный взгляд в будущее».